Поединок. Выпуск 3 - Авдеенко Юрий Николаевич (мир бесплатных книг .txt) 📗
На улице он расстегнул полушубок, с наслаждением вдохнул свежий воздух и окончательно понял, что все, что было, безвозвратно прошло. И снова, как уже случалось не раз, надо начинать с нуля. Он постоял, прислушиваясь к тишине, и шагнул в соседнюю дверь.
Молоденький дежурный в потертой кожаной тужурке, с огромным маузером в новой лаковой кобуре, висевшей на ремне через плечо, привстал было при его появлении, однако крепко ему, видимо, хотелось спать, потому что он тут же сел на место и подпер кулаками подбородок. Не обращая пока внимания на его вопросительный взгляд, Сибирцев прошел к столу, сел напротив, поставив вещмешок у ног, огляделся.
В помещении больше никого не было. Только за плотно закрытой дверью в глубине комнаты слышались приглушенные голоса.
— Начальство еще здесь или укатило? — спросил Сибирцев со спокойной усмешкой.
— А ты сам кто такой? — в свою очередь задал вопрос дежурный.
— Много будешь знать... Так где его найти?
Уверенный тон Сибирцева успокоил дежурного.
— Они все тут были, — сказал он, потирая по-детски глаз кулаком, — но скорей всего теперь уехали, как поезд ушел. Домой поехали, куда ж еще?
— Та-ак, — протянул Сибирцев. — Ну-ка, давай, брат, покрути свою машину, — он показал рукой на телефонный аппарат, — да соедини меня с Нырковым.
Названная фамилия окончательно убедила дежурного, что перед ним какое-то неизвестное ему начальство. Он послушно завертел ручкой аппарата, долго дул в рожок микрофона. Наконец станция отозвалась.
— Семнадцатый мне! — потребовал дежурный. — Семнадцатый, говорю!
— Полегче, полегче, — Сибирцев положил ему ладонь на плечо. — Так, брат, ты весь вокзал всполошишь.
Он забрал рожок, прижал к уху наушник и услышал далекий хриплый голос:
— Нырков у аппарата. Кто это?
— Я это, Нырков. Гость с поезда. Что ж не дождался? Ищи тебя, видишь ли, по всему городу.
— Виноват, товарищ, — сразу сообразил, о чем идет речь, Нырков. — Я велю дежурному проводить тебя. Чтоб дал охрану.
— Ну какой мне резон таскаться по городу? Ты давай-ка подходи сюда, обсудим ситуацию и решим, как жить дальше. А что не дождался — сам виноват. Спал бы уже себе спокойно.
Сибирцев услышал что-то неразборчивое, и станция дала отбой.
Разговор Сибирцева с Нырковым произвел благоприятное впечатление на дежурного. Он вышел в соседнюю комнату, где слышались голоса, и вернулся с закопченным чайником. Потом достал из тумбочки стола две кружки, дунул в них, сыпанул из кулька по щепотке мелкой розоватой стружки и залил ее кипятком.
— Морковь, — объяснил он, увидев вопросительный взгляд Сибирцева.
— А-а, не пробовал. Мы брусничный лист заваривали. Душистый чай получался... Охрана? — Сибирцев кивнул на дверь.
— Она. Все у нас там. И арестованных держим.
— Устрой-ка ты для меня, брат, небольшую проверочку. Этак аккуратно пусть пройдут по залу, посмотрят документы у одного, другого и особо обратят внимание, но без навязчивости, на мужика в рыжем малахае. И бабий платок под ним повязан. Яркий такой платок. И шинель не по росту. На подоконнике он сидел, неподалеку от кассы.
— Сейчас распоряжусь, — с готовностью отозвался дежурный и ушел в другую комнату. Через минуту оттуда появились двое солдат и протопали к выходу.
— Аккуратно и без навязчивости, — крикнул им вдогонку дежурный.
Сибирцев усмехнулся, взял протянутую кружку с морковным чаем и стал пить мелкими глотками новый для него напиток. Но вкуса он не ощущал — тревожила какая-то непонятная мысль. Нечеткая, расплывчатая, но беспокойная. Надо было понять ее, а поняв, успокоиться. В чем дело? Мужик этот, что ли? Платок дурацкий. Физиономия красная, сытая. Нет, не знаком. Взгляд его острый, заинтересованный. Может быть, не просто заинтересованный?.. С Михеевым простились еще в купе. Присели на дорогу, помолчали. Вдоль вагона прошла охрана, поглядела, что и как, а за ней вышел и Сибирцев, но с обратной стороны поезда, перешел через пути и выбрался к вокзалу. Не новичок же. Понимает, что к чему. Здесь-то все чисто... Тогда что же?
