Остров Разочарования - Лагин Лазарь Иосифович (хороший книги онлайн бесплатно .txt, .fb2) 📗
— Конечно, — рассеянно поддакнул Егорычев, понимая, что дальнейшее молчание было бы попросту невежливым, — ваши переживания вполне понятны…
— И мне тоже, — поспешно промолвил Mooбc. — Душевно скорблю с вами, мистер Фламмери.
Цератод и Смит опять промолчали.
— Так почему же нам не связаться поскорее с Филадельфией и не избавить моих близких от незаслуженных и необоснованных страданий? — сказал Фламмери.
— Связаться с Филадельфией? Каким образом? — спросил Цератод.
— Конечно, по радио.
— Почему именно с Филадельфией? У меня тоже имеются близкие. И они живут не в Филадельфии, а в Ливерпуле.
— А у меня в Лондоне, — сказал Смит.
Мообс хотел было сказать, что и у него имеются родственники — в Буффало, но не решился.
Мистер Фламмери, не отвечая на реплики, продолжал, адресуясь к Егорычеву в первую очередь:
— Я думаю, нам следовало бы сегодня же дать о себе знать по радио. Конечно, если вам, мистер Егорычев, действительно удалось договориться с этим Кумахером.
— Я действительно договорился с этим Кумахером, — сказал Егорычев. — Еще вчера договорился. И я думаю, что он починит рацию, если это только технически возможно. — Он увидел вытянувшиеся физиономии своих собеседников и успокоительно добавил:- Лично я уверен, что это вполне возможно. И сейчас мы устроим консилиум… Только очень прошу вас, делайте вид, что вы не сомневаетесь в готовности Кумахера выполнить наше приказание.
Он снял с двери, ведшей во второе помещение, одеяла и шинели, отодвинул засов, вызвал фельдфебеля, обрадовавшегося возможности подышать свежим воздухом, снова запер дверь и по-прежнему завесил ее одеялами и шинелями.
Кумахер стоял посреди помещения и щурил глаза. После темноты, в которой он провел несколько часов, его ослепил свет «летучей мыши».
— Нужно будет починить рацию, — сказал ему Егорычев таким тоном, словно разговаривал с монтером, вызванным из артели по ремонту радиоприемников. — По-моему, работы на час, не более.
— С вашего разрешения, я бы хотел осмотреть ее, господин капитан-лейтенант, — проговорил фельдфебель вполголоса, подчеркнуто косясь глазами на завешенную дверь.
— Мы вас для этого как раз и вызвали.
При этих словах Цератод и Фламмери важно качнули головами, подтверждая Кумахеру, что дело обстоит именно так.
— Только смотрите, — предупредил его Егорычев, — не дай вам бог валять дурака. Я недостаточно знаю радиотехнику, чтобы браться за ремонт рации, если это можно поручить специалисту. Но я всегда отличу починку от порчи. Так что не советую рисковать…
Якобы из опасения, что его за дверью расслышит майор Фремденгут, Кумахер ограничился лишь тем, что многозначительно прижал правую руку к сердцу.
Егорычев, успевший заранее обследовать рацию, приблизительно представлял себе размеры и характер повреждения, и сейчас ему было интересно не мнение фельдфебеля, а то, что и как он сочтет нужным сказать. И не столько с точки зрения оценки повреждения — рацию действительно можно было исправить довольно быстро, — Егорычеву важно было, как себя поведет Кумахер.
Но Кумахер, быстро осмотрев рацию, удостоверился, что этот русский капитан-лейтенант, пожалуй, и в самом деле разбирается в радиотехнике, во всяком случае, время, потребное на починку, он определил правильно. Наверно, радиолюбитель.
— Так точно, господин капитан-лейтенант, — приподнял он наконец свой седой бобрик от рации, ярко освещенной сильным электрическим фонарем, — За час-полтора все будет в порядке. От удара табуреткой можно было ожидать куда более значительных повреждений.
Его налившееся кровью широкое лицо дышало правдивостью, усердием и преданностью.
Егорычеву было приятно, что можно будет обойтись без угроз. Он понимал, что Кумахер в некотором роде приперт к стенке и в данном случае будет добросовестен из трусости. Большего от него нечего было, собственно, и ждать.
Слова фельдфебеля произвели самое благоприятное впечатление на Фламмери и Цератода. Несколько смягчились и взгляды, которые они время от времени кидали на Егорычева: этот молодой большевик незаменимый парень в такого рода положениях!
— Только, ради всевышнего, ни слова господину барону! — униженно прошептал Кумахер. — Он меня задушит, как цыпленка.
— Хорошо, — сказал Егорычев, и оба джентльмена величавым кивком подтвердили обещание Егорычева.
