Сожженные Леса - Эмар Густав (онлайн книги бесплатно полные .TXT) 📗
— Хорошо, вы сейчас будете удовлетворены.
— Браво! Теперь можете рассчитывать на нас.
— Как на гнилую доску?
— Черт возьми, капитан, — возразил со смехом Линго, — есть основание думать, что деньги эти вам очень дороги.
— Неудивительно, когда их у меня крадут таким наглым образом, как делаешь ты и твой достойный товарищ.
— Что? — вмешался уроженец Кентукки. Линго прервал его жестом.
— Без дерзостей, капитан, никто вас не принуждает. О чем вы жалуетесь? Не от вас ли зависит — согласиться или нет?
— Хорошо… хорошо, — пробормотал он. Капитан встал из-за стола и прошел во внутреннее
отделение палатки, откуда скоро вернулся.
— Держи, — сказал он, вручая парижанину сверток золота, — вот твои и твоего достойного товарища деньги — чистым золотом. Можешь сосчитать, если хочешь.
— К чему, капитан? — отвечал Линго, ощупывая сверток, чтобы убедиться, действительно ли это золото, — как я, так и друг мой, мы безусловно доверяем вам; не так ли, Шакал?
— Я не слишком-то, — проворчал тот.
— Видите, капитан, я ему не подсказал.
— Ладно, давай-ка лучше расписку.
— В чем? Вы шутите, капитан, — возразил парижанин, скаля зубы и пряча сверток в карман, — или принимаете меня за кого другого. Разве выдают расписки в получении подарка? А эти деньги, с вашего позволения, не более.
Капитан закусил губу, но не настаивал.
— Теперь, господа, — сказал он с досадой, — когда ваше желание исполнено, надеюсь, вы не замедлите заняться моими делами. Положение наше не из завидных; нам во что бы то ни стало нужно выйти из него, а между тем я не могу оставить этот край, не покончив с делами, которые привели меня сюда. Лагерь наш почти в порядке, и все заставляет предполагать, что краснокожие не сделают нового нападения, следовательно, достаточно только стеречь, и это я вам поручаю, Блю-Девиль. Что касается до тебя, Линго, — ты отправишься на рекогносцировку и как можно дальше, чтобы узнать, что сталось с этими чертями индейцами.
— Верхом? — удивленно спросил Линго, — видно, капитан, вы плохо знаете эту страну: я не сделаю и мили, не поломав себе костей или не полетев в ров… нет, нет, — на лыжах будет и скорей и безопаснее.
— Как хочешь, лишь бы принес мне известия.
— Не бойтесь, принесу, и даже самые положительные.
Все четверо вышли из палатки.
Почти тотчас Линго уехал из лагеря.
Благодаря широким лыжам, привязанным к ногам, смелый парижанин с необыкновенным искусством и быстротой скользил по снегу.
Как скоро он исчез вдали, капитан, который долго следил за ним глазами, привязал также к ногам лыжи и, поручив еще раз Блю-Девилю стеречь лагерь, в свою очередь удалился.
Сделавшись временно начальником отряда, Блю-Девиль постарался скорее заставить своих товарищей продолжать земляные работы, прерванные завтраком; потом, когда увидел, что все эмигранты (будем их так называть) серьезно занялись работой под руководством Шакала, сам незаметно пробрался за главную палатку, в первом отделении которой он обедал час тому назад за столом капитана.
Пелон, находясь в столовой как бы по делу, внимательно следил за тем, что происходило в лагере; он был свидетелем отъезда Линго, а затем и капитана. Удостоверившись, что они действительно уехали, молодой человек сосредоточил свое внимание на Блю-Девиле.
В то время, когда последний подходил к палатке, он перекинулся с ним многозначительным взглядом и направился к портьере, за которой не замедлил скрыться, осторожно подняв и опустив за собой.
Пройдя нечто вроде магазина, загроможденного разными вещами, молодой человек остановился у второй портьеры, бросил вокруг себя испытующий взгляд и, убедясь в том, что никто за ним не следит, тихонько кашлянул три раза.
Почти в ту же минуту портьера приподнялась вовнутрь.
Пелон проскользнул в отверстие, которое тотчас же за ним закрылось.
Место, в котором он очутился, нисколько не походило на скромное жилище капитана и его товарищей, в котором они укрывались от ветра, дождя и стужи.
