Львовская гастроль Джимми Хендрикса - Курков Андрей Юрьевич (бесплатные полные книги TXT) 📗
Если бы Алик приходил сюда каждый день к полудню, он бы знал не только имена мамаш, но и имена малышей в колясках, знал бы не только клички собак, которых тут выгуливали, но и имена их хозяев и хозяек. Ведь это они постоянно кричали: «Дружок! Барс! Джолли!» Собаки своих хозяев по именам не знают, поэтому и не кричат им, когда те вдруг потеряются или отвлекутся на пиво. Собаки знают своих хозяев по запаху.
И Алик, остановив свои мысли на собаках и запахах, снова задумался о своей жизни. Попробовал вспомнить запах своего флигеля, своего дома. Попробовал и не смог. «Наверное, это естественно, — подумал он, вздохнув. — Я ведь не знаю свой собственный запах?! Я не могу вдруг сказать: о, этот человек пахнет так же, как я!»
И тут память подбросила Алику воспоминание из совсем недавнего прошлого. Голубятня капитана Рябцева. Там запах стоял сильный и легко запоминаемый. Но это не был запах капитана Рябцева. Это был запах голубятни и голубей.
Алик усмехнулся своим мыслям и воспоминаниям. И заметил, как на аллею скверика выехала уже знакомая ему машина-«пирожок» с надписью «Оселя» на белом боку. К ней из разных углов сквера заспешили люди неблагополучного вида. Их движения были порывистыми, суетливыми, как у не постоянного ветра. Они стали неумело создавать из себя очередь, но тут им на помощь поспешили три прилично одетые девушки. Они обошли невразумительную очередь, и та приобрела форму и порядок.
Алик вдруг поймал себя на мысли, что он высматривает в этой толпе-очереди круглолицую брюнетку в джинсах и темной короткой куртке с большим фотоаппаратом в руках или болтающимся на ремешке. Он даже привстал со скамейки, чтобы лучше рассмотреть собравшихся у машины-«пирожка» людей.
А от машины уже отходили первые осчастливленные бесплатным супом бомжи. Они осторожно несли одноразовые пластиковые мисочки к ближайшим скамейкам. Минуты через три на ближней к машине скамейке сидели уже плечом к плечу пятеро из них и почти синхронно поднимали ко рту одноразовые ложки. Ели они быстро, словно боялись не успеть.
Алик задумчиво наблюдал за ними, не замечая, что и за ним самим с соседней скамейки наблюдает худой высокий мужчина, у ног которого на асфальте лежит старый желтый кожаный саквояжик. Одет мужчина с саквояжем был скромно, но прилично: коричневый костюм конца восьмидесятых с острыми лацканами и синим значком-ромбиком какого-то советского вуза над нагрудным карманом, замшевые серые туфли, на голове — бежевая узкополая шляпа. На какой-то момент мужчина в костюме отвлекся на очередь возле машины-«пирожка», сглотнул слюну, из-за чего его кадык на худой шее сделал резкое движение вверх-вниз. Вид очереди бомжей почему-то заставил его волноваться, и он возвратил свой взгляд на Алика, отчего на его душе снова стало спокойнее и стабильнее.
А Алик ощутил чувство голода. Подсознательно он еще выискивал взглядом ту добрую и красивую круглолицую женщину, накормившую его в прошлый четверг здесь же, в сквере. Но ее не было видно. Значит, ее не было. Алик смотрел, как бомжи и просто бедные, доев суп, снова становились в очередь. Теперь уже за вторым блюдом. Потом они получат компот — память Алика вернула на его язык вкус этого компота, выпитого неделю назад. Чувство голода обострилось. Он стал припоминать: где тут рядом можно дешево и вкусно перекусить?
А в это время мужчина в коричневом костюме подхватил с асфальта свой желтый саквояжик и подошел к скамейке Алика. Присел рядом так тихо, что Алик даже не услышал. Не услышал и не увидел, поглощенный своими мыслями.
— А вы почему не идете? — спросил мужчина и кивнул в сторону машины-«пирожка».
Алик вздрогнул от неожиданности, посмотрел на внезапно появившегося соседа по скамейке растерянно.
— Неудобно?! — предположил вслух мужчина.
Алик кивнул.
— Мне тоже, — сказал мужчина. — Но я вам принесу. Вы только мои вещи постерегите! — И он указал взглядом на саквояжик.
Мужчина вернулся с двумя тарелками. Одну сразу передал Алику и только после этого уселся рядом. Алик смотрел на гречневую кашу, щедро сдобренную подливкой, на котлету, на белую пластиковую вилку.