— Ну, а как насчет вашей памяти? — осведомился как бы между делом Егорычев. — Она все еще в аварийном состоянии?
Кумахер заговорщически осклабился, давая понять, что всему свое время, и выразительно развел руками.
— Разрешите приступить к ремонту, господин капитан-лейтенант?
— Приступайте, — сказал Егорычев.
— Если позволите, — прошептал Кумахер, — я попросил бы вас завесить еще чем-нибудь двери. У господина майора исключительно тонкий слух.
На дверь, за которой в темноте мрачно возлежал на полу майор фон Фремденгут, навесили еще два одеяла, и фельдфебель Кумахер, все же всячески остерегаясь произвести хотя бы малейший шум, с проворством и сноровкой мастера своего дела приступил к ремонту.
Оба «старших англосакса», как называл про себя Егорычев Фламмери и Цератода в отличие от Мообса и Смита, прикорнули на койках в ожидании завершения ремонта. Смит сидел, опершись могучей спиной о приятно холодившую каменную стену, лениво смотрел в сырую черноту ночи и о чем-то думал. Последний день он вообще усиленно предавался размышлениям. Мообс, взгромоздившись на табуретку, воевал с вдруг закоптившей горелкой «летучей мыши».
— Однако, — заметил он, дуя на обожженные пальцы, — мистер Кумахер не очень торопится.
— Ради бога, как можно тише! — взмолился трагическим шепотом Кумахер, кивая на дверь, за которой бодрствовал барон Фремденгут.
Мообс презрительно фыркнул.
— У господина майора исключительно тонкий слух! — жалостно продолжал фельдфебель.
Вмешался Егорычев:
— В самом деле, Мообс, постарайтесь потише.
— А вы не бойтесь, Кумахер, — отозвался Мообс театральным шепотом, а затем, наслаждаясь страхом Кумахера и раздражением Егорычева, проговорил во весь голос. — Когда Фремденгут начнет вас душить, вы только старайтесь хрипеть как можно громче. Ваше спасение я беру на себя.
— Господин Мообс, умоляю вас, вы меня губите!..
— Только как можно громче хрипите, — чуть ли не кричал Мообс, упиваясь неожиданно представившимся развлечением. — Остальное я беру на себя.
— Мообс! — очень тихо, но многозначительно промолвил Егорычев.
— Чего «Мообс», чего? Вы себе стали слишком много позволять, товарищ Егорычев.
Слово «товарищ» Мообс подчеркнул, совсем как в свое время мистер Фламмери.
Но стоило только мистеру Фламмери, который со своей койки одним глазком поглядывал на происходящее в пещере, равнодушно и почти невнятно произнести слово: «Мообс!», как репортер увял.
Он спрыгнул с табуретки. Но словно только этого и дожидаясь, лампа сразу закоптила с удвоенной силой.
— Ладно, — сказал Егорычев, — давайте уж лучше я.
Для фронтовика, привыкшего иметь дело с самодельными светильниками, управиться с «летучей мышью» оказалось не сложней, чем для укротителя мустангов взнуздать дрессированного циркового пони.
— Ну вот и все, — сказал он и присел на койку рядом с рацией, чтобы, не спуская глаз, наблюдать за Кумахером.
Никак нельзя было поручиться, что этот смиренный эсэсовец не выжидает удобного мгновения, чтобы одним ударом превратить рацию в груду металлического и стеклянного лома. Нужно было все время быть начеку. Кроме того, Егорычев, никогда не переоценивавший своих познаний в области радиотехники, считал необходимым пополнить их, присматриваясь, как Кумахер разбирает и ремонтирует рацию. Не всегда же прибегать к посторонней помощи.
На серебристой дюралевой крышке передатчика тускло Поблескивала небрежно брошенная свинцовая пломба со свастикой и какими-то неразборчивыми, плохо оттиснутыми готическими буквами. Согласно указанию, данному барону Фремденгуту его командованием, только он, Фремденгут, в определенный, только ему известный день и час имел право сорвать эту пломбу, чтобы, настроившись на только ему известную волну, принять приказ о том, что надлежит эсэсовскому гарнизону острова Разочарования делать в дальнейшем. Сейчас эта пломба с обрывочками пропущенного сквозь нее шелкового шнурка валялась на крышке рации. Кумахер даже в отсутствие Фремденгута не решился сорвать ее. Пломбу сорвал Егорычев. В другое время он настоял бы на том, чтобы это проделал сам фельдфебель: пломба могла быть присоединена к какой-нибудь адской машине. Но Егорычев ограничился лишь тем, что попросил Смита и Мообса взять в руки автоматы и присматривать за Кумахером, а самого фельдфебеля заставил стоять вплотную возле себя.
