Изгнанники Земли - Лори Андре (книги бесплатно txt) 📗
— А вы что думали, когда крали наш воздух, наш кислород, которым все мы дышим?! — бросил им в ответ бывший алжирский стрелок, — об этом вы, видно, забыли, друзья мои?
На этот раз уже все три негодяя, совершенно обезумевшие от ужаса, возымели злополучную мысль обратиться с мольбой о пощаде к Каддуру.
— Послушайте, — обратился к нему молящим голосом Питер Грифинс, — не заступитесь ли вы за нас? Конечно, мы не имеем чести быть с вами знакомыми, но все же не можем поверить, чтобы вы допустили совершить над нами подобное злодейское, неслыханное преступление в вашем присутствии.
— Нет? — воскликнул пронзительным, почти нечеловеческим голосом карлик, который вплоть до этого момента, помня запрещение Норбера Моони, не произносил ни слова. — Нет? Вы не допускаете мысли, чтобы я мог дозволить совершить на моих глазах подобное гнусное преступление? Однако такого рода вещи делаются на свете, и вам об этом должно быть известно! Разве вы не слыхали о ребенке, которого два компаньона содержавшие странствующий балаган под названием цирк, похитили из его семьи, затем замуровали в железные тиски на целых пятнадцать лет, чтобы не дать ему расти и развиваться, как всякому нормальному человеку, а сделать из него урода, чудовище, посмешище для глупых зевак! Вам никогда не рассказывали такой истории? Мне же ее когда-то рассказали! И я подумал, что другого такого злодеяния, такого страшного преступления не может быть! Не хотите ли, я расскажу вам эту страшную повесть, Питер Грифинс и Игнатий Фогель?
Оба негодяя и без того уже были бледны и дрожали от страха, но по мере того, как говорил Каддур, бледность их становилась мертвенной, принимала какой-то желто-зеленоватый оттенок, а глаза расширились до того, что грозили, казалось, выскочить из орбит.
— Хотите ли, я расскажу вам, — продолжал Каддур, — как этого ребенка, когда он подрос и перестал уже быть ребенком, вы продали, как он двенадцать лет прожил в Каире, в качестве любопытного, диковинного зверька, домашнего животного, как он потом бежал в пустыню и поднял там кровавый стяг восстания, и как, наконец, этот несчастный, жалкий ребенок стоит здесь перед вами, на Луне, затаив в своей душе только одно желание, одну заветную мысль — мысль такого же мщения за все, чему вы были единственной причиной?! Но нет! К чему мне вам это рассказывать? я вижу, что вы и сами отлично помните меня, вижу, что вы наконец узнали меня и поняли, что вас ожидает! Да, Питер Грифинс, да, Игнатий Фогель, это я сам! Я Миджи — бывший главнокомандующий Мирмидонов султана Батавии!.. Я, тело которого вы так изуродовали и отдали толпе на поругание и осмеяние, я, которого вы продали хедиву… Правда, я за это последнее время подрос, немного, впрочем, на каких-нибудь восемь сантиметров, и за то время, как вы потеряли меня из виду, на детском подбородке моем выросла борода взрослого мужчины… Да, но это все же я, знайте это, мерзавцы! И теперь вы в моих руках, и уж на этот раз я не выпущу вас живыми!..
Но Каддур мог бы говорить еще долго на эту тему: несчастные преступники даже не слышали его. Обезумев от ужаса и удивления, пораженные этой страшной неожиданностью, они упали на колени и теперь с мольбою простирали руки к своей жертве, не будучи даже в силах произнести ни одного слова мольбы о пощаде. Но тот даже не смотрел на них. Обезумев от дикой ярости и злобы и скрежеща зубами, как дикий зверь, он с лихорадочной поспешностью наваливал камень на камень, а Виржиль молча скреплял их, замазывая известкой. Вскоре от бывшего пролома в стене не осталось ничего, кроме крошечного отверстия в несколько квадратных дюймов, едва достаточного, чтобы ввести в него цинковую трубу, или провод, благодаря которому мог продолжаться доступ воздуха в помещение заключенных.
