Когда боги спят - Алексеев Сергей Трофимович (книги бесплатно без txt) 📗
– Странно, нет нигде!..
Он не знал, что нужно искать – наркотики, фотографии, письма или еще какие-то свидетельства образа жизни сына; он просто двинулся вдоль стен, всматриваясь во все вещи и предметы аскетически обставленной комнаты. Зубатый не помнил, когда был здесь в последний раз, возможно, полгода или даже год назад, и потому не мог знать, что было и что могло исчезнуть. В школьное время Саша увлекался бодибилдингом (этот период совпал с охотничьим азартом), качался каждый день, соблюдал белковую диету, и с тех пор у него остались тренажеры, штанга, гантели, но почему-то пропали снимки Шварценеггера и прочих знаменитых качков, развешанные в ту пору по стенам. Вероятно, снял, когда изменились увлечения, да и фирменное никелированное и черненое железо превратилось в груду тусклого и пыльного металлолома, сваленного в углу, как некие материальные остатки далекого прошлого.
Да, период мужских устремлений сына был еще виден, но почему-то никак не отметился другой, актерский – ни фотографий знаменитостей, ни каких-либо чисто театральных предметов и вещиц, например афиш и программок, если не считать засохший и почерневший букет роз. Кто его преподнес? За что?..
В коридоре опять простучали шаги, но мимо двери. Зубатый прокрался к столу, сел и подвигал ящики: еще собранные в детстве камешки, стреляные гильзы, тут же сломанная электронная игрушка, несколько зажигалок и множество авторучек, фломастеров, пустых и давно засохших, – одним словом, ничего, никаких записей, дневников и тем более писем. Или кто-то, вошедший сюда раньше, все забрал?.. Компьютер в комнате был, однако тоже напоминал материальные останки и стоял на полу за диваном, покрытый пылью времен: увлечение этой игрушкой у Саши прошло очень быстро, еще в школе, и после этого он к нему вряд ли прикасался. И вообще, он всегда быстро чем-то увлекался, просил купить те же тренажеры, собак или ружье, но как-то очень уж быстро терял интерес и остывал.
Зубатый еще раз обошел комнату, посмотрел на корешки книг за стеклом шкафа – приключения и фантастика, давно, пожалуй с седьмого класса, не читанные. Учебники и книги по театральному искусству, которые, должно быть, он иногда открывал, почему-то валялись на полу, наверняка брошенные незадолго до гибели. Две открытых книжки лежали справа от кресла, друг на дружке: верхняя, «Жизнь растений», развернулась веером и было не понять, в каком месте Саша читал, второй книжкой оказался Геродот, и открыта она была на странице, где древний историк описывал гиперборейцев, которые жили очень долго и, когда уставали от жизни, поднимались на скалы и бросались в море...
Он вздрогнул и замер – Саша искал способ расквитаться с жизнью? Потому забрался на чердак девятиэтажки?
Нет, не может быть! Книги брошены давно, все покрылось пылью. Если и читал, то уж никак не перед смертью...
Он сел в кресло и стал смотреть в сводчатое окно, выходящее на реку: Саша сидел вот так же и смотрел на воду, зимой и летом; и на ту сторону смотрел, где стоят похожие дома, как на Серебряной. И о чем-то ведь думал, возможно, и решение уйти из жизни было принято здесь...
«Я слишком поздно родился, чтобы жить с вами, люди...»
Но почему?! Закончилось увлечение жизнью? Много что попробовал, испытал на себе, в том числе и наркотики, после чего потерял интерес к существованию. Поздно родился! Мир и образ жизни в этом мире не устраивали его, и не потому ли он ринулся в театральную студию, в актерскую, придуманную, наигранную и иллюзорную жизнь?
Однако и она оказалась нестерпимой, ибо существовать в ней можно, лишь имея характер и повадки Ал. Михайлова...
И все-таки, кто входил сюда и что вынес? Следов обыска незаметно, впрочем, если здесь побывала бесприданница, то наверняка знала, что и где лежит, взяла компрометирующие ее бумажки или предметы и вышла. Кажется, рылись в платяном шкафу, дверца приоткрыта, торчит рукав пиджака...
Хотя у Саши всегда был беспорядок, сам убирал редко, а мать или домработницу не впускал, запирая комнату на ключ. Постельное белье выдавал раз в неделю и получал новое, как в общежитии...
