Том 1. В дебрях Индии (с илл.) - Жаколио Луи (читать книги txt) 📗
Прошло несколько минут и оба, не слыша больше выстрелов, продолжали свой путь. Боб, как все охотники и военные, привык определять расстояние по слуху, и рассчитал, что выстрел из карабина был сделан на расстоянии двух или двух с половиной миль от него, т. е. около трех или четырех километров.
Вдали виднелись уже болота, окружавшие озеро со всех сторон, когда те же самые выстрелы послышались пять или шесть раз, по одному разу через минуту; на этот раз они слышались еще ближе, а потому тем более трудно было ошибиться в том, что это был карабин Сердара.
— О! О! — воскликнул Барнет, — тут, по-моему, пахнет битвой! Обычно выстрелы даже в самом разгаре охоты не следуют так быстро друг за другом… Биться без Боба Барнета! Ну, нет! Этого я не допущу. Инвалидом, что ли, я стал, скажите пожалуйста? Когда вам угодно исполнять обязанности геометров-землемеров, искать проход в горах, это не мое дело, и Барнет предпочитает тогда заняться кухней. Когда же нужно наносить и получать удары, то не предупредить об этом Барнета — значит не соблюдать самые элементарные правила приличия… Посмотрим, что там такое… Ну-с, друг мой Ауджали, вперед!
Выстрелы, послышавшиеся еще несколько раз, указали путникам направление, которого им следовало держаться. Скоро, однако, наступила полная тишина, и Барнет, не имея больше возможности чем-либо руководствоваться, шел наудачу прямо перед собой. Но дорога, и без того уже затруднительная, сделалась совсем непроходимой из-за болот. Теперь это были не огромные лужи, более или менее тинистые, которые попадались ему на дороге и вынуждали его делая большие обходы, но непрерывный ряд лагун, сообщавшихся с озером, в которых вода доходила ему до живота, что очень утомляло его, поскольку он вынужден был держать постоянно на весу свои патронташи и карабин. В то время как он, чувствуя непреодолимое отвращение к такого рода путешествию, спрашивал себя, не взобраться ли ему на шею Ауджали, послышался вдруг еще один выстрел из карабина и на этот раз еще ближе. Не успел он приступить к исполнению своего намерения, как слон, испустив громкий крик беспокойства, смешанного с радостью, бросился вперед, не заботясь о Барнете, который остался в болоте и не знал, идти ли ему вперед или вернуться назад.
— Ауджали! Ауджали! Назад, Ауджали! — кричал бедняга. — Ах ты, негодяй! Ты поплатишься мне за это.
Но Ауджали, глухой ко всем его мольбам, бежал вперед, подымая вокруг себя целый водоворот брызг и воды. Слон очень любил Барнета, у которого всегда были наготове какие-нибудь лакомства для него, но если благодарность не удержала Ауджали, то тем менее могли удержать его угрозы.
Какие едва уловимые звуки, доступные только одному этому животному, наделенному самым тонким слухом из всех животных существ, донеслись к нему? Какие испарения поразили его обоняние, если он мог остаться глухим к голосу своего друга Боба и оставить его в положении настолько же опасном, насколько и комичном?.. В пятистах метрах от Барнета на поверхности озера плавал огромный аллигатор, который немедленно нырнул под воду, как только заметил Ауджали, но затем снова показался в нескольких шагах от генерала… Пропасть бы Барнету, заметь его аллигатор раньше, чем ему удалось выбраться обратно на твердую землю.
Как бы там ни было, но Ауджали благодаря совершенному развитию своих органов чувств, о которых мы не можем составить себе надлежащего понятия, знал прекрасно, куда идет… Он шел, куда призывал его долг — на помощь своему хозяину… И никакие силы в мире не могли удержать его благородного порыва.
Казалось бы, разветвление Каллоо у конца болот должно было остановить Ауджали, но он, недолго думая, переплыл его и вышел на твердую, сухую землю, где мог бежать быстрее. Он бросился вперед и менее чем в пять минут добрался до той части джунглей, где скрывались Кишнайя и Веллаен, которые пустились бежать во весь дух, выказывая все признаки величайшего страха; они по-прежнему наблюдали за агонией своей жертвы и, увидев Ауджали, приняли его за дикого слона и поспешили скрыться от него.
