Знак Вишну - Черкашин Николай Андреевич (серия книг TXT) 📗

— Черт побери, где-то подгорает мясо!

И тут он дико уставился на ладонь. Он совершенно не чувствовал боли...

Бахтияр показал ладонь доктору. На месте ожога проступило бронзовое пятно.

— Ничего страшного, — утешил его Коколайнен, — временная атрофия болевых рецепторов. Если в драке тебя пырнут ножом, ты не будешь вопить как кролик.

— И на том спасибо, док...

Бахтияр ушел, лязгнув гермодверью.

— Ну, вот и началось — пробормотал Коколайнен и обреченно уставился в одну точку.

— Скверные дела, — невозмутимо сказал старший офицер Рейфлинту. — Должно быть, барахлит биозащита реактора. Наш стюард весь в бронзовых пятнах...

— Биозащита в норме, — ответил Рейфлинт. — Час назад я лично осмотрел датчики.

— Может быть, поместить больного в изолятор? — неуверенно предложил Рооп.

— Не надо.

— Но почему?!

— Я не могу управлять кораблем из изолятора.

И командир показал Роопу бронзовые ладони.

Подвсплывший «Архелон» бурунил воду выставленной антенной.

Барни нажал клавишу передатчика, крутнулся барабанчик с перфолентой, и антенна СБД — сверхбыстродействующей связи — выстрелила в эфир тревожную радиограмму. Спутник-ретранслятор передал ее в приемный центр военно-морских сил.

Вскоре Рейфлинт зачитал ответную шифрограмму морского министра старшему офицеру:

«Подводному рейдеру прекратить боевое патрулирование. Следовать на север. Встать к барже на внешнем рейде базы. Перенести на баржу контейнер с биологическим материалом. После передачи бактериологических проб отойти южнее мыса Шедруп и лечь в дрейф. Ждать дальнейших распоряжений».

Обратно возвращались полным — сорокаузловым ходом. В кают-компании обедали молча, без обычных шуток. Бар-Маттай ходил по отсекам, искал больным слова утешения. Одни слушали его с надеждой и верой, другие — криво усмехаясь, третьи — безразлично.

Баржу обнаружили сразу. Старая посудина одиноко стояла на двух якорях. Внешний рейд был пуст.

Коколайнен перенес на ржавую палубу контейнер с биопробами и выстрелил зеленую ракету. С удовольствием прошелся по плавучему островку и нехотя перепрыгнул на корпус субмарины.

«Архелон» взял курс на мыс Шедруп.