Зачем он это делал? Что скрывал? Может, какие-то тайные детали своего существования?.. Зубатый открыл шкаф – мебель во всем доме была антикварной, отреставрированной, однако сохранившей запах старины, – по крайней мере, так казалось. Вместе с рубашками, свитерами и брюками висел костюм магистра – черная мантия и четырехугольный колпак с кисточкой. Вещь для сына странная, неожиданная, но если вспомнить, что учился в студии, то все объясняется: принес из театральной костюмерной, к примеру, для репетиций и забыл сдать... Но что он репетировал?
Под одеждой, внизу, оказалась картонная коробка, замотанная скотчем и довольно тяжелая, – пожалуй, единственный закрытый предмет, и потому Зубатый достал складной нож и разрезал упаковку...
То, что было там, в руки брать не хотелось, но одновременно и не открывало никакой тайны. Побуревший от времени, наверняка выкопанный из могилы череп, лопаточная, скорее всего, кость и муляж скованных наручниками отрубленных гипсовых рук со струйками нарисованной крови. Тут же лежал явно бутафорский кинжал с красными пятнами на лезвии и настоящая фашистская бляха полевой жандармерии.
То, что Саша одно время увлекался сатанизмом, Зубатый узнал лишь после его смерти от начальника УФСБ, который в общем-то и успокоил, что это лишь веяние моды, дурь золотой молодежи и ничего серьезного. По-видимому, так оно и было: коробка с атрибутами, впрочем, как и черная мантия, находились в шкафу невостребованными и напоминали сваленный в угол металлический хлам тренажера – символа физической силы.
Зубатый сунул коробку назад, закрыл шкаф и в задумчивости еще раз обвел взглядом комнату. Вывод уже зрел, в подсознании крутилась по спирали мысль-догадка, но где-то на последнем витке срывалась – чего-то недоставало, какой-то мелкой и важной детали. Он пошел снова по кругу и будто споткнулся, вспомнив слова блаженной старухи:
– Ищи Бога, а не власти!..
Да ведь Саша Бога искал! Но, оказавшись в безбожном мире, не увидел его, не почувствовал, и не потому ли в его комнате нет ни единого христианского символа, как и прочих религий? Все есть, следы самых разных его увлечений, вплоть до черной магии, но нигде ни крестика, ни иконки, ни божка.
Он действительно родился слишком поздно, чтобы жить. Боги к тому времени уснули...
На минуту Зубатый почувствовал себя беспомощным и слабым, но потом встрепенулся, вспомнив о Маше. Закрыл комнату, по-воровски вернулся в кабинет и заперся на ключ. Внизу по-прежнему слышались голоса, причем веселые, – Ал. Михайлов рассказывал что-то забавное, смеялся бархатистым баритончиком, будто кот мурлыкал. Но Катя вроде бы все еще бродила по дому и искала, потому как время от времени раздавался ее громкий и театрально удивленный голос:
– Куда он делся?..
Зубатый достал мобильный телефон, набрал номер дочери – Финляндия ответила короткими гудками. Прислушиваясь к голосам, доносящимся из зала, он еще дважды повторил звонок, но на том конце кто-то плотно сидел на телефоне. Тогда он включил автодозвон, прилег на кушетку и, прикрыв глаза, стал мстительно думать, мол, пусть кричат, ищут, пусть с ног собьются, а он и звука не подаст, кто бы ни постучал. В дверь на самом деле стучали и окликали, однако Зубатый жмурился и таил дыхание. Он не уловил мгновения, когда задремал, вернее, даже уснул, потому что с уголка губ сбежала нитка слюны, и резко вскочил: возле уха заверещал телефон.
– Маша? Маша? – спросонья спросил он громко, забыв о конспирации, но услышал голос Хамзата:
– Я приехал, стою у вашего дома. Надо говорить.
Зубатый встряхнулся и отер лицо.
– Сейчас спущусь.
Набросил плащ и, не скрываясь, протопал по лестнице. В зале его услышали, сразу стихли голоса, и жена спросила вслед:
– Толя! Ты откуда? Где был?..
Он даже не оглянулся и вышел во двор.
Судя по всему, Хамзат только что вернулся из командировки, ждал возле крыльца и от нетерпения копытил землю. Небритый, черный, с воспаленными от бессонницы глазами, в заляпанном дорожной грязью камуфляже, начальник охраны напоминал чеченского боевика. Он демонстративно оглядел чужие машины во дворе и кивнул на ворота:
