Ранчо у моста Лиан - Эмар Густав (читать книги полностью без сокращений бесплатно .txt) 📗
— Я слышал, что он с год как скрылся из наших мест, и никто не знает, что с ним сталось.
— Я о том знаю, полковник, но об этом после. Дело в том, что у него была дочь, редкой красоты девушка. Мы росли с нею вместе, как брат и сестра и когда вышли из детского возраста, то полюбили друг друга и эта любовь не осталась без последствий. Я имел подлость бросить ее, увлекаться другими женщинами и, наконец, совершенно покинул ранчо и под влиянием дурных советов и примеров стал положительным негодяем. На следующее утро после того, как вы спасли мне жизнь, старик Хуан Педрозо, найдя меня спящим на берегу реки, заманил в ранчо, где я обедал в его семье, и затем, зная мою дурную славу, принял меня за бандита, потому что стал предлагать участие в грабеже и убийстве, но видя, что ошибся во мне, притворился хмельным, так ловко, что я вполне дался в обман. Он сделал вид, что заснул и я собирался уехать, но дочь его, донья Леона, поджидала меня у дверей. Не стану говорить вам, что произошло между нами, но Леона сказала мне, что готовится стать матерью; тогда, одумавшись, я вместо того, чтобы отталкивать ее, как это делал раньше, предложил ей загладить свою вину, женясь на ней.
— Вы поступили как благородный человек!
— Дон Хуан, которого мы считали спящим, подслушивал нас. Не слушая того, что я говорил ему, он хотел убить вою дочь; дело дошло до того, что мне пришлось связать его и увести его дочь, с которой мы в ту же ночь прибыли в Тепик, где я и обвенчался с нею. Дон Хуан ужасно угрожал нам, и зная его как человека способного осуществить эти угрозы, я решил скрыться вместе с моей женой. Каково же было мое удивление, когда месяца два тому назад я увидел своего тестя в Лас-Нориос, (Las-Norios) где тогда стоял тот мексиканский отряд, в котором я состоял на службе. Он явился и высказал желание пристать к нашей партии, и что он более не держит на меня зла и в доказательство протянул мне руку и дружески пожал мою. Действительно, с тех пор между нами не было воспоминаний о прежнем.
— До сих пор я не вижу ничего, сколько-нибудь относящегося… — заметил полковник.
— Сейчас увидите, что будет дальше, и тогда уже решите сами. Прошло около недели с того времени, как дон Хуан Педрозо состоял при нашем отряде, когда ему понадобился сарапе и он обратился для этого к одному из наших многочисленных разносчиков, которые доставляют нам за невероятно высокие цены все, что нам может быть необходимо. Торг состоялся у них в вечернее время, когда едва можно было различить что либо. Тесть мой купил у разносчика сарапе и уплатил ему стоимость серебряными пиастрами, которых у него было порядочное количество в поясе, после чего вместе со мной вернулся в лагерь. Проснувшись по утру, старик принялся считать и пересчитывать свои деньги, что он постоянно делал утром. Вдруг я увидел в его лице и жестах признаки несомненного отчаяния. Он стал охать, жаловаться на что-то и жалобно причитать. Я осведомился о том, что его так сильно огорчило, и он сообщил мне, что будто один из наших товарищей, убитых несколько дней тому назад, вручил ему при смерти пиастр, который он постоянно носил на шее и умолял его передать эту заветную монету его старушке матери, проживавшей в пуэбло Агуас Аллюнтес (Aguas Alluntes). Он дал этому умирающему товарищу клятву исполнить его последнюю просьбу и, взяв из его рук пиастру на ладанке, надел ее себе на шею для большей сохранности. Но вчера, по какой-то случайности, цепочка, на которой висел пиастр, оборвалась и он положил эту монету второпях в карман, затем, по нечаянности отдал его вместе с другими разносчику.
— Ну, и что же дальше? — осведомился полковник, тщетно стараясь побороть овладевшее им волнение.
— Зная прекрасно своего тестя, я был убежден, что вся эта история с умирающим товарищем — ложь. Я посоветовал ему разыскать торговца и попросить его вернуть заветный пиастр. Едва успел я преподать ему этот разумный совет, как пробили сбор и нам пришлось, не теряя ни минуты, выступить в поход, чтобы уйти от сильного и многочисленного испанского отряда, преследовавшего нас по пятам. Тут уже, конечно, нам некогда было думать о торговце!
