Затерянный горизонт - Хилтон Джеймс (читать книги онлайн полностью без сокращений .TXT) 📗
— Сами докопались? — полюбопытствовал Конвей.
— Утверждать не стану, но я сделал свои выводы, а потом выложил все Чангу — у нас с ним был мужской разговор. И, знаете, Конвей, этот китаеза не такой уж противный тип, как нам казалось.
— Я лично никогда не считал его противным типом.
— Да, конечно, вы ведь все время с ним контачите… Одним словом, мы с ним поладили, да еще как, вы меня понимаете. Он провел меня по всем приискам и, если хотите знать, дал разрешение вести любые разведочные работы в долине по моему усмотрению, а потом представить подробный отчет. Что вы на это скажете, мой мальчик? Они так обрадовались настоящему специалисту, а я еще пообещал подсказать, как увеличить добычу.
— Я смотрю, вы скоро совсем тут приживетесь, — заметил Конвей.
— Что ж, выходит, я подыскал работу, а это уже неплохо. Как дела обернутся, никогда не знаешь. Может быть, если я расскажу дома про здешние золотые горы, глядишь, и за решетку не упекут. Единственная закавыка — поверят ли мне на слово.
— Может быть, и поверят. Диву даешься, чему только люди готовыверить.
— Здорово, вы сразу сообразили, Конвей, — обрадовано закивал Барнард. — И тут мы можем с вами договориться. Предлагаю сделку — барыши пополам. От вас потребуется только одно — поставить подпись под моим отчетом: дескать, британский консул удостоверяет, и все прочее. Для солидности.
— Поживем — увидим, — рассмеялся Конвей. — Сначала составьте отчет.
Столь фантастическая перспектива его позабавила, но он порадовался, что Барнард подыскал себе занятие по душе.
Порадовался и Верховный лама, с которым Конвей встречался еще чаще. Обычно он навещал его поздно вечером и задерживался на долгие часы, после того как слуги уносили последние чашечки из-под чая и их отпускали спать. Верховный лама всякий раз осведомлялся о самочувствии и успехах трех спутников Конвея, а однажды спросил, на что они могли бы рассчитывать в будущем, не прерви их карьеру неожиданный приезд в Шангри-ла.
— Маллинсон, вероятно, мог бы пойти очень далеко, — задумчиво проговорил Конвей, — он энергичен и честолюбив. Другие двое, — он пожал плечами. — По правде сказать, здешняя жизнь вполне устраивает их, во всяком случае, на какое-то время.
Он обратил внимание на вспышку света за занавешенным окном; когда он пересекал двор, направляясь в хорошо знакомую комнату, вдали прогремели раскаты грома. Сейчас все было тихо, за тяжелыми занавесями мелькали только неясные блики.
— Да, — послышалось в ответ. — Мы постарались, чтобы они оба чувствовали себя как дома. Мисс Бринклоу желает обратить нас в свою веру, а мистер Барнард — превратить в компанию с ограниченной ответственностью. Прожекты безобидные — они помогут им вполне приятно скоротать время. Но как быть с вашим молодым другом — для него ведь религия и золото не утеха?
— Да, это действительно проблема.
— Боюсь, эту проблему придется решать вам.
— Почему мне?
Ответа не последовало, в этот момент принесли чай, и Верховный лама с заметным усилием вернулся к роли гостеприимного хозяина.
— В это время года с Каракала приходят грозы, — произнес он, переводя разговор на другое. — Жители долины Голубой луны верят, что их насылают демоны, которые беснуются за перевалом. «На той стороне», как они говорят — это понятие, в их наречии, охватывает весь остальной мир. Разумеется, они слыхом не слыхали о таких странах, как Франция, Англия, или даже Индия — по их представлениям, страшное плато простирается чуть ли не до бесконечности. Житье-бытье у них привольное — ни тебе морозов, ни ветров, им трудно даже вообразить, что кому-то может взбрести в голову покинуть долину. Наоборот, они убеждены, что все несчастные «аутсайдеры» только и мечтают сюда попасть. Все ведь зависит, с какой стороны посмотреть, не правда ли?
Конвею припомнились сходные рассуждения Барнарда, и он упомянул об этом.
— Очень разумные мысли, — отозвался Верховный лама. — Он наш первый американец. Нам действительно повезло.
