Евангелие от Соловьева - Соловьев Владимир Рудольфович (бесплатная регистрация книга txt) 📗
Посмотрим в ящиках. Путеводители, «Желтые страницы»… Листовка. Неужто всех призывают на маевку? Ффу-у-у-у, отлегло от сердца – всего лишь новая Церковь очередного Великого Черного Брата зовет в свое лоно с пяти до семи каждый день. В программе – разгон облаков, излечение страждущих, сбор пожертвований, песнопения и т. п. Забавно.
Стук в дверь.
– Кого Бог послал?
– Это я, Олег, – отозвался знакомец-журналист. – Пойдем пожуем? С голодухи в животе любимый классик Сергей Михалков на дорогую с детства мелодию Александрова озвучивает лично все варианты гимна.
– Ты что, вражина, позвонить не мог?
– Не-а… Там же все по-английски написано.
– А как ты пишешь об автомобилях, если на языке потенциального врага даже «хенде хох» сказать не можешь?
– Вот это ты зря… Настолько-то я языки знаю. Это по-немецки. А всякое чтение мне необязательно. Фотки и циферки я и так понимаю.
– Ну-ну, звезда советской журналистики, жди меня у сеновала в полночь.
– Где?
– Да у лифтов через десять минут!
Душ. Постоять, помокнуть, выбивая горячей водой из пор усталость промелькнувших под крылом километров. Счастье-то какое – стоять и мокнуть. И не уходил бы никуда! Пусть Олег остолбенеет, мумифицируется от голода. Ясно ведь, что я нужен ему как толмач и источник американских рублей. Он наверняка абсолютно случайно забудет кошелек в номере. Ладно, поможем коллеге.
На улице противно, промозгло, можно, разумеется, и не выходить за пределы гостиничного комплекса. Но лучше быть готовым ко всему. Возьму курточку, облачусь в любимый левайс, свитерок, надену декстер шуз. Теперь я неотличим от американца. Ну, разве глаза умные… Ай, молодец, хорошо пошутил! Классическое проявление великорусского шовинизма – мы умнее, образованнее, талантливее, искреннее. Только вот с меткостью у нас проблема – все мимо унитаза, оттого туалеты жуткие. Но ведь культурный индивид о такой плотской низости и думать-то не будет, не то что воду за собой спускать. Великие наследники Достоевского! Одну шестую часть суши засрали, а теперь как тараканы расползаются по наивно выдавшей визы иностранщине и гадят в их чистеньких ватерклозетах и реструмах. Мол, хватит о заднице, о душе пора думать. Пусть пятая точка в свинце от газеты «Правда», но ведь глаза, глаза умные… И от чистого сердца мы посылаем фальшиво улыбающихся иностранных придурков по месту их рождения – к такой-то матери.
Хорошо! Восстановил желчно-саркастичный баланс организма. Можно разделить нужды брата-славянина.
Выходи строиться, голодная журналистская свора! Кому тут еще комиссарского тела?!
У лифтов столпился цвет российской автомобильной журналистики. Цвет был поблекшим, голодным и нетерпеливым. Как малые дети, наконец освободившиеся от надоедливой родительской опеки, хмурые щетинистые отцы семейств, вырвавшиеся из-под контроля жен, жаждали возлияний и действия.
Олег был не один – на хвосте он привел пятерых счастливых англонемых, радостно кивающих головой на меню в ресторане и рассуждающих о недостатках машин, которые они никогда не смогут купить. От этого критика становится более едкой, а обладатели раскритикованных авто видятся воплощением тупости.
– Володь, пойдем куда-нибудь. Ребята тебя просят, помоги с пивком разобраться. Сам знаешь, официанты тут народ тупой, по-русски ни бум-бум, а ты шпрехаешь.
– Нет проблем. А зеленых рублей мы сколько хотим потратить и какой еды просит душа?
– Закусить она просит, и побыстрее. Ну пойдем, не томи!
– Да куда? Жабры залить можно и на халяву, языка знать не надо, шведский стол, а водка да виски на всех языках звучат одинаково…
Ладно, доведу ребят – в каждом из нас живет Сусанин.
– За мной, шляхтичи.