— Так что вам и не удалось ничего узнать?
— Враг наступал на нас, — продолжал улыбаясь капитан, — пули, жужжа, пролетали над нашими головами, в рядах наших насчитывалось уже несколько человек убитых и раненых. Я бежал бегом, стараясь догнать своих товарищей, как вдруг, какой-то человек, также спасавшийся бегством и, очевидно, раненый в спину, повалился через меня и сбив с ног, заставил меня скатиться вместе с ним в канаву. Человек этот, сам того не зная, спас мне жизнь, потому что испанцы, нагонявшие нас, считая нас убитыми, не стали беспокоиться о нас, и преследуя наших, перескакивали через канаву и бежали дальше. Вскоре шум бегущих над нами сотен ног стих в отдалении. Тогда я поднялся на ноги и оглядел человека, которому был обязан жизнью. Каково же было мое удивление, когда я в нем узнал того самого торговца разносчика, который продал моему тестю сарапе! Не помня себя от страха при вести о приближении испанцев, он бежал вместе с нашим отрядом. Осмотрев его, я убедился, что рана его была пустяковая, но вследствие падения и потери крови он лишился сознания. Любопытство снова заговорило во мне; мы были одни и я воспользовался его бессознательным состоянием, чтобы обшарить его карманы. Надо сказать, что они были битком набиты деньгами и мне пришлось употребить не мало времени, чтобы убедиться, что того пиастра, которого я искал, не находилось в них. Наконец, щупая и ощупывая его повсюду, я совершенно случайно нашел еще один карман, остроумно устроенный в спине его доломана. В этом то потайном кармане я нашел кожаный кошелек и в нем в числе многих других монет и пробитый пиастр, о котором мне говорил дон Хуан Педрозо! Я поспешил присвоить его себе, заменив его другим пиастром, так как не желал обокрасть торговца; затем, вложив кожаный кошелек в тот же потайной карман, выскочил из канавы, предоставив бедняге отлежаться и очнуться. Между тем положение дела успело измениться, теперь уже нападали наши, а испанцы бежали. Я успел пробраться в ряды наших войск, отыскал моего тестя и, как бы невзначай, привели его к тому месту, где лежал все еще не пришедший в себя торговец. Увидев его, Педрозо радостно вскрикнул и соскочил в канаву, тогда как я продолжил свой путь. В тот же вечер я узнал, что злополучный торговец был убит и ограблен испанцами во время первоначальной паники. Я знал, насколько это было верно, но не сказал ни слова. Неделю спустя дон Хуан Педрозо покинул наш отряд и перешел на сторону испанцев.
— Ну, а пиастр? — с тревогой в голосе спросил дон Рафаэль.
— Пиастр — вот он, полковник! — отвечал дон Торрибио, доставая монету из кармана своего доломана и передавая ее дону Рафаэлю.
Тот взял монету в руки и с первого же взгляда убедился, что это была та самая, которую он видел у покойного отца.
— Да, это она! — прошептал он и глубоко задумался. — Боже мой! неужели я в самом деле нападу на след?
И он уставился на капитана глубоким, испытывающим взглядом, тогда как этот последний смотрел вполне спокойно и улыбался.
— Этот пиастр, — сказал, наконец, дон Рафаэль глухим, подавленным голосом — действительно принадлежит мне, но как вы могли знать об этом?
— Очень просто, мы, дети леса, все знаем друг друга, всякое более или менее крупное событие, случившееся в одной из семей, тотчас же узнается всеми.
— Да, это правда!
— А в данном случае ничего не могло быть легче, потому что имя вашего дяди и его жены вырезаны на монете также, как и день их свадьбы, и день рождения их дочери, и смерть бедной матери ее, и затем имя ребенка.
— Да, понимаю и благодарю вас, капитан, эта монета была, так сказать, брачным документом моего покойного дяди дона Эстебана и убийца отца моего снял ее с его шеи, потому что считал отца уже умершим.
— Я так и предполагал, — сказал дон Торрибио, — потому-то и хранил ее как зеницу ока до того момента, пока мне не представился случай лично вручить ее вам, так как я ни за что на свете не согласился бы доверить третьему лицу!
