Таинственный остров (Повести и рассказы) - Карелин Павел Сергеевич (читать книги .txt) 📗
Ведь свершилось… факт… она для него теперь чужая… И эта фраза: «твой медведь» жгла его мозг.
Она не только изменяла ему, но и смеялась над ним…
К острой боли поруганного чувства примешивалась боль оскорбленного самолюбия, оскорбленного вдвойне, и фактом измены, тем, что ему предпочли другого, значит, лучшего… и этой обидной фразой: «твой медведь»… Да разве он похож на медведя… Он молод, красив, хорошо сложен, говорят, неглуп… И, наверное, тот… другой… хуже его…
А кошмар все больше и больше овладевал его мозгом, все больше и больше сдавливал голову и резче, отчетливее обрисовывалось на темном беспросветном фоне непонятного сознание, что он никогда… никогда уж не будет ласкать свою Верочку… никогда не будет целовать ее маленькие теплые ручки, сидя вдвоем на этой вот кушетке… никогда не будет чувствовать ее гибкое молодое тело, так жадно всегда шедшее навстречу его ласкам…
Как он теперь встретится с ней, когда она придет домой… что скажет…
Ему хотелось оттянуть это объяснение, хотелось никогда больше не видеться с ней и, вместе с тем, страстно хотелось, чтобы она скорее пришла.
Ардатов чувствовал, знал, что он прав и ему хотелось видеть жену испуганной, униженной, несчастной…
Внезапно, как молния, промелькнула мысль:
— А вдруг она у него… Вдруг, в то время, когда он тут сидит, она ласкает другого… отдается…
И как только ему раньше эта мысль не пришла в голову?
Николай Степанович нервно вскочил с кушетки и бросился к дверям, но тотчас же остановился.
Куда он пойдет?.. Ведь он не знает… не знает ни места, где они встречаются, ни его…
— Боже, как тяжело!.. — вырывалось у Ардатова нудным воплем. — Скорей бы!.. Скорей что-нибудь!..
А что, он сам не знал, не отдавал себе отчета… хотя этого чего-то он ждал… жаждал всей душой…
Еще тяжелее, еще мучительнее становилось от сознания невозможности что-либо сделать, предпринять… Эта бездеятельность давила тяжелым камнем, прижимала книзу и все усилия сбросить тяжесть, прорваться сквозь мрак безысходности не приводили ни к чему.
Голова начала кружиться, холодный пот выступил на лбу… Машинальным движением Ардатов вынул платок, отер лоб и тотчас же, скомкав, разорвал его пополам.
Усилие, приложенное для этого и небольшая физическая боль от сопротивляющейся материи заставили его на минуту было прийти в себя, но только на минуту…
Он огляделся, как будто проснувшись от тяжелого сна, но тотчас же происшедшее еще резче, еще рельефнее представилось ему и еще острее и больнее отозвалось в сердце.
Со стоном Ардатов схватился за грудь и, бросившись ничком на кушетку, застыл в такой позе.
Ему было неудобно. Неловко согнутая нога болела, лицо неприятно колола щетина ковра, которым была покрыта кушетка, но он боялся пошевелиться, боялся сдвинуться с места…
Он испытывал физическую боль и эта боль хоть отчасти заглушала нравственную…
Нога отекла, во рту пересохло, голова горела… Невозможное, непонятное все больше наседало на него… сознание мутилось… нелепые мысли родились одна за другой…
Ему представлялось, как Вера бросится перед ним на колени и будет умолять простить… Он протягивает ей руки, но внезапно жена превращается в чудовище… страшное, тяжелое, липкое… которое бросается на него… Он отталкивает, но чудовище медленно, неуклонно надвигается…
…Вот он уже чувствует смрадное дыхание… чувствует, как зубы прикасаются к его шее…
Он собирает всю силу воли и… вскакивает с дивана. Взгляд случайно падает на вазу, стоявшую на столе и подаренную ему когда-то в день ангела Верой… и снова все, что было, все, что он пережил с того момента, как нашел письмо, резкой картиной проносится и он со стоном снова падает на кушетку, стараясь уйти от всего, забыть все…
Но тщетно… Тяжелой кошмарной стеной стоит перед ним измена жены, и нет сил, нет возможности пробить эту стену… нет возможности сделать так, чтобы не было бы того, что было…
Опять нудное, тяжелое, гнетущее чувство, чувство бессилия, чувство невозможности бороться, глаза застилаются туманом, а мозг не в силах понять… Напряженно работая сверхчеловеческими усилиями, не может дать просвета в этой страшной, тяжелой стене…
Внезапно раздавшийся звонок прервал томительное ожидание Ардатова. Как под действием электрического тока, он быстро вскочил с кушетки, бросился к двери, затем обратно к столу и остановился с дико блуждающими глазами.
