Приключения 1985 - Хруцкий Эдуард Анатольевич (читать книги онлайн полностью .TXT) 📗

— Филофей-то их оглоблей крестил! — Тихон опять замахал кулачишком. — Знаем, как они веру-то чтут — в церковь божию раз в год забредет, да и то службу не выстоит, на пол уляжется. Великим постом мясо сырое едят, аки скоты бессловесные…

Фогель, морщась, слушал приказчика и, едва тот сделал паузу, взял его за плечо.

— Поди-ка, Тихон, на литейный двор, досмотри за новыми работниками. Я с юношем потолкую да и сам в завод приду…

Приказчик поджал губы и, глядя точно перед собой, прошествовал к двери. Неестественно прямая спина его кричала о презрении к Ивану, к Фогелю, ко всему, что здесь было произнесено и еще будет сказано.

Оставшись вдвоем с молодым человеком, немец некоторое время в задумчивости расхаживал по скрипучему полу. Потом решительно остановился у выхода из комнаты и поманил Ивана.

Солдат, дежуривший в коридоре, вытянулся при появлении управителя и бросил взгляд на арестанта.

— Подожди пока здесь, — распорядился Фогель и, снова поманив пальцем Ивана, двинулся в глубь длинного извилистого перехода.

Когда они оказались в другом конце здания, немец отпер ключом двустворчатую дверь и пропустил парня в свои покои.

Иван смиренно замер возле порога, не решаясь ступить разбитыми опорками на блестящий от воска «шахматный» паркет. Он завороженно переводил взгляд с одного незнакомого предмета на другой. Компас, астролябия, глобус, медные штативы с колбами, зрительные трубы — чего только не было наставлено на столе и низких тумбах вдоль стен! А карты, украшенные затейливыми миниатюрами! А литографии, изображающие какие-то дворцы в окружении фонтанов и странных деревьев, обстриженных на манер пуделей, каких пришлось раз увидеть Ивану, когда через их деревню проезжала в карете заводовладелица.

Хозяин кабинета прошел тем временем к одной из тумб, открыл ящичек с табаком и принялся набивать короткую трубку-носогрейку, исподволь наблюдая за молодым раскольником. А тот, позабыв про все на свете, приблизился к одной из гравюр, с величайшим вниманием стал рассматривать обнаженных граций. Потом с гримасой отвращения оглядел человеческий скелет в углу помещения.

Раскурив трубку, Фогель снова начал расхаживать из угла в угол. Когда Иван изучил почти все диковинки, собранные в кабинете, управитель остановился возле большого сундука, окованного полосовым железом, и достал из него несколько книг. Разложив их на столе, он кивком подозвал Ивана.

— Грамоте разумеешь? У вас, раскольников, я слышал, все читать научены.

— Нам без грамоты никак, ваше сиятельство. Попов-то мы, вишь, не признаем, некому, значится, и Писание нам честь…

— Так, может, ты и эту книгу уже читал?

Управитель подвинул к Ивану тяжелый фолиант. Крышки переплета были сделаны из тонко выструганных дощечек, а когда Фогель откинул верхнюю, молодой человек с удивлением обнаружил, что книга сшита из кусков бересты, ровно обрезанных по краям.

Поняв по выражению лица Ивана, что тот видит странное сочинение впервые, Фогель спросил:

— А может, кто-нибудь из скитских ее при тебе читал?

— В глаза ее не видывал.

— Уразумеешь, о чем здесь? — Немец провел прокуренным пальцем по заглавной строке первого листа, выведенной коричневыми чернилами.

— «Во имя отца и сына и святаго духа изволением господа бога и спаса нашего Иисуса Христа вседержителя…» — без запинки прочел Иван.

— Постой, постой, вижу — хорошо учен. Погляди теперь, что здесь писано, — и Фогель перевернул сразу несколько толстых листов, ткнул пальцем в низ страницы.

— «И рек тот вогулич про идола Златою Бабой зовомого…» — начал читать Иван.

Управитель прикрыл ладонью текст и спросил:

— А ты слыхал про Золотую Бабу?

— Кто ж про нее не знает? Каждому детёнку старики байки про нее рассказывают: вот, мол, есть у вогул идол некий, по молитвам ихним помощь подающий… Только прячут его ото всех, крепко прячут, а и найдешь дорогу к нему — лешая нежить тебе путь заградит…

Фогель обошел вокруг стола, сел на свое место и вооружился линзой в медной оправе. Увеличительное стекло выпятило жирную вязь полуустава.