— Спасибо! — произнес он, обернувшись к доброму незнакомцу.
— Не за что! — уже прожевывая пищу, ответил тот. — Я, извините, не представился. Ежи Астровский, бывший поляк.
— Почему «бывший»? — удивился Алик. — Разве можно быть «бывшим» поляком или русским?
— Бывшим кагэбистом или коммунистом быть нельзя — эти печати с тела и с души не смываются, — ответил Ежи, отвлекшись от еды. — А из меня в советское время всё польское выбили, кроме имени и фамилии. Да и те предлагали поменять! Вот и получилось, что я — «бывший».
Гречневая каша таяла во рту так же легко, как слова этого доброго человека таяли в ушах Алика, оставляя мысленное послевкусие.
— Меня Аликом зовут, — сказал он.
Хотелось добавить что-нибудь о себе, чтобы сравняться по искренности и открытости с соседом по скамейке. — Я, вообще-то, из хиппи…
— Бывший хиппи? — переспросил Ежи Астровский.
— Нет, — Алик мотнул головой. — Не бывший.
— А что, хиппи еще есть? — удивился собеседник.
— Ну, те, кто не умер, еще живут. И я еще живу…
Ежи кивнул и, нацепив на вилку котлету, поднес ее ко рту, смачно откусил одну треть. Жевал долго и сосредоточенно. Потом обернулся к Алику.
— Знаете, я недавно жизнь наново начал! — сказал сосед по скамейке почти торжественно.
— Ну и как?
— Нравится. — Ежи кивнул. — Очень нравится. Теперь понимаю, что двадцать лет жизни потерял, но что-то ведь еще впереди осталось!!!
— Это хорошо! Я тоже оптимист, — произнес Алик, но голос его почему-то прозвучал грустновато.
— Если вы оптимист, то вам сам Бог велел тоже начать жизнь наново!
— А с чего ее начинают?! — с едва уловимой иронией спросил хиппи.
— С мелочей, — твердо ответил Ежи. — С душа и мыла, со стирки одежды, с отказа от вредных привычек, с уборки у себя дома и, конечно, с парикмахерской, с приведения своих волос в порядок. — Ежи остановил взгляд на голове Алика.
Алику вдруг показалось, что у собеседника в одно мгновение нос стал орлиным и хищным. Ежи был пониже Алика, и сейчас, сидя и глядя на волосы Алика, он немного задрал голову вверх. Алику стало немного не по себе. Странный запах защекотал в носу. Это не был запах еды или города.
Алик чихнул. Ежи наконец отвлекся от волос соседа по скамейке. Доел второе, посмотрел на уже пустую одноразовую тарелку на коленях Алика. Взял ее.
— Я за компотом схожу, — сказал, поднимаясь. — А вы саквояжик постерегите!
Как только Ежи ушел, пропал и запах, обеспокоивший Алика. Алик осмотрелся. Очередь перед машиной-«пирожком» рассосалась, хотя бомжи еще кучковались по пять-шесть человек в нескольких местах недалеко от их «полевой кухни». Прохладный ветерок подсказал, что солнца больше нет. Алик надел свою широкополую шляпу. Бросил опасливый взгляд на небо.
— Так как вы думаете? — Рядом снова уселся «бывший» поляк и тут же передал Алику пластиковый стакан с компотом.
— О чем? — просил Алик.
— О том, чтобы начать жизнь наново?
— Я еще не думал об этом, — признался Алик. — Это слишком серьезная тема.
— Да, — согласился Ежи. — Но, как я сказал, можно ведь начинать с мелочей!
Он наклонился к своему саквояжику, раскрыл его, не поднимая с асфальта. Достал оттуда квадратное зеркало размером с книжку, парикмахерские ножницы и ножницы-расческу, квадратный кусок ужасно знакомой Алику особой материи зеленого цвета, большой пластиковый гребень.
— Это всё я нашел у себя дома, когда сделал уборку после двадцати лет бестолковой жизни, — пояснил Ежи, передавая зеркало Алику.
Алик взял квадратное зеркало, посмотрел в него. Его лицо, отраженное в зеркале, выражало недоумение. Он снова перевел взгляд на зеленую материю, которую Ежи встряхнул в воздухе, как встряхивают скатерть, чтобы освободить ее от крошек.
В носу снова защекотало от неприятного и непонятного запаха.
— Я вас могу подстричь прямо здесь и совершенно бесплатно, — серые глаза «бывшего» поляка уставились прямо в глаза Алика.
