Чистое сердце - Эмар Густав (книги полные версии бесплатно без регистрации .TXT) 📗
Только двое изо всех, сидевших за столом во время обеда, угрожавшего перейти в пьяную оргию, умеренно прикасались к вину. Это были Сандоваль и Белый Охотник За Скальпами.
Атаман, старательно подливая своим гостям, заботился о том, чтобы самому не опьянеть и сохранить необходимое хладнокровие. С некоторым беспокойством присматривался он к незнакомцу, которого случай сделал его гостем. Этот мрачный человек внушал ему неприятное чувство, которого он не мог себе объяснить, но, вместе с тем, он не осмеливался расспрашивать его. Законы прерий запрещали задавать какие бы то ни было вопросы чужестранцу, пока тот сам не пожелает сказать, кто он такой.
К удовольствию Сандоваля, любопытство и нетерпение которого возрастали с каждой минутой, у Руперто появилось не менее горячее желание объяснить цель своего прибытия к разбойникам, а потому, в то время, когда разговор сделался общим и каждый старался перекричать другого, Руперто несколько раз с силой ударил рукоятью своего кинжала по столу, требуя молчания.
Крики мгновенно смолкли, и все головы повернулись в его сторону.
— Чего вы хотите, Руперто? — спросил его Сандоваль.
— Чего я хочу? — ответил тот коснеющим от обильного возлияния языком. — Я требую слова.
— Всем молчать! — повелительно сказал атаман. — Говорите, Руперто! Никто не станет перебивать вас, даже если вы будете говорить до восхода солнца.
— Карамба! — воскликнул техасец со смехом. — Я вовсе не намереваюсь так долго испытывать ваше терпение.
— Поступайте как вам угодно, compadre, вы — мой гость и, кроме того, старый знакомый. Это дает вам право делать все, что вы захотите.
— Благодарю вас за любезность, атаман! Я прежде всего должен от себя лично и от имени моих спутников выразить вам искреннюю благодарность за ваше гостеприимство.
— Довольно, довольно об этом! — небрежно сказал Сандоваль.
— Нет, нет, не довольно, — напротив! Не каждый день можно найти в прериях такое обильное угощение, как ваше, и надо быть неблагодарным, как монах, чтобы не признать этого!
— Ха-ха! — усмехнулся атаман. — Разве сегодня, когда я вас встретил, вы не говорили, что посланы ко мне монахом Антонио?
— Да, это так.
— Это достойный монах! — заметил Сандоваль. — Он напоминает мне его преподобие Джона Симмерса, который был повешен за двоеженство. Это был святой человек! Я помню, что, стоя возле виселицы, он произнес великолепную назидательную проповедь, исторгнувшую слезы из глаз большинства присутствовавших. Но возвратимся к отцу Антонио. Надеюсь, с ним не произошло никакого несчастья и он совершенно здоров?
— Когда я расстался с ним, он был абсолютно здоров, но вполне могло случиться, что в настоящую минуту он серьезно болен и даже мертв.
— Праведный Боже! Это внушает мне беспокойство, compadre. Объяснитесь.
— Все очень просто. Техасцам наскучило беспрестанное лихоимство мексиканцев, они подняли восстание и хотят завоевать независимость.
— Это я уже знаю.
— Вам, без сомнения, известно также и то, что все лучшие люди Техаса стали под знамя независимости, а потому и отец Антонио, собрав небольшой отряд, присоединился к инсургентам.
— Это довольно умно, — произнес атаман с улыбкой.
— Не правда ли? О, отец Антонио ловкий политик!
— Да, да! Доказательством тому может служить то обстоятельство, что в начале восстания он часто сам не знал, к какой партии принадлежит.
— Что же вы хотите, — возразил Руперто небрежно, — всякому трудно сориентироваться в начале народной смуты. Но теперь, дело другое!..
— А! Теперь он, по-видимому, знает, к кому податься.
— Вполне. Он примкнул к повстанцам. В день моего отъезда инсургенты двинулись навстречу мексиканскому войску, намереваясь дать сражение. Вот почему я и сказал, что все может случиться и отец Антонио в настоящее время может оказаться болен или даже мертв.
— Надеюсь, что его не постигло такое несчастье.
