Безумные затеи Ферапонта Ивановича - Югов Алексей (читать полные книги онлайн бесплатно txt) 📗
Я различал мелкие-мелкие росинки пота, выступившие в ложбинке между полными ее грудями возле шнурка крестика. Мне не верилось, не верилось, что Аграфена не чувствует, что я смотрю на нее.
Было мгновение, когда я каждой клеточкой своего тела знал, что если я лягу возле нее и прижмусь к ней, то она не прогонит меня, и все-таки я ушел. Ушел из-за гнусного ребячьего страха перед отцом. Может быть, это был не только страх перед отцом, а вообще тот темный бессознательный трепет перед запретным, тот страшный груз, который с детских лет отягощает душу каждого из нас.
Мне это дорого стоило. Во мне как будто сломалось что-то.
В эту ночь я долго не мог уснуть. И, уснувши, увидел сон об Аграфене. Она всходила на крылечко, неся в руках беремя дров. Ей было тяжело. Одно полено упало. Я подбежал и подал его ей. Ее искаженное надсадой лицо оскалилось в мою сторону.
— Мне тяжело. Неси ты! — крикнула она.
Я проснулся...
Ферапонт Иванович оборвал свой рассказ.
— Ну, что же вы? — спросила Елена.
— Я... да так... думаю просто... Может быть, вам надоело меня слушать? — спросил он.
— Нет.
— Тогда хорошо... Потом, значит, была гимназия... Древнегреческий и латинский язык, частый онанизм и редкие и несмелые вначале визиты к проституткам... Университет внес мало изменений, — шире, пожалуй, стал размах. Нечего было говорить, что мне было не до науки. Временами я вдруг ясно осознавал, что иду к гибели, гнию заживо, но сейчас же старался не думать об этом.
Я погиб бы, конечно, если бы не благодетельное потрясение одного утра. Обыкновенно, говоря о подобных внезапных «прозрениях» и «исцелениях», бывшие развратники и забулдыги любят рассказывать о каком-нибудь особенном происшествии: перевернуло, дескать, всю душу и тому подобное. Со мной ничего такого не было. А просто проснулся на следующее после безобразий утро, — голова трещит, во рту скверно, на душе слякоть, слякоть и какое-то ясное ощущение «утечки» жизни. Иначе не могу выразиться. Словом, событий чрезвычайных никаких, а перевернуло крепко!
С этого утра я сказал себе — стоп!
Через полгода этот перелом сказался тем, что коллеги стали смеяться над моим аскетизмом, а некоторые из профессоров заметно начали выделять меня из числа прочих студентов. Я перешел в разряд «подающих большие надежды». Но я не только подавал их, но и оправдывал. Предварительное сообщение, которое я сделал на заседании невропатологов и психиатров касательно своей работы о гипнозе вызвало, как говорится, целую бурю. В это время я окончательно уклонился в область психиатрии.
Мне долго будут памятны ощущения этой «запойной» работы. Я сгорал в ней, как прежде сгорал в разврате. Нервное вещество мое сгорало, как магний, подобно ему выхватывая из мрака самые глубокие и темные подвалы человеческой личности.
О женщинах в ту пору я просто не думал. Тело мне казалось легким и пустым, лишенным вожделений. Постепенно я стал убеждаться, что недоверие ко мне, как к выскочке, уступает место признанию и уважению. Наконец, будучи на четвертом курсе, я женился на дочери профессора и этим окончательно сделался своим в замкнутой ученой касте.
— Ваша жена была красивая? — спросила Елена.
— Нет... Она была чрезмерно худа и от нее всегда немного попахивало нафталином.
— Странно... Тогда неужели это было только но расчету?
— Нет. Здесь имело значение «духовное сродство», то, например, что она интересовалась моими работами. И, наконец, она была дочерью профессора, и это тоже придавало ей в моих глазах некоторое очарование... Впрочем, можете считать, пожалуй, что это был расчет, но затаившийся в бессознательной сфере, — помолчав, добавил Ферапонт Иванович. — Ну, так вот, — продолжал он, — я, стало быть, женился...
— А где теперь ваша жена? — снова перебила его Елена.
— Она... здесь. Это та воспитательница, с которой вы разговаривали на дворе, когда приехали.
— Да как же это?
— А очень просто. Я, ведь, перед тем, как прийти к своему открытию, был воспитателем в этом самом доме.
— Час от часу не легче, — пробормотала Елена. — Ну, а ваша жена знает, что вы невидимка?
— Нет. Она считает, что я утонул.
— Утонули?.. Ну, знаете, это просто на сказку похоже. Да как же все это произошло?