— В этой книге, найденной в разоренном скиту, сказано, где и у кого искать Золотую Бабу…

Немец умолк и со значительностью воззрился на Ивана. Но тот сохранял довольно-таки равнодушное выражение лица.

— Это очень важно для тебя и для всей твоей семьи. Захочешь, чтобы вас от заводских работ навсегда избавили, — поможешь мне. Не поможешь — загоню всех в казарму, будут вас в доменный цех под стражей водить, а на ночь под замок запирать. Вам теперь по суду за совращение приписных крестьян к побегу… И еще — Анютку твою к родителям верну; пускай за Мишку идет…

На лице Ивана появилось страдальческое выражение.

— Заставь о себе бога молить, ваше сиятельство…

Фогель жестом заставил его замолчать.

— А поможешь — твоя будет.

— Да заради таковой вольготы всепокорнейше служить готов, — частил Иван, словно опасаясь, что управитель передумает. — Ежели с командой к тому месту, где идол схоронен, пошлешь, я его, не щадя самого живота, отобью.

— В том-то и дело, что к вогулам солдат не отправишь, — со вздохом заговорил Фогель. — Они ведь редко живут, на сотню верст одна семья. А сообщаются между собой отменно быстро. Пока команда до капища доберется, вся тайга знать будет, куда и зачем идут… Тут такой человек нужен, которому они доверяют.

— Ваше сият… — робко начал Иван.

— Доннерветтер! — вдруг взорвался управитель. — Когда ты наконец перестанешь величать меня сиятельством — я не князь, черт возьми!

Проезжая на пароконной бричке по заводской плотине, Фогель зорко оглядывал раскинувшуюся внизу территорию завода. Сегодня управитель выглядел торжественно: он был в тщательно завитом парике и треуголке, белоснежное жабо топорщилось над воротом камзола. С плотины все виделось как на ладони: приземистые казармы, высокие корпуса домен, водяные колеса, размеренно вращающиеся под напором воды, низвергающейся из пруда в широкий тесовый ларь. В облаке водяной пыли то и дело возникали фигуры кузнецов, выбегавших из цеха «охолонуться». Так объяснял немец сидевшему рядом с ним господину в длинном парике, локоны которого ложились на плечи синего мундира. Остановив лошадей, Фогель стал показывать своему спутнику, где находятся различные производства завода, как именуются части поселка, раскинувшегося на пологих склонах над зеркалом огромного пруда.

— А вот извольте видеть, ваше превосходительство, этот край, или, как здесь говорят, «конец», населен выходцами из Тульской губернии, посему и зовется Тульским.

— Что же, хороши туляки в работе? — отрывисто спросил его превосходительство и, поднеся к глазу короткую медную трубу, принялся рассматривать строения Тульского конца.

— Не пожалуюсь. Сметливы и к рукомеслу привычны.

— А кто там живет? — спросил спутник Фогеля, повернувшись всем своим сухощавым телом в ту сторону, откуда они приехали. — Избы-то на иную руку строены, похлипче видом… Я вижу, напротив завода у вас очень удобный косогор. Селиться да жить мужику — веселие велие.

— Думали уж, ваше превосходительство. Приняли к исполнению сенатский указ о раскольниках. Учнем кержацкие деревни к заводу переселять да на том краю и ставиться им велим. Глядишь, и Кержацкий конец выстроится…

Когда бричка съехала по крутому спуску на заводской двор, навстречу начальству высыпало с дюжину мастеров, уставщиков, надзирателей. Все как по команде сорвали шапки и с почтительным ужасом на лице смотрели на прибывших. Тихон кинулся к экипажу и, проворно откинув ступеньку, помог выбраться важному гостю в длинном парике.

Фогель вышел с другой стороны брички и зычно объявил:

— К нам пожаловали его превосходительство горный командир действительный статский советник господин Татищев.

Краткое оцепенение заводской верхушки сменилось испуганно-радостной суетой. Кто-то поспешил в цехи, кто-то бросился к лошадям, а Тихон и еще один чисто одетый уставщик, исчезнув на миг, вновь появились с тяжелыми резными стульями в руках. И потом, во все время осмотра завода Татищевым и Фогелем, как тени следовали за ними, успевая подсунуть стулья, едва начальство останавливалось перед каким-нибудь молотом или домной.