— Я тоже надеюсь… За несколько минут до выступления в поход отец Антонио, по-видимому, сильно заинтересованный в судьбе этого раненого кабальеро, не желая оставлять его одиноким и беспомощным во власти мексиканцев в том случае, если повстанческая армия потерпит поражение, поручил мне отвезти его к вам, уверенный в том, что вы заботливо отнесетесь к его другу и примете его хорошо во имя старой вашей приязни к нему самому.
— Он был прав, рассчитывая на меня. Я не обману его доверия. Кабальеро! — добавил он, обратившись к старику, который во время этого разговора оставался холоден и непроницаем. — Вы теперь знаете нас, вы знаете, что мы степные разбойники. Мы предлагаем вам гостеприимство прерий, гостеприимство чистосердечное, неограниченное. Мы предлагаем его вам, не спрашивая, кто вы и что делали до того времени, когда ступили на нашу территорию.
— А что вы потребуете за это? — спросил старик, холодно поклонившись главарю шайки.
— Ничего, сеньор — ответил тот. — Мы ничего у вас не спросим, даже вашего имени! Мы изгнанники и беглецы, а все беглецы, каковы бы ни были причины, которые привели их сюда, имеют право сесть у нашего очага. А теперь, — добавил Сандоваль, взяв бутылку и наливая вино в стакан, — выпьем за ваше счастливое прибытие к нам, сеньор! Не откажите!
— Одну минуту, кабальеро! Прежде чем ответить на ваш тост, я, если позволите, скажу несколько слов.
— Мы слушаем вас, сеньор.
Старик поднялся во весь свой богатырский рост и обвел присутствующих настороженным, пристальным взглядом. Глубокое молчание царило в зале. Всеми присутствующими овладела необъяснимая тревога, все ждали.
Наконец Охотник За Скальпами заговорил, и лицо его, до тех пор холодное и строгое, смягчилось, чего никто не мог ожидать от этого человека.
— Сеньоры кабальеро, — сказал он, — ваша откровенность заставляет и меня быть откровенным, ваше великодушие, ваш великолепный прием вынуждают меня сказать вам, кто я. Когда приходишь с просьбой о покровительстве к таким людям, как вы, не следует ничего скрывать. Да, я — беглец! Да, я — изгнанник. Но то и другое случилось со мной по моей собственной воле. Я завтра же, если этого захочу, могу возвратиться в то общество, которое никогда меня не изгоняло из своей среды. И это не иллюзия, не преувеличение с моей стороны. Я остаюсь в прерии, чтобы выполнить задачу, которую поставил перед собой. Я хочу отомстить, отомстить беспощадно, и ничто, даже смерть последнего из моих врагов не может утолить во мне жажду мести. Это безумное сновидение, страшный кошмар, но я не устану искать удовлетворения до последней минуты моей жизни. Я буду умирать с великим сожалением о том, что недостаточно отомстил. Вот цель моей жизни, вот причина того, что я покинул жизнь людей цивилизованных, чтобы начать существование, которое является уделом диких зверей. Месть! Теперь вы знаете, что движет мной. Когда я скажу вам свое имя, вы узнаете меня вполне.
Голос раненого, сначала тихий, постепенно становился громче из-за переполнявших его чувств, а под конец сделался отрывистым и дрожащим. Присутствующие, невольно поддавшись его волнению, слушали этого странного человека, затаив дыхание, боясь проронить хотя бы слово. Он раскрывал им тайну своей жизни, заставил вибрировать в их сердцах единственную живую струну, так как и у них была лишь одна цель, одно желание — отомстить обществу, которое отторгло их от себя, как гнилой плод.
Эти люди должны были понять сильный и мстительный характер говорившего, восхититься им, даже завидовать ему. Его характер был сильнее, чем тот, которым они сами обладали.
Когда Охотник За Скальпами кончил говорить, все, точно сговорившись, встали и, опираясь дрожавшими руками о край стола, наклонились, ожидая с лихорадочным нетерпением, чтобы старик назвал себя.
Но по странной случайности раненый, казалось, мгновенно забыл, что происходило вокруг него, и не мог вспомнить ни того, что говорил, ни места, где находился. Голова его поникла, он взялся правой рукой за лоб, устремил глаза в землю и, казалось, напрасно старался отогнать нахлынувшие на него тяжелые воспоминания, успокоить ту кровоточащую рану, которой так неосторожно коснулся.