Сибирцев выпил всю кружку, но так и не понял, что пил. Стуча подковками сапог, вернулась охрана. Старший склонился к дежурному и, исподлобья глядя на Сибирцева, вполголоса сказал:
— Нет там такого мужика.
Дежурный встрепенулся, но, встретившись с глазами Сибирцева, махнул рукой. Ладно, мол, нет так нет. На всякий случай спросил:
— Вы внимательно смотрели?
— А как же? — обиделся было старший.
Дежурный снова махнул рукой:
— Отдыхайте.
«Вот она, загадка», — подумал Сибирцев. Заметив пристальный взгляд дежурного, он поплотнее запахнул полушубок и спросил, снова кивнув на дверь охраны:
— Что-нибудь интересное есть?
Дежурный понял вопрос.
— Нет, ничего особенного. Мешочники, спекулянты. Мелочь. Утром разберемся.
— Мелочь... Ну-ну... Далеко Ныркову добираться?
— С минуты на минуту будет... Да вот он сам.
Дежурный резво вскочил, вытянулся, услыхав быстрые шаги на перроне. Невольно усмехнувшись, поднялся и Сибирцев. В помещение не вошел, а, скорее, вкатился невысокий плотный человек в просторном пальто с вытертым бархатным воротником, какие носили еще недавно провинциальные чиновники, и солдатской папахе. Руки он держал в оттопыренных карманах.
Мельком взглянув на дежурного, вошедший тотчас перевел взгляд на Сибирцева. И, увидев его добродушное, круглое лицо, стремящиеся быть строгими глаза, Сибирцев почувствовал облегчение. Он шагнул навстречу и протянул руку.
— Здравствуй. Извини, что пришлось тревожить.
Нырков сжал его пальцы неожиданно жесткой и сильной ладонью, взял мандат, не садясь прочитал его, сложил и вернул Сибирцеву.
— Здравствуй, — ответил наконец. — Малышев, — не поворачиваясь, сказал дежурному, — ступай к ребятам. Я позову, когда будешь нужен.
Дежурный вышел. Нырков сел на его место, расстегнул пальто, снял папаху, обнажив лысую крупную голову.
— Ну, как прикажешь звать-величать?
— Михаилом, — ответил Сибирцев, тоже садясь.
— Ага, — подтвердил Нырков, — а я, значит, Ильей буду. Что мне надо для тебя сделать?
Сибирцев вынул из кармана гимнастерки сложенный вчетверо исписанный листок бумаги и протянул.
— Ситуация мне в общем и целом ясна. Требуется уточнение по ряду пунктов. Я подчеркнул их. Видишь?
— Вижу... Ага. — Нырков покачал головой, почесал мизинцем за ухом. — Глубоко хочешь вспахать.
— Иначе нельзя.
— Чую. Срок какой дашь?
— До первого поезда.
— Круто. Пожалуй, не получится.
— Это почему же не получится?
— Да ведь как сказать? Некоторые думают, что в губернии — там главные дела заворачиваются. А у нас — уезд. Какие, мол, такие особые? Промежду прочим, не где-нибудь, а именно у нас в Козлове известная тебе Мария Александровна Спиридонова в девятьсот шестом вице-губернатора Луженовского ухлопала. Отсюда на каторгу пошла. Очень за это наш Козлов у эсеров-то в чести. Тут осторожный подход нужен. Крепкий мужик у нас. Все у него есть — и хлеб, и скот, и что душе угодно. Кому голод, а кому, сам понимаешь. И за так просто он тебе это дело не отдаст, нет. Он, может, пока и ничейный, а чуть чего — к Александру Степанычу бух в ноги: помоги, мол, большевики одолели продразверсткой. И пошли гулять пожары... А эти твои, — Нырков ткнул пальцем в записку, — сидят себе, посиживают. В учреждения ходят и вроде как ни при чем... Кто-то, может, и ни при чем, да ведь как разобраться-то? Кто прав, кто виноват? Потому и говорю: скоро не получится.
— Ждать не могу.
— Дак это я вон как понимаю... Решили, значит, по-серьезному взяться? Что ж, это пора... По милиции я б тебе уже нынче мог дать материал. Кто еще в курсе?
— Ты.
— Понятно... Возьмешь материалы и — в Тамбов. А мы вроде как уже и не люди, — заговорил он вдруг с обидой. — Мы, значит, так, сами по себе. А ему, — он качнул головой в сторону выходной двери, — может, вовсе и не Тамбов, а Козлов наш поперек горла.
