Жангада. Кораблекрушение «Джонатана». - Верн Жюль Габриэль (читать хорошую книгу полностью txt) 📗
Лоцману пришлось пустить плот под эти аркады, о которые тихо плескалась вода. Отступать было поздно. Но лоцман маневрировал с большой осторожностью, чтобы избежать толчков и слева и справа.
Тут Араужо показал все свое искусство, причем ему отлично помогала его команда. Деревья служили прочной опорой их длинным баграм, и плот не терял нужного направления. Малейший толчок мог повернуть жангаду, и, наскочив на деревья, эта махина развалилась бы на куски, а тогда погиб бы если не экипаж, то по меньшей мере ценный груз.
— Как здесь красиво, — сказала Минья, — и как было бы приятно всегда плыть вот так, по спокойной воде, под защитой от солнечных лучей!
— Это было бы приятно, но опасно, милая Минья, — ответил Маноэль. — В пироге здесь, конечно, нечего опасаться, но длинному плоту гораздо спокойнее плыть по широкой водной глади реки.
— Не пройдет и двух часов, как этот лес останется позади, — сказал лоцман.
— Тогда давайте смотреть во все глаза! — воскликнула Лина. — Ведь эта красота так быстро промелькнет! Ах, поглядите — вон стаи обезьян, они резвятся на верхушках деревьев, а вон птицы, они отражаются в прозрачной воде!
— А цветы распускаются на самой поверхности реки, и течение колышет их, словно ветерок, — подхватила Минья.
— А длинные лианы, причудливо извиваясь, перекидываются с дерева на дерево, — прибавила юная мулатка.
— Но на конце лианы не висит Фрагозо! — откликнулся ее жених. — Признайтесь, Лина, в икитосском лесу вы сорвали редкий цветок!
— Полюбуйтесь-ка на этот цветок, другого такого не найдешь! — насмешливо ответила Лина. — Ах, посмотрите сюда, какие чудесные растения!
И она указала на кувшинки с гигантскими листьями и бутонами величиной с кокосовый орех. А дальше, там, где вырисовывался залитый водою берег, виднелись заросли тростника «мукумус», с широкими листьями и гибкими стеблями, которые словно расступаются, пропуская пирогу, а потом сами смыкаются за ней. Тут было раздолье для охотника, так как среди густых зарослей, качавшихся по воле волн, водилось несметное множество водяных птиц.
Ибисы, стоящие неподвижно, как нарисованные, на опрокинутом старом стволе; важные фламинго, издали похожие на розовые зонтики, раскрытые в зеленой листве; серые цапли, застывшие на одной ноге, и другие птицы всех цветов оживляли эту недолговечную заводь.
Но на поверхности воды скользили также длинные и верткие ужи, а может, и страшные электрические угри, которые своими частыми электрическими разрядами парализуют и человека и самого сильного зверя и в конце концов убивают их.
Вот кого следовало остерегаться, а еще больше, пожалуй, водяных удавов-анаконд: они замирают, обвившись вокруг дерева, и вдруг развертываются, растягиваются, хватают добычу и душат ее в своих кольцах, которые сжимаются с такой силой, что могут задушить и быка. В лесах Амазонки эти пресмыкающиеся бывают до тридцати футов длиной, а по рассказам Каррея, встречаются даже длиной до сорока семи футов и толщиной чуть ли не с бочонок.
Если бы на жангаде появилась анаконда, она, пожалуй, была бы не менее опасна, чем кайман!
К счастью, нашим путешественникам не пришлось бороться ни с электрическими угрями, ни со змеями, и плавание по затопленному лесу, длившееся часа два, закончилось без происшествий.
Прошло три дня. Жангада приближалась к Манаусу. Еще сутки, и она подойдет к устью Риу-Негру и остановится напротив столицы амазонской провинции.
В самом деле, 23 августа, в пять часов вечера, она остановилась перед северным мысом острова Мурас, у правого берега Амазонки. Оставалось только наискось пересечь реку и, пройдя около трех миль, войти в гавань.
Но лоцман Араужо вполне разумно не хотел двигаться дальше ввиду приближения ночи. Чтобы пройти оставшиеся три мили, потребуется около трех часов, а чтобы пересечь течение, лоцман должен прежде всего ясно видеть.
