Утоли моя печали - Алексеев Сергей Трофимович (серии книг читать бесплатно txt) 📗
В прокуратуре, чуть ли не на пороге, его окатили еще одним ведром по-настоящему ледяной воды, так что вмиг произошло отрезвление.
Оказывается, он отсутствовал два дня! И его уже искали по городу! Но не это было важным: пока Бурцев, утратив чувство времени, пребывал в неизвестности, странное семейство Кузминых внезапно и бесследно исчезло из города, причем так, что даже вездесущий агент Мастер оставался в полном неведении и только разводил руками, считая это личным оскорблением.
Надо было срочно продлить командировку, чтобы разобраться во всех этих странностях и тонкостях, но тем же утром Бурцев получил сразу два факса В одном сообщалось, что охотник Эдгар Гофман по прибытии в Голландию покончил с собой в собственном доме, выстрелив из винтовки под нижнюю челюсть. Тот самый Эдгар, что был с Николаем на лабазе и чьи окурки собрал и приобщил к делу местный следователь.
Второй факс содержал предписание Фемиды: не заезжая в Москву, немедленно отбыть в Новокузнецк где
Бунтуют и не хотят спускаться в забой голодные шахтеры.
И напоследок городской прокурор окатил его грязной водой. Прежде чем сказать, он долго мялся, кхекал и наконец, всячески смягчая выражения, сообщил что ему известно, где и с кем провел время московский гость, и что сделал он это легкомысленно, поскольку Ксения хоть и учительница, но имеет дурную славу и что всякий приезжий в Студеницы новый человек непременно оказывается в ее постели, а потом долго ходит как больной…
ГЛАВА ПЯТАЯ.
РИПЕЙСКИЙ ЗАТВОРНИК (1989)
1
В поселке Усть-Маега у Ярослава была «зимняя квартира» – фанерное строение на территории дирекции, где жить можно было только летом. Но все получалось наоборот: лето проводил он в высоком, самолично срубленном тереме, удачно вписанном в ландшафт горного озера. Когда-то здесь обитала старообрядческая община монастырского правила, от домов ее остались лишь ямы подполов, заросшие крапивой, хорошо удобренная черная земля вокруг да сложенные из дикого камня фундаменты, однако же база заповедника получила название Скит. На зиму, когда заканчивались основные работы в заповеднике, Ярослав перебирался в фанерный домик, где к утру промерзали углы и застывала вода в ведре.
Летом он выезжал в поселок редко, в основном за продуктами или когда начальство требовало квартальный отчет. Раньше было трудно выбираться, особенно в межсезонье, но потом Ярослав стал выезжать чаще, иногда без важного дела, например опустить в почтовый ящик только что написанное письмо. Час езды на лодке по протокам, соединяющим цепь озер, затем девяносто километров на машине казались не расстоянием, если подкрадывалась и тихо сосала сердце тоска. Появилась еще дорога, окружная, много длиннее до моста через Маегу по шоссе, а там по реке, протокам и озерам. Это когда на границе заповедника, у Летнего озера, Овидий Сергеевич Закомарный купил бывший санаторий для генералов Дворянское Гнездо и проложил восемь километров отличной гравийки до асфальта. Еще до войны сюда приезжали красные командиры пострелять лебедей, но скоро тут сделали заповедник, охоту запретили, и старая княжеская усадьба превратилась в дом отдыха, куда военные любили наведываться с семьями в отпуск. До революции усадьба принадлежала князьям Захарьиным, но никто из этого рода никогда в молодости не жил здесь; в основном приезжали сюда доживать остатки своих дней, так что вечными обитателями старинного, начала прошлого века трехэтажного особняка всегда были пожилые люди – опытные, умудренные и по причине отставки тоскующие. И от тоски придумывали себе занятия: кто-то строил теплицы и выращивал ананасы, выводил особые, северные сорта яблок – благо здешние места отличались славным микроклиматом, кто-то сочинял музыку, занимался астрономией, просвещением или, напротив, воспитанием крестьян, истребляя бесшабашность и лень. Словом, стремились продлить себе жизнь, и многим это удавалось. У одного отставного генерала Захарьина родился сын – известный в середине прошлого века композитор, у бывшего тайного советника – знаменитый садовод-агроном; отметились