Дикий урман - Севастьянов Анатолий (читать книги полностью .txt) 📗
– А не получится: придет, а ружья нет?
– Куда же денется? – засмеялся Федор.
– А возьмет кто-нибудь! Ведь народ всякий бывает.
– Нет, свои не возьмут, а чужого народа здесь нету. А вон, гляди, береста – там у него припас патронов схоронен. Идем, что тут стоять.
Вот уже сколько раз встречался Росин и раньше, и тут, в Тарьегане, с этой простотой нравов, с полнейшим доверием хантов. Но это всегда удивляло его. А теперь особенно. И как же не удивляться: даже ружье можно хранить в лесу, на сучке, так же надежно, как дома.
Вскоре представился случай еще раз убедиться, как верны здесь люди своим обычаям. После недолгого отдыха, когда опять легко работалось веслом и отплыли уже километра два, Федор вдруг спохватился:
– Обожди-ка. Давай к берегу! Забыл на стоянке. Вернуться нужно.
Еще не поняв, в чем дело, Росин вылез на берег и принял у Федора вещи.
– Ты погоди здесь, на порожней-то мигом обернусь.
Федор сильно оттолкнулся веслом, и долбленка быстро заскользила по течению.
– Да чего ты забыл?! – крикнул Росин.
– Забыл…
«Чего забыл? Таган, кажется, сказал. Какой таган? Вроде никакого и не было», – подумал Росин и, устроившись поудобнее на берегу, опять достал свой блокнот.
В стороне что-то зашуршало, Росин взглянул туда. От берега отвалился кусок земли и, рассыпаясь, покатился вниз…
Росину всегда было приятно видеть такое: и как посыпалась сама по себе земля с берега, и как на твоих глазах упала ветка с дерева. В такие минуты начинаешь чувствовать, что ты опять стал своим в тайге, она перестала тебя дичиться и открывает тайны до этого загадочных шорохов и звуков.
Темно-бурая с белыми крапинками птица размером чуть меньше галки села на елку.
Кедровка. Росин сидел неподвижно, и, не опасаясь его, птица перепорхнула к стволу и забралась в гнездо. «Как обычно, с южной стороны устроила», – отметил Росин и уткнулся в блокнот.
Не успел исписать и трех страниц, а Федор уже вернулся.
– Ты чего забыл? – спросил Росин, заглядывая в лодку. Но в лодке пусто.
– Таган поставить забыл.
– Какой таган?
– На который котелок вешали.
– Да мы же его на обыкновенную палку вешали.
– Таган эту палку зовут.
– Зачем тебе она? Неужели на другом месте нельзя еще срезать? Покажи, что за палка, ради которой стоило два километра туда и обратно ездить.
– Обыкновенная палка, с зарубкой для котелка.
– Ничего не понимаю, – пожал плечами Росин. – Зачем же ты ездил?
– Мы, как с места снимались, забыли таган в землю воткнуть. Ты котелок снял – таган бросил. А у хантов обычай: уходишь – не бросай на землю, воткни рядом с костром, чтобы другим на новый время не тратить и деревца не губить. По этому тагану и место для привала с реки заметить можно. Я, паря, с рождения среди этих людей, и нарушать их обычай мне не пристало…
Говорил Федор всегда ровно, спокойно. В нем сразу угадывался человек, который не может таить зло. От его открытого взгляда, мягкого, спокойного голоса, несуетливых движений исходили умиротворение и спокойствие.
Песок за песком оставались позади лодки. Солнце уже низко. Побаливали от работы руки. Река петляла: то справа солнце, то слева, то сзади…
Высокий желтый яр подковой охватил плес. В вышине, на яру, красными колоннами уходили ввысь стволы могучих сосен, и казалось, за их вершины зацепились пенно-белые облака.
– А ты в Калинине не бывал ли? – неожиданно спросил Федор.
– Бывал. А что?
– Посмотреть охота. Ведь я вроде бы тверской.
– А в Сибирь как же попал?
– Дед сюда в кандалах пришел… Подальше надо от яра. – И Федор повернул лодку. – Тут то осыпь, то сосна. Бывает, грохнется.
Вдруг как гром загремел над берегом. Это тысячекрылая стая гусей тучей поднялась над прибрежной поляной. Бросив в лодку весло, Росин торопливо щелкал фотоаппаратом. Федор что-то кричал, но Росин не слышал его: слишком велик этот шум.