Этот день, завершавший первую часть пути, решили закончить торжественным обедом. Половина Амазонки была пройдена, и это следовало отметить веселой трапезой. Все сговорились выпить «за здоровье реки Амазонки» стаканчик-другой благородного напитка, который изготовляют на холмах Порто и Сетубала.
Заодно решили отпраздновать и помолвку Фрагозо с прелестной Линой. Помолвку Маноэля и Миньи уже отпраздновали на фазенде в Икитосе несколько недель тому назад. После молодых господ настала очередь и этой верной пары.
Итак, вместе со всей почтенной семьей Гарралей за стол села Лина, которая должна была остаться в услужении у своей молодой хозяйки, и Фрагозо, собиравшийся поступить на службу к Маноэлю Вальдесу; молодая пара заняла отведенное им почетное место.
Торрес, естественно, тоже присутствовал на этом обеде, поддержавшем честь поварихи и славу кухни на жангаде.
Авантюрист, сидевший против Жоама Гарраля, был молчалив и больше слушал, чем говорил. Бенито исподтишка внимательно наблюдал за ним. Торрес пристально смотрел на Жоама, и глаза его странно сверкали. Так хищник старается заворожить свою жертву, прежде чем броситься на нее.
Маноэль больше разговаривал с невестой, но то и дело поглядывал на Торреса. Однако он лучше, чем Бенито, применился к создавшемуся положению, которое если и не изменится в Манаусе, то наверняка изменится в Белене.
Обед прошел довольно весело. Лина оживляла его своим радостным смехом, Фрагозо — забавными шутками. Отец Пассанья приветливо поглядывал на маленькое общество, которое он так любил, и на две юные пары, которые вскоре благословит его рука.
— Кушайте, кушайте, отец, — сказал Бенито, под конец присоединяясь к общему разговору, — окажите честь этому обручальному обеду! Вам надо набираться сил, чтобы обвенчать сразу такую уйму людей!
— Ничего, мой милый, — ответил отец Пассанья. — Найди-ка и ты красивую и честную девушку, которая согласится выйти за тебя, и ты увидишь, достанет ли у меня сил обвенчать заодно и вас!
— Прекрасный ответ! — вскричал Маноэль. — Выпьем за скорую свадьбу Бенито!
— Мы подыщем ему в Белене хорошенькую молодую невесту, — поддержала его Минья, — тогда он не отвертится — поступит так же, как и все!
— За свадьбу господина Бенито! — провозгласил Фрагозо, который был бы рад, чтобы все переженились вместе с ним.
— Они правы, сынок, — заметила Якита. — Я тоже выпью за твою свадьбу, и дай бог, чтобы ты был так же счастлив, как будут Минья с Маноэлем и как были мы с твоим отцом!
— И, надо надеяться, будете всегда, — вставил вдруг Торрес и, ни с кем не чокнувшись, выпил стакан портвейна. — Каждый из нас — кузнец своего счастья.
Трудно сказать почему, но это пожелание в устах авантюриста произвело на всех тягостное впечатление.
Маноэль, желая развеять неприятное ощущение, сказал:
— Послушайте, отец, раз уж мы об этом заговорили, нет ли на жангаде еще какой-нибудь пары, которую надо бы обвенчать?
— Как будто нет, — ответил отец Пассанья, — вот разве Торрес… Вы, кажется, не женаты?
— Нет, я холост и всегда был холостяком!
Тут Бенито и Маноэлю показалось, что, сказав это, Торрес заглянул в глаза Минье.
— Что же мешает вам жениться? — продолжал отец Пассанья. — В Белене вы можете найти себе подходящую по возрасту жену, и вам надо попробовать устроиться в городе. Это куда лучше бродячей жизни, которая до сих пор не принесла вам никакой пользы.
— Вы правы, отец, — ответил Торрес, — и я бы не отказался! К тому же добрый пример заразителен, и, глядя на всех этих обрученных, я тоже не прочь бы жениться. Но я никого не знаю в Белене, и устроиться мне будет очень трудно, если не помогут какие-нибудь особые обстоятельства.
— А сами вы откуда? — спросил Фрагозо, который все не мог отделаться от ощущения, что уже где-то встречался с Торресом.
— Из провинции Минас Жеранс.
— А родились?
— В Тижоке — главном городе Алмазного округа.
Всякого, кто взглянул бы в эту минуту на Жоама Гарраля, поразил бы его пристальный взгляд, скрестившийся со взглядом Торреса.