ГЛАВА XIV. Парашют
Спустя четверть часа после ужасной сцены, когда Каддур поверг своих бывших палачей и мучителей в такой смертельный страх и ужас, Виржиль явился и успокоил их, принеся пищу и питье и объявив, что пока все наказание их будет заключаться в том, что их заставят отправиться на дно кратера Ретикуса и принести оттуда весь хлорат калия, который они спустили туда.
Все три негодяя с такой охотой покорились этому приговору и с таким усердием принялись за дело, что по прошествии двенадцати часов, вся беда была уже исправлена ими. Для этого понадобилось, однако, пойти и раскрыть ход в кратер, спуститься на его дно и, наполнив мешки хлоратом, подымать их вновь в обсерваторию. Пришлось сделать двадцать семь переходов, один за другим. Когда это было сделано, приступили к деятельному изготовлению кислорода, и одновременно с этим все машины начали действовать, электрические аккумуляторы тоже начали делать свое дело. И вот, сорок восемь часов спустя, то есть без малейшего промедления или просрочки против расчетов молодого астронома, все необходимые приготовления были окончены. Теперь оставалось только привести в действие электрические токи, и великое явление приближения или, вернее, нисхождения Луны к Земле должно было начаться немедленно.
За завтраком Норбер Моони объявил всем присутствующим, что все уже готово, и что теперь ничто не мешает им пуститься в обратный путь, а по выходе из-за стола он спокойно и без всяких особых церемоний, почти без всякого волнения, соединил провода, — и электрический ток начал действовать.
— Ну, вот мы и в пути! — сказал он, взглянув на свой хронометр и делая какие-то заметки карандашом в своей записной книжке. — Через сто пятьдесят пять часов и восемь минут, я не буду говорить на этот раз о секундах, — мы прибудем на Землю!
— На Землю? Куда именно? — с тревогой и смутной надеждой спросила Гертруда.
— В Судан! — с торжествующим видом отвечал молодой астроном, счастливый оттого, что может порадовать этим ответом Гертруду, — недаром же вы видите, что со вчерашнего дня меня снедает самая лихорадочная деятельность, что я боюсь просрочить хотя бы один час! Это потому, что в данный момент Земля обращена к нам именно этой стороной, так что к концу нашего путешествия мы имеем все шансы спуститься в пустыню Байуда… Если бы мы опоздали всего на один час, то очутились бы на берегах Бенгальского залива, если только не в Кохинхине. Из этого вы видите, почему нам было так важно спешить, чтобы в определенный день и час все наши приготовления были окончены, все было в полной готовности, и ничто не могло бы задержать нас даже на каких-нибудь четверть часа!
— Если бы вы сказали мне об этом раньше, — воскликнула Гертруда, немного недовольная и разочарованная, — я бы попросила вас, чтобы нас спустили на землю в Хартум!
— И я, конечно, с величайшей готовностью исполнил бы ваше желание, если бы только мог считать его осуществимым! — поспешил заявить Норбер Моони, — но к сожалению, в этом есть некоторое затруднение, причем довольно крупное…
— А какое именно, можно узнать? — осведомилась молодая девушка.
— О, да, конечно! Это затруднение заключается в том, что нам пришлось бы ждать для этого целых семнадцать лет!
— Семнадцать лет! — воскликнул кто-то, и все рассмеялись, в том числе и сама Гертруда.
Между тем в жизни обитателей обсерватории не произошло никакого изменения, все шло своим обычным порядком и ничто, казалось, не говорило о том, что наши путешественники уже находятся в пути. Можно было думать, что они все еще находились на месте, и надо было питать ту безусловную, неограниченную веру к словам и вычислениям молодого астронома, какую питала вся маленькая колония «изгнанников Земли», чтобы убедить себя, что они уже находятся в движении и с каждым часом приближаются к земле.
Однако перед отходом ко сну, когда путники наши подошли к окну, они убедились, что даже простым глазом можно было видеть, что размер земного диска значительно увеличился. Диск земли был в настоящий момент в своей последней четверти, так что судить безошибочно об увеличении, помимо микроскопических исследований, было трудно, но Норбер Моони подтвердил впечатление своих товарищей по изгнанию на основании научных наблюдений и вычислений.