— Опять-таки не слишком сложно, — ответил Ферапонт Иванович. — Когда я убедился, что способность вызывать в окружающих людях отрицательную галлюцинацию настолько укрепилась во мне, что сделалась как бы автоматической, я симулировал самоубийство.
Решив в один из вечеров, что с сего числа я делаюсь невидимкой, я перед утром пошел на реку к проруби, оставил в кабинете записку, что я покончил самоубийством. До проруби следы мои можно было еще различить, а на льду они быстро терялись. Ввиду моей записки не оставалось ни малейшего сомнения, что я утопился.
— Неужели жена ваша ни разу ни о чем не догадывалась? — спросила Елена.
— Нет, совсем-то она не догадывалась, а кое-что однажды заподозрила. Это было как раз в то время, когда я производил предварительные опыты с мышами. Я внушал мышам, которых в моем кабинете было достаточно, отрицательную галлюцинацию. Мне это удалось. Я стал для них невидимым, и они безбоязненно поедали мой завтрак, хотя я сидел тут же за столом. В это время как раз вошла моя жена и увидела эту сцену. Это обстоятельство заставило меня еще больше ускорить психическую работу, и вскоре я «утонул»...
— Ну, а зачем же вы оказались снова здесь? Или вы так и не уходили отсюда? — спросила Елена.
— Что вы! Я постранствовал достаточно, — ответил Ферапонт Иванович. — Да и глупо было бы добиться невидимости и сидеть здесь.
Но я временно должен был скрыться сюда, потому что ваше видимое общество доставляло мне одни неприятности. Меня прямо-таки затравили.
— Позвольте! — изумилась Елена. — Да как же вас могли затравить, когда вы— невидимка?
— А вот нашлось средство, — вздохнул Ферапонт Иванович. — Я забыл, что кроме зрения существует обоняние...
— Не понимаю, — сказала Елена.
— Не понимаете, и не надо, — ответил Ферапонт Иванович. — Я вам и так много разболтал.
— Ах, вот как! — обиделась Елена. — Можете оставить ваш секрет при себе. Меня в конце концов гораздо больше интересует, ради чего вы сделались невидимкой, а не каким образом. Может быть, это вас не затруднит?..
— Вот странная вы какая, — огорчился Ферапонт Иванович. — Да я ведь сам начал вам об этом рассказывать, а вы перебили меня. Я как раз дошел до своей женитьбы...
— Уж не из-за жены ли вы сделались невидимкой? — спросила Елена,
— А что же вы смеетесь? — серьезно возразил Ферапонт Иванович. — Конечно, не только из-за нее, но все-таки и она среди прочих тюремщиков моего «я» также имела свое влияние. Подумайте, Елена, мне, который, подобно Фараону, хотел быть «супругом всех жен Египта», закон и общество и привитая с детства мораль предписывали целую жизнь любить эту женщину, пахнувшую нафталином. Ерунда! — рано или поздно должно было прийти то время. когда глубочайшие пучины моей подсознательной личности должны были проявить себя. И это время пришло.
В один из моментов глубочайшего самоанализа мне вдруг сделалось ясно, что вся моя научная, «кипучая», плодотворная, всеми восхваляемая деятельность была лишь презренным паразитом на моей неизрасходованной половой энергии... Елена, я знаю, это дико вам слышать. Вы ничего, возможно, не знаете о том, что в каждом человеке под ничтожной пленкой сознания колышется неисследимый и темный океан вожделений.
Не только родные, друзья и знакомые, но и сам-то человек не знает, не смеет знать, что скрывается в нем под этой жалкой волнующейся пленкой, которую принято считать подлинной личностью человека. Его обычное «дневное» сознание страшится заглянуть в преисподнюю. И только ночью во сне чудовище подсознательного психического океана показывает свой страшный, но до неузнаваемости искаженный облик. Человек, часто сам не понимая и не сознавая этого, видит сны, в которых он с бешенством срывает узду всех общественных запретов. Наши сны — это чудовищные мистерии. Во сне мы бываем убийцами, насильниками, грабителями. Но все эти вожделения предстают в нашем сонном сознании в таких искаженных образах, что мы невинно продолжаем жить дальше, считая себя праведниками. Кто же это, какая страшная сила разорвала личность человека и всю ее огромную массу загнала в преисподнюю, в тартар, в аид, в царство Плутона?!.. Какая сила повелела считать ничтожные верхние слои личности человеческой за всю личность? Эта сила называется законами экономического развития. Какими способами и приспособлениями осуществилось это? — с помощью, так называемой, «психической цензуры». Кто живой творец этой цензуры? — родители, церковь, общество, государство!..
