В поисках цезия - Марков Георгий Иванов (читаем книги бесплатно .TXT) 📗
— Тогда пусть один из вас останется, а другой едет, если вы так спешите,— примирительно сказал служащий.
— Я возьму посылку, а вы, Симанский, оформите получение,— сказал Васильев.
— Конечно,— сразу же согласился Симанский,— поезжайте. Увидимся в больнице. Я же говорил, что спутник необходим!..
Через пятнадцать минут машина снова была в центре города. Улицы совсем обезлюдели, хотя дождь несколько утих. Искусно маневрируя, шофер довел машину до главной улицы, которая вела к больнице. Машина мчалась уже с меньшей скоростью.
Вдруг шофер резко затормозил. Сильный толчок бросил Васильева вперед. На машину чуть не налетел грузовик. Только благодаря отличным тормозам удалось избежать катастрофы.
— Идиоты! — ударившись лбом о ветровое стекло, закричал шофер и обернулся к Васильеву:— Как вы, доктор?
— Ничего,— сквозь зубы ответил Васильев.— Сможем ли ехать дальше?
— Подождите, я их...— шофер выскочил из машины.
— Остановитесь! Эй! Дикари! — закричал он вслед грузовику, но тот сделал резкий поворот, увеличил скорость и исчез в темноте.
Шофер еще раз выругался и вернулся к машине.
— Хоть бы номер заметили!
— Я успел увидеть только две последние цифры — «32»,— сказал Васильев, который наблюдал через окно за удалявшимся грузовиком.
Они тронулись в путь.
Только теперь врач почувствовал, как больно ему левую руку. При свете уличного фонаря он увидел, что по руке течет кровь. Боль становилась нестерпимой, но он стиснул зубы и молчал.
Ослепительный свет операционной утомлял глаза, не привыкшие к такому освещению. Старшая хирургическая сестра быстро заканчивала последние приготовления к операции,
В это время в соседней комнате—процедурной — доктор Попов и доктор Васильев разглядывали полученный из Советского Союза цезий — четыре тонкие синеватые проволочки в четырех стеклянных пробирках. Все они были уложены в тяжелую свинцовую коробку.
— Радиоактивный цезий! Сейчас он выделяет электроны, альфа-частицы и гамма-лучи. Нам необходимы гамма-лучи. Их концентрация в этих проволочках невелика, иначе они были бы смертельно опасны для любой живой ткани, и ни я, ни вы не наблюдали бы их с таким спокойствием,— объяснял главный хирург.
Васильев молча слушал. Рука у него сильно болела. Но разве можно говорить об этом доктору Попову сейчас, перед такой тяжелом операцией? Он решил молчать. К тому же его занимало совсем другое. Проходя через перевязочную, он услышал, как Симанский говорил Антоновой:
— Мария, все будет очень просто! Она ответила:
— Я боюсь! Тогда он сказал:
— Мне кажется, тебе не нужно напоминать...
Что «напоминать», Васильев уже не слышал.
Наверное, он не обратил бы на это внимания, если бы час назад Симанский не сказал ему, что он не знаком с Антоновой. Выходит, они давно и хорошо знают друг друга.
«Может быть, они любят друг друга, и ей неудобно признаться мне в этом. Ведь как-никак я ее начальник! Но все равно, она должна была сказать мне...» — подумал он и поспешил уйти. Он ненавидел подслушивание.
Васильеву было тяжело. Он любит Марию, так привязан к ней, они уже объяснились, и он верил ей, но сейчас...
— Как быстро развивается наука! — продолжал Попов.— Десять лет назад мы мало знали о мозговых процессах, у нас не было специали-18
стов в области трепанации черепа, медицинская техника была крайне примитивной, а теперь мы применяем радиоактивные вещества, продолжительное лечение с помощью кобальта, плутония и еще более эффективное — с помощью цезия и стронция. Наша сегодняшняя операция имеет серьезное научное значение. Не хвастаясь, можно сказать, что результат ее будет вкладом в мировую науку... Профессора нужно спасти! Нужно!