в истории Захарьин-живописец, Захарьин-геолог и еще архитектор, по проекту которого в Петербурге выстроили здания, украшающие Невский проспект. Самое удивительное, никто из них не умирал моложе восьмидесяти лет, и, судя по захоронениям в фамильном склепе, поблизости от усадьбы возле разрушенной сейчас церкви, трое князей перевалили за сотню. Как-то Ярослав забрался в склеп – это было, когда Дворянское Гнездо год стояло бесхозным, – и установил любопытную закономерность: с каждой сменой поколений княжеского рода в этом доме жизнь престарелых обитателей увеличивалась в среднем на пять-семь лет. Словно каждый приезжающий сюда доживать тем самым как бы продлял жизнь своим потомкам. И по расчетам выходило, не случись революции, Захарьины жили бы сейчас уже лет по двести. А те из рода, кто оставался на старости лет в столице, едва доживали до сорока – пятидесяти…
Вообще территория заповедника сильно отличалась по рельефу от окружающей местности. Это был глубинный разлом земной коры, вытянутый на северо-запад, и если кругом возвышались невысокие холмы, занятые полями и островами смешанного леса, то здесь образовался горно-таежный ландшафт, что-то вроде швейцарского, с сосновыми борами, глубокими и чистейшими озерами, соединенными наземными и подземными протоками. Еще Захарьин-геолог утверждал, что разлом этот произошел во времена Палеозоя, и теперь рана никак не зарастала. Будто бы здесь состыковывались две гигантские гранитные плиты, недаром старики говорили, что тут бывают слабые землетрясения: посуда, например, ни с того ни с сего зазвенит в шкафу или скот начинает волноваться. Словом, этого места боялись во все времена, и поселиться здесь отважились лишь старообрядцы после никонианского раскола.
Иногда заповедник так и называли – раскольничья земля, вероятно, подразумевая под этим и раскол земной коры. Тот же князь-геолог обнаружил наличие множества полезных ископаемых, чуть ли не вся таблица Менделеева уместилась на относительно небольшом пространстве. Потом, уже при советской власти, тут работали экспедиции, однако промышленного содержания полиметаллов так и не нашли.
Зато с глубокой древности лебеди облюбовали себе этот пустынный и благодатный край, и всю историю Руси отсюда поставляли царскому двору эту царскую птицу и пух для перин и одеял. А княгиня Ольга, по преданиям, закрепила за собой эти охотничьи угодья и раз в год приезжала на соколиную ловлю.
Появление Закомарного резко изменило образ жизни в заповеднике. До него было так тихо и спокойно в Скиту, что можно месяц прожить и ни одного человека не увидеть. Разве что собственных егерей, приходивших на базу за справкой об отработанных на охране и биотехнике часов. Еще реже забредали сюда жители Усть-Маеги – из-за расстояния. Бывало теперь, залетали матерые браконьеры, чтобы отстрелять по заказу «новых русских», поклонников национальной кухни, пару лебедей, но этих «гасили» еще на подъездах: останавливали на дороге, ставили под стволы карабинов и вытряхивали оружие и орудия добычи, после чего вызывали милицию. И совсем уж редко лезли в заповедник любители водного слалома, чтобы весной прокатиться по бурным протокам, соединяющим цепь озер. Этим резали лодки или байдарки, давали пинков и отправляли назад, поскольку в весеннюю пору соблюдался полный покой – лебедицы сидели на гнездах.
Люди Закомарного стали шнырять везде, причем скрытно, так что воочию никогда не увидишь, а только следы, и то оставленные случайно: оброненная пустая пачка от сигарет, обертка от жвачки, окурок или пластмассовая канистра, забытая или спрятанная в кустах. И если таких следов не находилось, Ярослав все равно чувствовал, что в его отсутствие возле дома побывали чужие – неуловимый дух оставался в воздухе. Егеря клялись и божились, что никого не пропускали и никто не проникал на территорию, однако, подолгу не получая зарплаты, отчего-то часто стали ходить навеселе и курить дорогие сигареты. Особый интерес пришлые люди проявляли к самому Скиту, рыская вокруг него и всегда в тот момент, когда Ярослав уходил, к примеру, на Ледяное озеро – самую дальнюю точку заповедника. Будто следили за ним!
