Купол на Кельме - Гуревич Георгий Иосифович (книги онлайн читать бесплатно TXT) 📗
В партии не хватало только коллектора. Маринов долго выбирал, привередничал, а предложений было не слишком много. Толя Тихонов, который знал все новости в институте, однажды задержал Маринова в коридоре:
– Я пришлю вам одну дипломницу. У нее как раз подходящая тема – «Геология Приволжской области». Это не девушка, а клад! Круглая отличница.
Маринов не был в восторге:
– К чему мне прилежная девочка? Через борт подсаживать, руку подавать на мостике? Мне нужен человек, который не боится пузырей на ладони.
И тем не менее на следующий день, в девять утра, к нему в кабинет вошла Ирина.
– Анатолий Федорович Тихонов говорил мне, что вы ищете коллектора, – сказала Ирина деловито и вежливо, без заискивания и без кокетства.
Морщась и ругая мысленно Толю, Маринов возразил:
– Наша экспедиция мало интересна для геолога, пишущего диплом. Мы едем в хорошо известные места, много раз описанные. Да и условия не очень подходящие: коллектор один – ему придется делать черную работу. Вам будет трудновато – жить придется в машине, без палатки… Девушке это не очень удобно.
Ирина выслушала молча, не перебивая.
– Вы все время говорите о моих интересах и моих неудобствах. Но о своих интересах я уже подумала. А вы-то сами не против меня?
Озадаченный такой постановкой вопроса, Маринов пробормотал, что он сам ничего не имеет против нее лично, но он дал слово… одному чрезвычайно подходящему во всех отношениях товарищу… юноше… студенту…
– Тогда разрешите зайти завтра, – сказала Ирина. – В два часа вам удобно?
Маринов кивнул головой, мысленно упрекая себя за то, что не решился отказать наотрез.
На следующий день, без четырех минут два, Ирина постучалась в тот же кабинет.
У Маринова все еще не было коллектора: «один подходящий во всех отношениях товарищ» не существовал в природе, юноши-студента найти не удалось. Весной 1945 года не так много юношей училось на старших курсах. И снова Маринов сказал:
– Зайдите дня через три.
– Дни идут, – возразила Ирина. – Дайте мне списки снаряжения. Накладные выписаны все? Пока что я буду получать на складе.
– Но этот товарищ приедет обязательно. Вы зря потратите время.
– Опять вы беспокоитесь о моем времени!
Последние недели перед отъездом всегда самые напряженные: нужно окончить все дела – научные, служебные, домашние, дописать начатые статьи, сдать все бумаги, выяснить все недоразумения. И, дописывая, сдавая и выясняя, Маринов на несколько дней выпустил Ирину из поля зрения. Он был даже удивлен, столкнувшись с ней возле пустующей мастерской.
– Зайдите посмотреть, – пригласила Ирина. – Здесь мы складываем багаж. Тут – инструменты. Тут – карты и книги. Продукты не упакованы, возьмем перед самым отъездом. Палатки и спальные мешки получает Григорьич… Женя, пойди помоги отцу…
Долговязый поваренок, возившийся в углу, опрометью бросился к двери. Маринов поглядел вслед ему с удивлением.
«Неплохо, девушка, – подумал он. – Если вы сумели приручить Женьку, из вас выйдет толк, пожалуй…»
Воспитывать Ирина умела, я изведал это на себе. «Гриша, – говорила она, – в кино нельзя идти. У девочек в общежитии грипп, надо занести им конспекты». И, попробуй, докажи, что конспекты можно доставить и после сеанса. Ирина скажет обязательно: «Если вы не в состоянии, Гриша, я пойду в общежитие одна. Когда болеешь, нельзя заниматься поздно вечером».
И она искренне уверена, что девочки томятся без конспектов, начнут заниматься немедленно… и что сам я отнес бы их с радостью, если бы «был в состоянии». И так всегда – Ирина точно знает, что нужно сделать, и глубоко убеждена, что честный человек иначе и поступить не может. Кто же захочет объявить себя неправым и нечестным? Даже неорганизованный Женька не решался на это!