В ту же минуту слон остановился, пораженный испарениями, которые он почуял в воздухе; он понял, что хозяин его недалеко, и, руководствуясь тонким чутьем, направился прямо к яме.
У этого животного так хорошо развиты обоняние и слух, что в Индии специально проводили опыты, результатам которых, пожалуй, не поверили бы, не будь они подтверждены серьезными авторитетами. Слон отыскивает своего хозяина, который находится на расстоянии двух-трех миль и притом в месте, совершенно ему неизвестном, если только, само собой разумеется, оттуда дует ветер. Он также слышит на неизмеримых расстояниях малейший шум и понимает, откуда он происходит. Подбежав к тому месту, где находился Сердар, в течение пяти или шести часов испытывавший невыразимые муки, Ауджали понял, что пришел к настоящему месту и, подойдя к отверстию ямы, издал целый ряд особых криков, которые входили в его лексикон и в которых слышались нежность, удивление и гнев.
Почему же гнев примешивался к чувству радости, которое он хотел выразить? А потому, что его чутье, дававшее ему знать о присутствии хозяина, доносило до него в то же время испарение змей: это и приводило его в бешенство.
Сердар, давно уже пришедший в сознание после своего обморока, начинал терять всякую надежду, а потому, услышав голос слона, не мог удержаться от крика восторга, забыв даже, как опасно раздражать кобр, — крика дикого, сумасшедшего восторга, вырвавшегося у него со всей силой легких, крика, какой могут испускать только люди, видевшие смерть лицом к лицу и понявшие вдруг, что жизнь, которую они считали безвозвратно потерянной, снова возвращается к ним.
— Ауджали! Ауджали! Мой честный Ауджали! — воскликнул несчастный.
А слон по-прежнему тихо ворчал, выражая своему хозяину радость, что нашел его.
— Кто тут еще вместе с тобой, мой честный Ауджали? — спрашивал Сердар.
И он по очереди стал звать Барнета, Нариндру и двух остальных туземцев.
В эту минуту слон схватил крышу из ветвей, лежавшую на яме, и сбросил ее вон. Свет моментально залил всю яму, и Сердар тут только понял, увидев Ауджали у краев своей тюрьмы, почему призывы его не получали никакого ответа; он понял также с ужасом, от которого сжалось его сердце, что спасение его, возможное при помощи товарищей, которым оно обошлось бы без большого труда, было невозможно при помощи одного слона.
Главная задача заключалась теперь в том, чтобы помешать последнему сделать какую-нибудь неосторожность, так как вид змей, когда осветилась яма, вызвал у него настоящий приступ гнева. Слон не боится укуса кобры; толщина кожи защищает его от действия яда, о чем он, весьма вероятно, знает. Тем не менее достаточно одного вида самой маленькой змеи, чтобы привести его в бешенство.
А между тем то, чего так боялся Сердар, как раз способствовало его избавлению от неудобных и опасных гостей, которые поселились на нем. Увидев Ауджали, который ходил взад и вперед вокруг ямы, ворча и стуча ногами по земле, кобры заволновались и, осторожно отделившись от тех мест, которые они занимали, тем самым избавили несчастную жертву от ужасного положения, в котором они держали ее в течение нескольких часов. Оставив в покое Сердара, они зашипели, надули щеки воздухом и, свернувшись спиралью, пробовали прыгнуть вон из ямы. Но несмотря на то, что они подымались на воздух с быстротой стрелы, они достигали только половины пространства, отделявшего их от врага, который возбуждал их гнев.
Змея принадлежит к числу созданий, стоящих на одной из самых низких ступеней развития, она положительно глупа, не может оценить препятствия, которые встречаются на ее пути, и не приноравливается к ним. Она целыми часами будет биться о скалу, через которую хочет перейти, или пробовать пролезть в отверстие гнезда карриасов, слишком узкое для нее.
Судьба сжалилась на этот раз над долгими страданиями Сердара и объединилась с Ауджали для его спасения. Бегая вокруг тюрьмы, где был его хозяин, он случайно столкнул в яму одну из бамбуковых палок, которые служили поддержкой для веток и листьев, прикрывавших отверстие ямы; палка, к счастью, упала таким образом, что образовала собой нечто вроде моста, идущего от дна ямы до ее внешних краев.
