Жемчужная река - де Пон-Жест Рене (книги хорошем качестве бесплатно без регистрации .txt) 📗
Через полчаса снова пристали к «Молнии». Нападение было отбито благодаря беззаветной храбрости Мортона. Около двенадцати матросов выбыло из строя. Но обгоревшая палуба и погибшие снасти не позволяли судну оставаться в море. Перкинс решил отвести его в доки Виктории.
Дождались рассвета. На заре отправились на поиски тела Лаутерса. Труп нашли в расселине двух скал, совершенно разбитый бурунами.
Глава XIII. Накануне казни
Узнав о новом оскорблении, нанесенном пиратами английскому флагу, губернатор Гонконга решил покончить с такими унизительными для британской гордости издевательствами. Он немедленно делегировал в Кантон своего личного адъютанта сэра Вильяма Маури, не столько для того, чтобы добиться у наместника разрешения высадить десант на Латронских островах, сколько просто сообщить ему о предстоящей операции. Одновременно он приказал двум канонеркам, «Ифигении» и «Андромахе», подняться по реке до форта Бокка-Тигрис и быть готовыми форсировать проход, не разрешая китайской эскадре спускаться к устью.
Сэру Вильяму Маури было поручено предупредить капитана английского стационера на рейде Вампоа, чтобы в случае осложнений он тотчас потребовал по радио помощи у канонерок.
Затем губернатор созвал военный совет и поручил капитану первого ранга Джону Стэнли организовать экспедицию против пиратов. На этот раз дело шло не о случайном десанте, как в предыдущем году, когда англичане знали, где находится главная квартира пиратов. Шла речь о захвате острова Ванг-Му.
В тот же день вся колония демонстративно участвовала в похоронах убитого пиратами Лаутерса.
Отдав последний долг покойному другу, Перкинс вспомнил о Минге. Для него было делом чести сообщить ему о драме, разыгравшейся на пляже у острова Ламмы, хотя он прекрасно понимал, что для Минга смерть Чу и Пей-Хо будет ужасным ударом.
Он написал ему подробное письмо и для скорости отослал его через китайского купца, едущего в Кантон. Заканчивал он такими словами:
«Вы видите, что я сделал все от меня зависящее, чтобы сдержать свое слово. Если бы я мог найти тело убийцы Линга — я бы прислал его вам. Но море не отдало нам его трупа.
Я все же надеюсь, что наместник освободит вас от ужасного и унизительного наказания, поняв, что вы не могли захватить преступника. Мне кажется, что он вам только пригрозил — для возбуждения служебного рвения, — не больше.
Но особенно больно мне за невинно осужденных — за эту несчастную женщину, которую мне так хотелось спасти. Я знаю, что принц Конг уверен в ее невиновности, но боюсь, что он не решится взять на себя отмену приговора, утвержденного богдыханом.
Что касается нарастающего конфликта между Англией и китайским правительством, то для предупреждения войны наместник должен, прежде всего, согласиться на атаку притона пиратов. Иначе он ничем не убедит нас, что пираты действуют не с его ведома и одобрения. Если он действительно такой тонкий политик, как говорят, он поймет, что дело это одинаково выгодно и нам, и вам.
Поэтому я надеюсь, что через несколько дней смогу лично пожать вашу руку и полакомиться у вас, мой друг, одним из великолепных паштетов, что так удаются вашему повару.
Письмо это попало к Мингу ровно через сутки после его возвращения в Гонконг. Ждал он совершенно иных известий и так расстроился, что не мог дочитать его до конца. Ему казалось, что свет потух в его глазах. И он упал в кресло в припадке безысходного отчаяния.
— Что делать? Что предпринять? — бормотал он с совершенно обалдевшим видом. — Этот глупый Перкинс воображает, что принц меня помилует. О, он плохо знает его характер. Он жалеет эту бабу и этого блаженного идиота И-Тэ. А я-то… Проклятый Чу! Не все ли ему было равно — умереть на площади или утонуть, как собака?! Клянусь Буддой, я погиб. Сто бамбуковых…
И, не договорив, почтенный председатель разрыдался.
Так провел он конец дня и, наконец, разбитый от волнений и слез, решил лечь спать, но сон его тревожили ужасные кошмары: то ему мерещилось, что вокруг его постели мчатся в головокружительном хороводе все герои этой ужасной истории — Чу, И-Тэ, Лиу-Сиу, мадам Лаутерс, Перкинс, Пей-Хо, Санг, принц Конг и палач Ру-Ми; то ему казалось, что палач преследует с бамбуковой палкой огромного красного паука, но вместо паука палка падает на спину несчастного мандарина. Наконец, видел он самого себя в гробу, возле которого стояли его заплаканные слуги.