Это восхитительное убежище, восьмиугольной формы, было обито толстыми коврами, не пропускавшими холодный воздух. Посредине стоял массивный серебряный брасеро, наполненный тлеющими оливками, и распространял вокруг приятную теплоту; мебель, расставленная в изящном беспорядке, свидетельствовала, что это жилище женщины, впрочем, в этом и не могло быть сомнения.
На висячей койке сидела молодая девушка, вполовину укутанная в дорогие меха; судя по наружности, ей нельзя было дать более шестнадцати или семнадцати лет. Детское простодушие и вместе с тем умное выражение лица делали ее необыкновенно привлекательной; словом — она походила на тех красавиц, которых изображали на полотне Рафаэль и Мурильо в минуту вдохновения; ее большие, задумчивые голубые глаза имели неземное выражение; сквозь тонкую, почти прозрачную кожу просвечивались голубоватые жилки, резко отличавшиеся от длинных, как смоль, волос, спускавшихся густыми кудрями на плечи матовой белизны. Странное меланхолическое выражение в лице придавало ей еще больше очарования.
Увидев Пелона, молодая девушка печально улыбнулась и, протягивая ему свою маленькую ручку, сказала нежным и приятным голосом:
— Очень рада тебя видеть, друг мой, но тем не менее не могу тебя не пожурить за неосторожность, которую ты делаешь, приходя сюда в это время; если мой гнусный тюремщик застанет нас вместе, то тебе не избегнуть жестокого наказания.
— Это правда, сеньорита, — отвечал молодой человек веселым голосом, — но успокойтесь, я не подвергаюсь другой опасности, как той разве, что мое внезапное появление в ваших покоях может показаться вам неприятным.
— Что ты хочешь сказать?
— Сеньорита, капитан Кильд оставил лагерь десять минут тому назад и пробудет в отсутствии, вероятно, несколько часов.
— Ты уверен, что он уехал?
— Вполне, сеньорита: я присутствовал при его отъезде. Вы знаете, — прибавил он, — меня считают за идиота и потому нисколько не остерегаются.
— Бедный Пелон! — произнесла она с чувством.
— Не жалейте меня, сеньорита, — отвечал он с некоторым оживлением. — Эта уверенность — мой оплот; она позволяет мне, как сестру, стеречь вас; настала минута доказать вам мою преданность.
— Я знаю, что могу рассчитывать на тебя, Пелон, и потому безгранично доверяю тебе. Нас связывает одно горе — несчастье. Но не скрою, что, зная твою непреодолимую ненависть к негодяю, который держит нас обоих в своей власти, я иногда страшусь, чтобы ты не увлекся и не погубил бы себя безвозвратно.
— Не бойтесь и ничего подобного не ждите от меня, сеньорита, — возразил он, тряхнув головой. — Я обладаю двумя драгоценными добродетелями раба: лукавством и благоразумием; несколько раз уже мне представлялся случай бежать; но, как видите, ни разу не воспользовался им.
— И хорошо сделал! Увы, что сталось бы с тобой в этой необозримой пустыне?!
Странная улыбка на минуту осветила бледное лицо молодого человека и придала ему выражение непоколебимой энергии.
— Не эта боязнь остановила меня, сеньорита, — отвечал он гордо, — как ни молод я, но пустыня для меня не имеет тайн: я сын одного из самых знаменитых мексиканских гамбусино, и жизнь моя почти вся прошла в саваннах; давно, если б это только зависело от меня, я бежал бы; был бы теперь подле отца, который терзается моим отсутствием и, быть может, считает меня мертвым.
— Так отчего ж ты не бежал? — спросила с любопытством молодая девушка.
— Отчего?
— Да, отчего, Пелон?
— По двум причинам, сеньорита: я сам себе дал двойной обет.
— Двойной обет? Объяснись: не понимаю тебя.
— Извольте: я поклялся, во-первых, отмстить моим врагам, а во-вторых, не бежать без вас, сеньорита; я не хочу бросить вас на произвол судьбы в руках этих злодеев — вот почему я остался; и как ни благоприятны будут еще случаи бежать, я не убегу до тех пор, пока вы не будете в состоянии следовать за мной.
— Увы! Я в заключении, и бегство для меня немыслимо.