Напрасно я ввязался. Как кони, почуявшие водопой, собратья выбрали направление движения и неотвратимо приближались к месту попойки. Их шаг становился все уверенней. Они и не заметили, как я начал отставать. А когда в зоне видимости появилось питейное заведение, ведомые и вовсе перешли на галоп.
Ресторан казался странноватым. В нем угадывался английский дух. Как он очутился в темном квартале умерших небоскребов, понять было сложно. Возле ресторана стояло несколько машин, шла какая-то жизнь. А соседние заведения уже сдались надвигающемуся запустению – витрины забиты картоном, однако великое бездомное братство еще не успело завладеть территорией и раскрасить фасады граффити.
За ребят я был спокоен – это идеальное место для нажирания вусмерть и недалеко до гостиницы, доползут.
Сели, рассупонились, погалдели. Как водится, вдруг вспомнив когда-либо слышанные языки, веселясь непониманию официантов, сами все и заказали. Конечно, «все» – преувеличение. Большинство из страны в страну, из ресторана в ресторан заказывают одно и то же блюдо, когда-то, во время первого пребывания за рубежом, не вызвавшее изжоги и порекомендованное старшим товарищем. Такая традиция питаться только сейчас постепенно уступает место вкусовой распущенности всезнаек-гурманов. И все труднее найти истинных хранителей корней, воспроизводящих самый первый исторический заказ, сделанный на Капри дедушкой Лениным и поддержанный цветом русской литературы Алексеем Максимовичем Горьким, произнесшим ар-р-р-р-р-р-р-р-р-хиважную для его дальнейшей биографии фразу: «Я буду то же, что и Ленин». Побаловался – грешен.
Глава 4
Сижу, смотрю в окно. Недалеко, но рассмотреть хорошо не получается. Скорее угадывается какая-то активность: по той же стороне, что и ресторан, мелькает луч и происходит ритмичное движение теней. Мною овладевает не любопытство, а ощущение предопределенности.
Встаю, выхожу. Шагах в пятидесяти из здания, напоминающего сельский клуб, выбивается свет. У входа несколько человек с листовками пританцовывают под звуки соулов. Прохожу мимо них и попадаю через фойе в почти чистый зал.
Ряды деревянных сидений, самодельный алтарь там, где когда-то была сцена, разобранная и теперь возвышающаяся остовом Ноева ковчега. Небольшая фигурка проповедника. Да это же тот самый Черный Брат – из гостиничной брошюрки! Заметно, он сегодня в ударе-угаре. Время-то уже хорошо к десяти, а разгон облаков должен был состояться в семь. Не жалеют себя люди!
Ну, пришел, так посижу чуток. Вот и местечко на скамеечке недалеко от прохода.
Публика вокруг пристойная, пена изо рта ни у кого не брызжет. Костюмчики, платья. Нельзя сказать, что вокруг одни негры. Много светлокожих всех мастей и оттенков. Все увлеченно смотрят на сцену, где разворачивается драма исцеления.
Вошедший в раж Черный Брат, произнося евангельские тексты – на мой взгляд, не к месту и неубедительно, – обхватив руками голову стоящего напротив мальчика, приказывает бесам немедленно освободить глаза отрока и вернуть зрение. Он кричит, а мальчик стоически переносит происходящее.
Мне неловко, как будто присутствуешь при мерзком фарсе. Ведь мальчик надеется, и его родители тоже.
Да-да, та же неловкость, что при соучастии в осуждении отщепенцев, уезжающих в Израиль, на комсомольском собрании 10-го класса «А» в школе имени товарища матроса Железняка.
– What an idiot, – это не я сказал, а мой сосед. Вряд ли он слышал про товарища матроса, так что его реплика явно относилась к Черному Брату.
– Yeap, feel sorry for the boy.
– Можете говорить по-русски.
– Это что же, у меня такой акцент?
– Нет, не в этом дело – просто вижу, что вы русский. Мальчика действительно жалко: он слеп от рождения, и бесы тут ни при чем. У родителей нет денег на лечение, да и вряд ли поможет…
Собеседник говорил по-русски чисто и нараспев. Наверное, мой ровесник или чуть моложе. Семитский тип, лицо чистое, продолговатое, тонко очерченный нос – заурядная внешность. Чуть прищуренные глаза, руки рабочего, одет, как и все американцы, на сто пятьдесят долларов. От него исходит спокойствие.