Но настал день, а с ним рассеялись кошмары. Минг немного приободрился и стал думать, что предпринять. Просить аудиенции у принца он побоялся и соблаговолил вспомнить о существовании мадам Лиу, чтобы таким путем узнать о настроении наместника. Для скорости он послал за ней собственный паланкин.
Мать Лиу-Сиу тотчас явилась на зов, думая, что дочь ее наконец спасена. Когда же Минг с печальной и кислой миной сообщил ей, что все надежды потеряны, она молча направилась к выходу, бледная и дрожащая.
— Как! — воскликнул мандарин, преграждая ей путь. — Вы уходите? Разве у вас нет ни планов, ни проектов?
— Пойду брошусь в ноги принцу Конгу, — горько ответила она. — А если он не сжалится над моим несчастным ребенком — пойду с ней в тюрьму и постараюсь подготовить к смерти.
— А как же я, сударыня? Я?
— Да простит вас небо, господин председатель!
Больше он ее не задерживал. И мадам Лиу оставила дом мандарина.
— Да простит мне небо! — бормотал Минг, провожая ее глазами. — Да простит мне небо! Пусть так. Но в настоящий момент я бы предпочитал, чтобы простил меня наместник. Попробую сделать еще попытку.
И оглушительно заколотил в гонг. Сбежались перепуганные слуги, понимая, что мандарин взволнован. Минг приказал подать паланкин.
Он отправился прямо во дворец, почтительно прося аудиенции. Но принц его не принял и передал через дежурного офицера, что все и так ему известно и что решение его неизменно, особенно в связи с тем, что он считает Минга виновником конфликта с англичанами.
Для принца было ясно, что, если бы Минг не приговорил к смерти заведомо невинных людей, капитан Перкинс не подумал бы за них заступаться, а следовательно, не стал бы объектом ненависти Чу. Господин Лаутерс не был бы убит. «Молния» спокойно стояла бы на якоре у Лин-Тина, и никто не стал бы ее поджигать. Губернатор Гонконга не прислал бы ему грозного ультиматума, и две английские канонерки не стояли бы против форта Бокка-Тигрис с наведенными на него орудиями.
— Его высочество требует от вас честного слова, — продолжал адъютант, — что вы не покинете города без разрешения принца и будете день и ночь в его распоряжении.
Минг пришел в ужас. Его обвиняли в массе преступлений, из которых самое незначительное могло отправить его на виселицу. В отчаянии пообещал он все, что от него требовалось, и, опустив голову, возвратился на дачу.
Мадам Лиу тоже отказали в аудиенции, и она отправилась к дочери, разбитая отчаянием.
Несмотря на внешнюю выдержку матери, Лиу-Сиу чутьем угадала, что все надежды потеряны. Но осужденная дрожала не за свою судьбу. Она подала матери пример твердости духа и только просила об одном — в последний раз повидаться с И-Тэ. Пропуск им дали беспрепятственно, и она отправилась к нему в больницу.
Взглянув на лица входящих, И-Тэ понял, что они собираются ему сообщить неприятные новости. Он схватил Лиу-Сиу за руку и, целуя ее, сказал:
— Не плачь, моя любимая! Смерть не страшна тому, кто честно прожил жизнь. А для нас она будет вечным освобождением.
И целый час повторял ей нежные, ласковые успокаивающие слова. Бодрость и тишина подбодрили Лиу-Сиу. И, когда они прощались, она прошептала ему в последнем долгом поцелуе:
— До скорой встречи и навеки.
Глава XIV. В плавучих садах наслаждений
Тем временем в душе Минга произошла странная перемена. Почувствовав, что опасность неотвратима, он понемногу успокоился и даже почувствовал себя бодрее. Нелегко ему было примириться. Но он призвал на помощь свою гордость и уверил самого себя в том, что в роковую минуту будет образцом терпения и мужественной твердости. Не зная, выживет ли он под палками, Минг на всякий случай стал приводить в порядок свои дела. На это ушло несколько дней. Накануне казни он написал Перкинсу прощальное письмо, расцеловался с женой; или, вернее, с женами, потому что Минг недаром знал законы и широко пользовался вышедшим из употребления, но еще не отмененным правом многоженства. Затем сел в гондолу, развалился на подушках и подумал: «Ладно. Пусть отсчитают мне сто бамбуковых палок, но до этой отвратительной операции надо пожить всласть, как подобает порядочному китайцу, не боящемуся ни палок, ни палачей».
