Время крови - Ветер Андрей (бесплатные книги полный формат .txt) 📗
Пришедшая к нему женщина уже знала мужчин и вела себя смело. От неё исходил стойкий запах, и когда тела отодвигались друг от друга для короткого отдыха, этот запах с особой силой окутывал Эсэ. Иногда женщина расслаблялась, изнурённая жадными натисками воина, и бросала руки безвольно, иногда сама приходила в неистовство и тогда начинала бешено стучать о него раскрытыми бёдрами, обливая горячей влагой.
Ночь прошла быстро. Эсэ не отпускал партнёршу до самого утра. Уже при тусклом дневном свете, пробившемся сквозь окно, затянутое мутным рыбьим пузырём, он в последний раз овладел женщиной, глядя ей в глаза. Теперь он мог разглядеть её лицо. Оно было совсем непривлекательным, не соответствовало исходившей от женщины страсти. Но это не огорчило Эсэ. Оросив её промежность напоследок ещё раз, он поднялся и сгрёб свою одежду в охапку.
– Мне нужно омыть себя, – сказал он, выглянув из-за грязной занавески.
– Отец велел, чтобы баня была готова с раннего утра, так что можешь идти, – сказал кто-то из Тунгусов.
***
Берега Лены в том месте, где стоял Олёкминск, чрезвычайно живописны, по обе стороны тянулись густые леса, виднелись нависающие скалы. Селение стояло почти напротив устья реки Олёкма, куда и свернули, продолжив свой путь, оба пароходика. Теперь они медленно пошли вверх по течению, по совершенно незнакомому фарватеру. Ночами температура опускалась настолько низко, что палуба частенько превращалась в ледяной паркет, по которому Иван Селевёрстов никак не мог научиться передвигаться.
– Смешно подумать, что ещё не наступила настоящая осень, не говоря уже о зиме, а тут уже заморозки по ночам, – рассуждал Иван.
– В Сибири есть места, где снег остаётся лежать всё лето. Тебе много всякого предстоит увидеть, – посмеивался Галкин.
На четвёртые сутки плавания по Олёкме Иван проснулся утром, разбуженный каким-то особенным шумом на палубе. Было ещё очень рано, воздух казался насквозь промёрзшим, но, несмотря на это, все уже покинули свои постели. Поспешно одевшись, Иван вышел наружу и сразу понял, в чём крылась причина общей суеты, – пароходики пристали к берегу для разгрузки.
Место, выбранное для зимовки, было диким. На обоих берегах стояла глухая и неприветливая тайга, где, похоже, никогда прежде не ступала нога человека. Острые верхушки елей покачивались, словно пытаясь дотянуться друг до друга и нашептать что-то тайное. Широкие кедры, похожие на сказочные чудовища, простирали во все стороны свои длинные ветви. Повсюду виднелись густые, хоть уже и обнажившиеся по-осеннему, заросли малины, краснели гроздья рябины. Ветви дикого хмеля заполняли всё свободное пространство между деревьями, из-за чего местность выглядела непроходимой. Земля была покрыта снегом.
– Красотища! – с удовольствием протянул Галкин, подходя к Ивану. – Как тебе тут?
– Диковато. Здесь небось шагу ступить нельзя, чтобы на зверьё какое не натолкнуться, – предположил Иван.
– На то она и Сибирь, чтобы защищаться от людей диким зверьём. Здесь всё будет против нас, дружище. Но мы это сопротивление сломим и пробьёмся, куда нам надобно.
– Боязно как-то. – Селевёрстов неопределённо развёл руками. – Да и топором я работать не мастак.
– Научишься, привыкнешь и полюбишь этот край. Мороз будет вскорости казаться тебе лучшим из всех возможных благ. Вот поглядишь, как застонет тайга под ударами топоров и кайл. Ты, конечно, сперва все руки сотрёшь, обмозолишься, но это не беда. Труд – лучшее из всех лекарств, известных человечеству.
Селевёрстов очень быстро убедился в правоте слов своего товарища. Поначалу он испытал странное чувство при звуке первых ударов топора. На него одновременно нахлынули чувства грусти и гордости при виде шумно валившихся на холодную землю гигантских стволов.
