В дебрях Борнео - Сальгари Эмилио (читать книги бесплатно полные версии .TXT) 📗
Разумеется, при этом плохо вооруженные даяки несли потери, попадая под пули воинов Сандакана. Но необходимость отстреливаться от лазутчиков истощала силы гарнизона, лишая осажденных возможности спать по ночам, поэтому Сандакан скоро был вынужден разделить людей на несколько смен и заставлять лучших солдат спать днем.
К этому постоянно поддерживаемому маневрами лазутчиков Теотокриса напряжению добавлялась и тревога за быстрое истощение съестных припасов, и без того уже очень скромных. Посылаемые на охоту стрелки мало-помалу истребили буквально всю живность в ближайших окрестностях вершины Кинабалу, выловили даже черепах, не говоря уже о перебитых без пощады крикливых и юрких обезьянах, тяжеловесных тапирах и медлительных бабируссах. Люди почти голодали, довольствуясь половинными рационами. Лучше других переносили голод негрито: они, привычные к полной лишений скитальческой жизни, питались тем, что казалось совершенно непригодным для еды. Они без разбору поедали различные фрукты, коренья, даже листья некоторых растений, их женщины разыскали под одной из скал залежи странной синеватой мягкой и жирной глины, и все племя набросилось на нее, как на лакомство.
По объяснению Янеса, в этом не было ничего удивительного: «землееды», или геофаги, попадаются почти на всем пространстве земного шара. Глина, которую охотно во время голода поглощают туземцы Борнео, а также некоторые племена Африки, Америки и Австралии, содержит, между прочим, некоторый, хотя, быть может, и незначительный, процент усвояемых человеком минеральных веществ. Но сколько-нибудь долго так питаться, разумеется, невозможно. Правда, говорят, негрито Австралии все же ухитряются, употребляя съедобную глину, переживать целые недели полного голодания, не теряя при этом сил.
Однако непременным условием при этом является возможность поглощать воду в любом количестве.
К счастью для осажденных, на Кинабалу в воде недостатка не было, и вода была превосходного качества: всегда холодная, чистая, как хрусталь, абсолютно свободная от органических примесей, и притом очень приятная на вкус.
Янес шутя говорил, что эта вода напоминает ему шампанские вина далекой Европы, хотя по временам и уверял, что предпочел бы бутылку крепкого, душистого рома целой дюжине шампанского. Впрочем, пока у португальца имелся достаточный запас великолепных маленьких сигар, он терпеливо переносил все.
По расчетам Сандакана, если только посланным за Самбильонгом разведчикам удалось беспрепятственно достичь морского берега и Самбильонг немедленно тронулся в путь на выручку, его отряд должен добраться до вершин горы Кинабалу на пятый, самое позднее на шестой день.
Но прошел и пятый, и шестой день.
По договоренности с Сапогаром и вождем негрито Самбильонг должен был сообщить о своем приближении с помощью световых сигналов, разведя костры на вершине никем не занятого Кайдангана или на опушке леса, где когда-то уже пылало дерево, подожженное гонцами Сандакана в знак того, что они благополучно добрались до места.
Но по ночам дозорные напрасно глядели в ту сторону, ожидая увидеть желанные огни. Ночи были темны, воздух чист и прозрачен. Зоркий глаз немедленно разглядел бы огонь даже небольшого костра на расстоянии хотя бы в тридцать миль. Увы, огней не было видно. И мало-помалу легкое уныние стало овладевать осажденными. Быть может, смелые разведчики бесплодно пожертвовали своими жизнями, погибнув в какой-нибудь ловушке, расставленной Теотокрисом, и напрасно ждать выручки? Самбильонг далеко. Самбильонг не знает ничего о той опасности, в которой находится Сандакан. Самбильонг не успеет придти на выручку.
Но Сандакан не поддавался унынию:
— Самбильонг придет! — твердил он упрямо.
К вечеру седьмого дня среди осаждавших стало заметно некоторое оживление: их отряды суетились, переходили с места на место, куда-то поспешно уходили. Теотокрис появлялся то здесь, то там.
— Держу пари, Самбильонг близко! — сделал вывод из наблюдения Янес.
Но охотников спорить не было: каждый страстно желал, чтобы предположение Янеса оправдалось и чтобы суета в лагере врагов объяснялась действительно тревогой, вызываемой приближением отряда Самбильонга.