— Она!.. — хриплым шепотом вырвалось из груди и Николай Степанович не узнал своего голоса.
— Она!.. Сейчас войдет!.. «Медведь»… — внезапно мелькает мысль.
Порывистым движением Ардатов вынул из кармана гребенку и торопливо провел несколько раз по волосам, потом поправил усы и, устремив глаза на двери, стал напряженно ждать.
Послышались быстрые, легкие шаги, направляющееся к кабинету. Николай Степанович, не отрывая глаз от двери, сделал два шага назад и бессильно опустился в кресло перед столом.
Дверь отворилась и изящная маленькая блондинка в большой белой шляпе вошла в комнату, внеся с собой свежесть улицы и радость молодости, довольной и собой и жизнью.
— Коля, ты уже дома? Вот сюрприз!.. Здравствуй, милый!.. Что же ты?.. Но что с тобой? На тебе лица нет! Что случилось?..
Ардатов молчал, продолжая глядеть на жену.
— Коля, что с тобой? Что случилось?.. Ну скажи же!
Она бросилась к мужу и схватила его за руку… Ардатов грубо оттолкнул ее. Он чувствовал себя обиженным и правым, чувствовал, что все данные на его стороне, но вместе с тем не находил силы, не находил слов начать тяжелое объяснение.
Молодая женщина недоумевающе смотрела на него.
— Я знаю все… — наконец нашел фразу Николай Степанович и тотчас невольно подумал:
— Как пошло… Как в романе…
Но сейчас же поправился:
— Я знаю, что ты мне изменяешь… — и, видя отрицательный жест изумленной женщины, хотевшей что-то сказать, перебил, торопясь говорить:
— Не отрицай!.. Не лги!.. Я случайно в спальне нашел письмо от… от него… ты знаешь, про кого я говорю… В другой раз будь осторожнее, когда будешь обманывать его… — желчно попытался сострить Ардатов…
Молодая женщина побледнела:
— Но, Коля… — нерешительно начала было она.
— Подожди!.. — опять грубо перебил Николай Степанович. — Это письмо открыло мне глаза… В нем слишком… слишком ясно говорится о ваших отношениях с ним… о разных поцелуях и тому подобных гадостях… — продолжал Ардатов, сделав ударение на слове «гадостях»:
— Ты, конечно, понимаешь, что между нами теперь все кончено и… возврата… возврата того счастливого светлого прошлого… не может быть… никогда…
И вдруг ему стало до боли жаль эту маленькую женщину, растерянно смотревшую на него… Так безумно захотелось обнять ее… прижать к груди…
Но тут вспомнилось слово «медведь» и опять со злобой Ардатов докончил:
— И медведь… медведь… не будет уж больше стеснять тебя!..
— Но, Коля, какое письмо?.. Где?.. — заговорила Вера. — Это какое-то недоразумение… Покажи мне его!..
— Изволь!.. Смотри, если сомневаешься!.. — И, вынув скомканный клочок фиолетовой бумаги, Ардатов показал его жене.
Та сначала с недоумением посмотрела на письмо, потом внезапно веселым голосом спросила:
— Это письмо?.. От него?.. А я думала…
— Это письмо?.. От него?.. А я думала…
И с громким смехом Вера выбежала из комнаты.
Ардатов, окончательно сбитый с толку смехом жены, ничего не понимал.
Через минуту вернулась Вера, держа в руках фиолетовый листок бумаги такого же формата, какой был у ее мужа.
— На, читай, Отелло!.. — продолжая смеяться, протянула она Ардатову вторую половину письма.
Тот машинально стал читать:
…рядом с твоим мужем, хотя ты пишешь, что твой медведь очень красивый, умный и любит тебя. Чувствую, что ты счастлива и не буду больше отвлекать твоего внимания, которое, по-видимому, пока всецело принадлежит твоему мужу. Еще раз крепко, крепко целую.