Человек, которого усиленно разыскивает полиция в добром десятке стран, оказался благоприобретением для буддийского монастыря. Эта мысль позабавила Конвея, и он чуть было не поделился ею с Верховным ламой, но рассудил, что пусть уж Барнард сам поведает свою историю, когда приспеет время.
— Конечно, он совершенно прав, — проговорил Конвей, в мире много людей, которые сегодня охотно очутились бы здесь.
— Слишкоммного, дорогой Конвей. Мы — единственная спасательная шлюпка, оказавшаяся на плаву во время морского шторма. Мы можем взять на борт лишь нескольких случайно оставшихся в живых. Если бы все потерпевшие кораблекрушение попытались присоединиться к нам, мы сами пошли бы ко дну… Но не будем пока думать об этом. Я слышал, вы подружились с Бриаком. Это мой земляк и замечательный человек, хотя я и не разделяю его мнения, что Шопен — величайший композитор. Сам я, как вы знаете, предпочитаю Моцарта…
Только после того как чайная церемония окончилась, а слуга был отпущен, Конвей осмелился повторить вопрос, на который Верховный лама не дал ответа.
— Мы заговорили о Маллинсоне, и вы сказали, что теперь это будет мояпроблема. Почему именно?
— Потому, сын мой, что я скоро умру, — очень спокойно ответил Верховный лама.
Ничего подобного Конвей услышать не ожидал, и на мгновение лишился дара речи. А Верховный лама немного погодя продолжал:
— Вы поражены? Друг мой, все мы смертны — даже в Шангри-ла. Может быть, мне отпущены минуты, а, может быть, как знать, еще несколько лет. Я просто ставлю вас в известность о том, что предчувствую свою кончину. Вы, я вижу, очень огорчены, чрезвычайно мило с вашей стороны. Не стану лукавить: даже в мои годы о смерти думаешь с грустью. К счастью, от моей плоти мало что осталось, а что касается остального, тут все религии приятно единодушны и полны оптимизма. Я вполне доволен, но обязан в остающиеся часы приучить себя к странному ощущению — я долженпомнить, что мне надо успеть исполнить еще одно дело. Догадываетесь ли вы, о чем идет речь?
Конвей молчал.
— Оно касается вас, сын мой.
— Это великая честь для меня.
— Я имею в виду нечто гораздо большее.
Конвей слегка поклонился, но не проронил ни слова, а Верховный лама, помедлив, промолвил:
— Вы, очевидно, заметили, что наши беседы были необычайно частыми. Но наши традиции, позволю себе этот парадокс, заключаются в том, что мы не являемся рабами традиций. У нас нет жестких ограничений и незыблемых правил. Мы действуем сообразно обстоятельствам, руководствуясь прошлым опытом, а еще больше — нашей сегодняшней мудростью и провидением будущего. Вот почему я желаю смело завершить это последнее дело.
Конвей по-прежнему молчал.
— Я вручаю в твои руки, сын мой, наследие и судьбу Шангри-ла.
Наконец нервное напряжение спало, и Конвей ощутил всю силу спокойной и благожелательной убежденности; все звуки смолкли, и он не слышал больше ничего кроме барабанного боя собственного сердца.
Потом этот бешеный ритм заглушили слова:
— Я ждал тебя давно, сын мой. Я сидел в этой комнате и вглядывался в лица новых пришельцев, смотрел им в глаза, вслушивался в их голоса, и всегда надеялся, что когда-нибудь встречу тебя. Мои коллеги состарились и преисполнились мудрости, но ты не менее мудр, хотя и молод годами. Дело, которое я завещаю тебе, друг мой, не обременительно, потому что в нашем братстве мы признаем только шелковые узы. Быть мягким и терпеливым, заботиться о духовных ценностях, править мудро и тайно, пока вокруг бушует буря. Тебе это будет несложно и приятно, и ты, безусловно, обретешь большое счастье.
Конвей порывался сказать что-то, но не смог. И только вспышка молнии, от которой поблекли тени, заставила его воскликнуть:
— Буря!.. вы говорили о буре…
— Такой бури мир еще не видывал, сын мой. От нее не защитят ни армия, ни наука, ни государство. Все плоды культуры будут растоптаны, человеческая цивилизация повергнута, на земле наступит хаос. Я предвидел нечто подобное, когда имя Наполеона никому не было известно. Еще отчетливее я с каждым часом вижу это сейчас. Ты думаешь, я ошибаюсь?