– В тундру, сказываю, летят! Там, поди, лед еще, так они пережидают.
Растянувшись широкой полосой, гуси полетели вверх по реке.
За яром берег был сплошь завален мертвыми деревьями.
– Помнишь, на собрании про Дикий урман сказывали? Вот здесь река на два протока расшибается. Один как раз к урману пошел. – Федор кивнул в сторону захламленного мертвыми деревьями берега.
– Где же там проток? Гора бурелома, и все.
– Сразу не углядишь. Давай поближе подчалим.
Осторожно, чтобы не ткнуться в полузатопленные деревья, Федор подвел лодку к завалу. Между нагромождениями бурелома хорошо было видно что-то вроде грота.
– Сюда протолкаешься и попадешь в проток. Километров триста до урмана. Это по речке. Напрямую, ясно, ближе. Только прямо не пройдешь: болота. А места там богатые. Кедрачи добрые. Валежника – ногу сломишь. Для ваших соболей лучшего места не найти.
– Да, но большинство решило, что Черный материк самое удобное место, – ответил Росин, продолжая с интересом рассматривать необычный грот.
– Оно верно, самое удобное. Ни завалов, ни болот. И соболей туда на катере подвезти можно. А в Дикий урман на нашей лодчонке не во всякую пору пробьешься. У нас по этому протоку ни охотник, ни рыбак не плавает. Редко, кто по молодости, удаль вроде свою показать. И я как-то пробрался… Жаль, вот туда и зимой несподручно. Пешком – далече, на оленях тоже нельзя: мха там для них нету, кормить нечем. А то бы лучшие места для ваших соболей. Все так говорили.
– Как все? А сколько на собрании спорящих было? И надо полагать, большинство за Черный материк высказалось, коли нас туда направили.
– Не о том спорили. Худо вот, по-хантыйски не понимаешь. Ведь о чем спор: можно в Дикий соболей отвезти али нет? Кабы решили, можно, почто бы в Черный материк идти. Разве с Диким урманом сравнишь.
– Неужели спорили только о том, можно ли приехать? Да ведь мы же соболей на самолетах отправим. Прямо на место. Зимой каждое озеро – аэродром. Ведь озера там есть.
– Озер хватает. Вся наша тайга озерами да болотами изъедена… Вон, значит, как: по воздуху соболя прилетят. Хитро. Тогда, паря, только в Дикий урман надо. Почто кое-как делать, когда хорошо можно.
Росин в сердцах оттолкнулся веслом от топляка и направил лодку к берегу.
– Ведь я же просил собрание указать мне лучшие массивы кедрача, и все! Какое им дело, можно туда проехать или нет?
– Как же так, какое? Для нас делается, для промысловиков. А какой нам прок, если ты место поглядишь, а соболей подвезти нельзя? Вот и решили: пускай место будет похуже, зато соболей подвезти можно. А что они по воздуху прилететь могут, никому невдомек. У нас по воздуху только почта летает да доктор иной раз… А чего сердиться, вот она, дорога в урман. Повернем туда.
Росин достал карту.
– Это уже будет край Васюганских болот… Перепад воды метр на сто километров. И там, значит, этот урман?… – в раздумье говорил Росин. – Но ведь я сообщил в управление, что отправляемся в Черный материк. К середине июля должны вернуться. А успеем мы к этому сроку вернуться из Дикого урмана?
– В июле, однако, вернемся… Обязательно надо, пока вода не сбудет. Спадет, там уже не проплывешь… А пешком болота не пустят. Поторопимся… А если письмо отправить надо, так завтра утром отправим. У нас тут своя почта. Верно, не шибко быстрая. Да тебе и не к спеху.
Федор завернул письмо в бересту, очистил от коры длинную палку и заострил с одного конца.
– Ну, вот и все.
Воткнул палку в берег, а в расщеп вверх вставил завернутое в бересту письмо.
– Рыбак какой-нибудь заметит – заберет на почту.
Белая береста ярко выделялась на темно-сером фоне бурелома.
– Ну что ж, теперь можно и в Дикий урман, – сказал Росин. – Федор, а что это за затеска? Вон, на пихте.
– Охотник собаку звал.
Федор вытащил из-за пояса топор и обухом с силой ударил по затеске. Глухо, но мощно, как тяжелый колокол, загудела от удара пихта… Верно: удобно звать собаку – далеко слышно.