Тайга действительно застонала под натиском человеческой энергии. И Селевёрстов ощущал себя частицей этой внезапно бросившейся на многовековой лес энергии. Он тоже взмахивал топором и слушал, как звенящее лезвие впивалось в дерево. Сознание собственной причастности к происходившему воодушевляло Ивана Васильевича и возвышало его в собственных глазах. Совсем недавно он был слабым и бесполезным городским человеком: пусть у него и водились крупные деньги, но он ничего не совершал, ничего не чувствовал, кроме бесконечной скуки. Теперь же он прокладывал дорогу, строил жильё для себя и своих спутников. Надолго ли он тут обоснуется? Он не знал ответа и не хотел знать. Он просто жил каждой минутой, он наслаждался чувством жизни и благодарил судьбу за то, что она свела его столь неожиданным образом с Сашкой Галкиным.
– Как ты? – обязательно обращался к нему во время обеденного отдыха и вечером Галкин и осматривал руки Ивана. – Уже лучше. А ты, брат, молодец, не из плаксивых, хоть и привык к столичным нежностям…
В первый же день Селевёрстов попал в историю, о которой вспоминал затем всякий раз, когда приходилось отлучаться со стоянки. Дело было так. Поработав минут пятнадцать с топором в руках, Иван почувствовал, что тело его заныло от активных движений и даже в животе заурчало – то ли от разыгравшегося голода, то ли от желания справить нужду. Подержавшись за живот, Иван решил всё-таки присесть под кустик. Рабочие отличались бесхитростностью, но Селевёрстов ещё не привык к мысли, что спускать штаны в пределах видимости надо было не из-за простоты нравов, а исходя из мер безопасности. Итак, завершив своё дело, Селевёрстов готов уже был выпрямиться, как услышал у себя за спиной глухой рык. Неожиданный звук заставил его напрячься. Слегка повернув голову, Иван увидел в нескольких шагах от себя громадного волка, верхняя губа которого приподнялась и мокро подёргивалась, обнажая белые клыки. Селевёрстов так и остался в полупривставшем положении, отклячив голый зад, не решаясь подтянуть штаны. Зверь, низко опустив голову и вытянув её вперёд, смотрел на белые ягодицы человека и едва слышно рычал.
Трудно сказать, чем закончилось бы свидание Ивана с матёрым волчищем, если бы Галкин случайно не обратил внимания на неестественно вывернутую и застывшую неподвижно голову Ивана над кустами. В одно мгновение почуяв неладное, он выхватил из чехла «винчестер» и быстрыми шагами, почти бегом, двинулся к Селевёрстову. Лобастую голову волка он увидел сразу, сделав всего пару шагов. Едва хищник заслышал посторонний шум, его жёлтые глаза метнули холодный взгляд в сторону шагов, живот его втянулся. Галкин остановился, вскинул винтовку и выстрелил без промедления. Волк отпрыгнул, прижал уши, громко заскулил, криво вильнул, осев задом, и свалился набок, колотя лапами по воздуху.
– Как ты? – В четыре прыжка Галкин оказался подле Ивана.
– Пожалуй, я снова присяду, – вяло произнёс тот в ответ. – Ноги ослабли, да и нужда, похоже, снова взяла. Ты, Саша, может, постоишь чуток рядышком? Как-то не по себе мне сейчас сделалось.
– Куда ж мне деваться. Эй, Борис! Дуй сюда! Тут Селевёрстов приманкой устроился работать, так я с его помощью серого завалил.
На его зов прибежал, ломая ветви, Борис Белоусов. Этот казак, служивший ещё при отце Александра Галкина и выполнявший самые различные задания, был предан Александру всей душой и относился к нему как к собственному сыну, хотя всегда почтительно называл его «барин».
– Добрый зверюга, – ухмыльнулся Белоусов и взвалил волка на свои плечи. – Прикажете разделать, барин?
– Не пропадать же мясу. А шкуру, когда выделаешь её, отдай-ка Ивану. Пусть служит ему реликвией и напоминанием о том, что жизнь – штука непрочная, хотя тем, наверное, и привлекательная.
В этот первый день работы Галкин не позволил Ивану более работать с топором в руках, понимая, как трудно придётся недавнему неженке в новых условиях.
– Да и после встречи с матёрым небось пальцы трясутся. Не правда ли? – Александр похлопал Ивана по плечу.
Он поручил Селевёрстову наблюдать за облаками, замечать их направление, движение, форму, срисовывать по возможности выдающиеся облачные картины. Само собой разумеется, наказал ему постоянно записывать температуру и вообще всё, что было связано с погодой.