Прошло еще немного времени, и уже совсем близко от подножия Кинабалу послышались трескотня ружейных выстрелов, а следом тяжелые вздохи пушек.
— Спингарды Самбильонга! — воскликнул радостно Сандакан.
— Друзья! Помощь близка! — кричал он, блестя глазами. — Самбильонг прокладывает к нам дорогу через ряды наших врагов. Можем ли мы оставаться равнодушными зрителями его борьбы с даяками?
— Нет, нет! — понеслись отовсюду крики.
Оставив в лагере женщин и детей под охраной нескольких стрелков и двух спингард, Сандакан моментально сформировал две колонны из остальных людей. Взяв с собой только оружие и патроны, обе колонны налегке, беглым шагом, спустились с вершины Кинабалу, волоча за собой и две оставшиеся спингарды, заряженные картечью.
Они ринулись туда, откуда доносилось эхо все более разгоравшейся перестрелки, врезались с тыла в ряды не ожидавших вылазки даяков, рубили, кололи, топтали и гнали врагов, прокладывая себе путь вперед и вперед.
По временам, когда силы нападающих слабели, по сигналу Сандакана отряд приостанавливался. Ободренные этим даяки тут же собирались вокруг толпами и кидались в контратаку. Но тогда ряды расступались, из-за людей показывались жерла ненасытных спин-гард, картечь со стоном и визгом врывалась в ряды противника, разгоняла их, и опять колонна, сомкнувшись, набрасывалась в неудержимом порыве как один человек на врага.
После одной из таких яростных стычек Сандакан остановился, в недоумении глядя на странное зрелище, представшее перед его глазами: ему было теперь ясно видно, как колонна Самбильонга, подвигавшаяся тоже беглым шагом, прокладывает себе дорогу по направлению к Кинабалу. Но эта колонна казалась, по крайней мере, раза в три больше, чем был отряд Самбильонга, когда Сандакан покидал его в котте даяков.
Да, это Самбильонг. С ним четыре спингарды. С ним его люди. Некоторых Сандакан уже довольно легко мог узнать. И в то же время рядом с ними, не уступая им в умении владеть оружием и в отчаянной храбрости, дерутся и другие воины. И этих других гораздо больше ста человек.
— Что за чудеса? — невольно пробормотал Сандакан.
— По-видимому, Самбильонг получил подкрепление! — высказал предположение Янес, который тоже обратил внимание на многочисленность отряда Самбильонга.
— Его решительно неоткуда было получить! — ответил Сандакан. — Разве только восстали из мертвых старые бойцы Мопрачема, погибшие в прежних боях, и пришли на помощь к своему вождю!
— Ну, это едва ли. Воскресшие вряд ли бы орали, как сумасшедшие! — отозвался Янес.
— Значит, Самбильонг заключил союз с каким-нибудь племенем прибрежных или островных даяков! — высказал более вероятное предположение Тремаль-Наик.
— Так или иначе, но в колонне Самбильонга больше двухсот человек. Посмотрим, Теотокрис, сумеешь ли ты теперь помешать мне проложить путь к логовищу хищника, раджи Голубого озера! — в восторге крикнул Сандакан и, взмахнув саблей, повел свою дружину на соединение с приближающимися воинами Самбильонга.
Теперь уже было рискованно пускать в дело карабины: стреляя по даякам Теотокриса, можно было задеть шедших на помощь друзей. Поэтому Сандакан, сомкнув ряды, скомандовал: «В паранги!», и его маленький отряд во главе с лучшими бойцами — старыми пиратами Мопрачема, артистами в фехтовании, ринулся вперед и через несколько минут ожесточенной схватки уже соединился с людьми отряда Самбильонга. Соединенным отрядам, прекрасно снабженным боевыми припасами, воодушевленным удачным исходом предприятия, то есть своевременным подходом подкреплений и только что одержанной победой над врагом, не составляло особого труда изменить походный строй и направиться к вершине Кинабалу. При их приближении к укрепленному лагерю небольшой отряд даяков, по-видимому, пытавшийся, пользуясь отсутствием главных сил, завладеть укрепленным лагерем и несколько раз штурмовавший брустверы, был вынужден отступить, спасая собственную жизнь бегством. Но это удалось очень немногим, потому что даяки находились между двух огней.