Он испытующе взглянул на Васильева и продолжал:
— Родованов — большой ученый. Насколько я знаю, он работал над стимуляцией заживления ран. Это открытие огромного значения! Рана зарастает значительно быстрее... Как вы думаете, нужно его спасти, а? — главный хирург хотел пошутить, но Васильев почувствовал волнение, притаившееся за его спокойствием и уверенностью.
— Пошли!
Войдя в палату, они увидели Симанского, который склонился над больным. Лицо его казалось испуганным.
— Доктор, он умирает, доктор! — биолог по-женски беспомощно развел руками. Из-под очков неспокойно блестели его зеленоватые глаза.— Вы знаете, кого мы теряем, какие великие тайны скрыты в этой голове! Мы стояли на пороге самого выдающегося открытия...
— Я уважаю талант профессора и его заслуги перед наукой, но незачем хныкать,— хладнокровно заметил Попов.
С раздражением глядя на биолога, Васильев думал: «Как может Антонова любить такого человека! Это же тряпка!»
— Я не хнычу,— произнес Симанский с чувством ущемленного достоинства.— Но это человек, которому я обязан всем, и я не могу хладнокровно...
— Выпейте воды! — прервал Попов и повернулся к нему спиной.
Вошел доктор Горанов — старый, опытный хирург с пятидесятилетней практикой. Попов пригласил его из другой больницы ассистировать при операции.
— Мне кажется, пора начинать,— тихо сказал он.
— Да, пора,— почтительно ответил Попов. Симанский снова приблизился к нему:
— Прошу вас разрешить мне присутствовать при операции. Вы же обещали!
— Хорошо,— согласился Попов и пошел к двери, но остановившись на пороге, предупредил:— Только не хныкать!
В операционной стало еще светлее. Простыни на операционном столе блестели снежной белизной. Все были готовы. Наступила та торжественная тишина, которая обычно предшествует серьезным операциям, тишина напряженная и тревожная. Бывает, что человеческая жизнь повисает здесь на один миг на невидимом, очень тонком волоске, и этот миг кажется иногда дольше целой жизни...
Попов стоял у окна, погруженный в созерцание, и никто не смел тревожить его. Доктор Горанов, облокотившись на стул, протирал стекла своих очков. Доктор Калчев читал историю болезни, а Васильев и Антонова раскладывали инструменты. Позади всех стоял Симанский.
Бросая на Антонову тревожные взгляды, Васильев страстно хотел рассеять свои сомнения, но не решался нарушить тишину. Он говорил себе: «Какое значение имеют мои чувства по сравнению с тем, что мы должны сделать?»
Внесли больного. Попов обернулся.
— Начнем! — решительно произнес он и добавил:— Принесите цезий!
Сестра вышла, но через несколько секунд вернулась и несколько удивленно сказала:
— Простите, но вы его взяли. Ампулы в коробке пусты.
Лицо Попова нервно передернулось.
— Что вы там говорите? Врачи переглянулись.
— Не взял ли цезий кто-нибудь из вас, товарищи? — беспокойно, словно предчувствуя что-то дурное, спросила сестра.
— Вероятно, вы не разглядели,— улыбнулся Калчев и сам отправился в соседнюю комнату.
Он пробыл там несколько дольше, чем сестра. Когда он вернулся, лицо его было бледно, как полотно.
— Цезия действительно нет! — испуганно объявил он.
Все в замешательстве молчали.
— Как же так? Он был там несколько минут назад! Мы с Васильевым рассматривали его! — гневно закричал Попов и быстро пошел в процедурную, чтобы принести и показать цезий.
Все отправились за ним. Около больного осталась только сестра.
Действительно, в процедурной все было на своих местах, как и в тот момент, когда Попов и Васильев рассматривали цезий. Стеклянные ампулы лежали на столе, но головки были отбиты, а проволочки исчезли. Свинцовая коробка осталась нетронутой.
— А сами они не могли распасться? — осторожно спросил Калчев.
— Как это распасться? Что за глупость? Кто-то взял их! — воскликнул Попов и, глядя на всех, сказал:
— Кто их взял? Наступило молчание.
— Доктор, что же будет? — со страхом спросил Симанский и взглянул на Васильева.
Молодой врач молчал, но лицо его странно изменилось. Он как будто пытался что-то понять.