2
Но вот наступает такой день и час, когда все письма написаны, все счета представлены, недоразумения выяснены, когда все уложено, просмотрено, упаковано, прикручено крепкими веревками, когда десять раз сказано: «Прощайте, пишите подробно», и сотрудники института, выглядывая из распахнутых окон, язвительно спрашивают: «А вы еще не уехали? Ночевать будете здесь, во дворе, или домой пойдете?»
В запорошенном пылью садике пахнет бензиновой гарью и горячим асфальтом. Рабочие возле склада с грохотом катают железные бочки. Звенят трамваи, рычат пневматические молотки, разбивая тротуар…
Ирина терпеливо сидит на машине под палящим солнцем, сложив руки на коленях. Они должны выехать с минуты на минуту. Должны были выехать еще два часа назад. Но Маринова вызвали к телефону, потом запропастился Женька, а когда он нашелся, Маринова потребовали к директору института.
«Если он не вернется через полчаса, – тоскливо думает Ирина, – наверно мы не уедем сегодня».
Но вот и Маринов. Он выходит на крыльцо, щурясь от солнца, садится в кабину. Слышно, как стонут пружины кожаного сиденья. И машина трогается. Мягко переваливаясь на выбоинах, она выезжает через ворота в кривой, мощенный булыжником замоскворецкий переулок…
«Неужели едем?» – спрашивает Ирина. Ей все не верится, что наступил этот с таким трудом завоеванный момент. Вот-вот выглянет кто-нибудь из окна, и Маринова снова позовут к директору. Вот-вот машина повернет назад: окажется, что забыли какую-нибудь мелочь.
Но машина не поворачивает. Она останавливается только у светофоров вместе с другими машинами, потоком текущими по Москве. Сидя на удобном тюке спиной к кабине, Ирина сверху вниз поглядывает на тротуары, где кишат пешеходы. Еще вчера, еще сегодня утром она сама была пешеходом, а сейчас она уже путешественница.
Мелькают родные, столько раз исхоженные московские улицы; шумная Добрынинская площадь, где сходятся восемь улиц – этакий транспортный осьминог; просторный Краснохолмский мост, наискось пересекающий реку; слева – многоэтажные корпуса на обновленной набережной; справа – окутанный дымом район заводов; двойная Таганская площадь, где даже опытный москвич не всегда разберется; а там уже окраина – однообразный серый забор на Нижегородской улице; странные подмосковные деревни, где вдоль дороги стоят избы, а позади, за избами, – железобетонные корпуса заводов…
Меняются названия сел, но границ между ними нет. По существу, это единый город, растянувшийся вдоль шоссе. Но за Люберцами город обрывается. Неширокое шоссе уходит наискось через поле, и впервые на горизонте появляется лес.
Ирина и Женька стоят рядом, положив локти на крышу кабины. Григорьич гонит вовсю – показывает мастерство. Прохладный ветер треплет волосы Ирины. Она отворачивается, когда мимо проносится встречная машина. Машин очень много: с кирпичом, с известняком, с бензином. Больше всего встречается колхозных. В них девушки в цветных косынках, едущие на работу. Они поют хором, весело кричат и машут руками…
Так продолжается несколько часов. С холма на холм – то в гору, то под гору, через поля, пашни, луга, мосты, деревни, леса. Только успевай считать столбы. Изредка Григорьич останавливает машину, вылезает из кабины, деловито пинает сапогом все шесть скатов один за другим или посылает Женьку с ведерком к ближайшей речке за водой. Все это занимает минуты полторы. Затем Григорьич садится в кабину, и опять начинается упоительная гонка.
Верхушки сосен уже задевали солнце, когда машина неожиданно свернула с дороги, колеса бесшумно покатились по мягкой траве. Затрещали сломанные сучья; гибкие ветки, раздвинутые кабиной, с силой хлестнули по бортам. Григорьич остановил машину, мотор еще хлопнул раза два… и наступила тишина.
Это было самое удивительное – тишина. После хлопот, после споров с кладовщиком и бухгалтером, после запорошенного пылью садика, где рабочие с грохотом катали железные бочки, после звона трамваев и рычания пневматических молотков, после целого дня езды на рокочущей машине, как бы уносящей с собой частицу городского шума, вдруг наступила тишина. Ирина окунулась в нее, как в прохладное озеро. Она отошла в сторону на несколько шагов и легла на траву ничком, освежая сырой землей горящие щеки и лоб.