Стеклянный октаэдр дельфинария «Акварама» с уличными светильниками в виде всплывающих пузырей воздуха сверкал на солнце между городским пляжем и приморским парком. Флэгги нравились его дымчатые стекла, его просторная арена-бассейн, наполненная водой, сквозь прозрачную синеву которой чуть зыбко, но ясно проступали белые камешки глубокого дна. Ей нравилось нырять к своим питомцам прямо с демонстрационной вышки, вонзаясь соструненным телом в центр аквамаринового кристалла, ощущать, как выброшенные руки не рассекают, а раздвигают тугие струи, как пеленают грудь, живот, ноги токи взвихренной телом воды, как охватывает все плотнее и плотнее, обнимает, обжимает ее всю, сливается с ней толика моря, заключенная в мраморную оправу бассейна. Три молодые афалины, Чак, Стэн и Пепи, круто пикировали за своей повелительницей, настигали у самого дна и эскортировали всплытие Флэгги, кавалерственно поддерживая ее плавниками. В такие минуты жизнь казалась даром небес, и Флэгги начисто забывала о том, что в трех милях от «Акварамы» на каменистом берегу пустынной бухточки, вход в которую охраняли с моря дьа боевых дельфина с ножевыми пилами на рострумах [19], а со стороны шоссе — автоматчики из батальона «зеленых беретов», расположен секретный «объект D-200»: сетчатые вольеры и приземистые корпуса дельфинария ВМС. Флэгги провела там два года и была уверена, что она и ее коллеги дрессируют дельфинов для спасения летчиков, катапультировавшихся над морем. Высоколобые «рыбины» прекрасно справлялись с обязанностями спасателей, и Флэгги гордилась, что служит гуманному делу Флоренс Найтингейл [20]. Разумеется, она понимала, что «объект D-200» вовсе не благотворительное заведение, она знала, что в соседних группах дельфинов учат транспортировке боевых пловцов к местам диверсий, учат их отыскивать затонувшие торпеды и ракеты, сбрасывать на них специальные захваты... Все это куда ни шло; во всяком случае, животные при подобных операциях не страдали. Но однажды в безымянную бухту вошла и встала к причалу дельфинария подводная лодка без бортового номера. Флэгги интересовал этот странный корабль лишь постольку, поскольку им командовал худощавый коммандер-лейтенант с лицом тонким и одухотворенным, какие бывают скорее у музыкантов, чем у военных. Ард Норман, так звали командира анонимной подлодки, поразил Флэгги тем, что не только не выказал ни малейшего желания познакомиться с ней поближе, но даже не отпустил ни одного комплимента насчет длины ее ног, от чего не удерживался всякий, кто видел Флэгги впервые. Правда, он несколько раз останавливался у бортика учебного бассейна, глядя, как Флэгги работает с дельфинами, и, хотя она в эти минуты едва ли не превосходила своих подопечных в ловкости и грации, коммандер-лейтенант уходил прочь, так и не бросив ей ни одного слова. Она еще надеялась, что все это — мужская хитрость, тонкая игра. Что рано или поздно он подойдет к ней и без обиняков пригласит в служебный снек-бар на чашечку кофе или еще куда-нибудь поинтересней, но ничему из этого не суждено было сбыться — на третий день их немого знакомства Арда Нормана увезла из дельфинария машина военной полиции. Подробности той скандальной истории, названной газетами «дельфиньим делом», Флэгги узнала от кузена Дэвида Эпфеля, единственного из репортеров, кому было разрешено присутствовать на заседаниях военно-морского трибунала.

Преступление коммандер-лейтенанта Нормана состояло в том, что он отказался быть командиром субмарины, аппаратные трубы которой были приспособлены для выпуска живых торпед — минированных дельфинов. Он сделал заявление для печати — гневный протест против превращения дельфинов в торпедное мясо, — и коммандер-лейтенанту вменили в вину сразу два преступления: отказ от военной службы и разглашение военной тайны. Эпфель клеймил его в своих выступлениях как инсургента и отступника, но в разговорах с Флэгги отдавал должное смелости офицера.

— В нем не перебродили еще шестидесятые годы, — не то с сожалением, не то с завистью отзывался кузен.— Я сам тогда наломал бока одному полисмену на университетском дворе. Тогда все это сходило. Но сейчас другой век. Норман опоздал со своей выходкой лет на двадцать... Впрочем, такие люди нужны всегда. Без них бы нация закисла...

И чтобы нация и в самом деле не закисла, Флэгги на другой же день вместе с другими демонстрантами пришла к зданию трибунала, держа в руках большую фотографию улыбающегося дельфина с надписью: «Свободу Арду Норману!» Она очень надеялась, что неразговорчивый подводник увидит ее, и он, несомненно, увидел бы ее, если бы ему разрешили подойти к окну, но вместо опального коммандер-лейтенанта Флэгги заметили те, кто по долгу службы должен был наблюдать за сотрудниками режимных объектов. Она ничуть не удивилась, когда утром турникет в проходной дельфинария не сработал на ее магнитную карточку. Шифр пропуска был изъят из памяти сторожа-компьютера. Офицер из охраны вынес ей пластиковый пакет с купальником и резиновыми туфлями.

— Забудьте сюда дорогу, мисс, — хмуро попрощался охранник.

Три месяца она работала в пляжной конторе по прокату гидровелосипедов. А осенью в городе открылась «Акварама» с дельфиньим шоу, и Флэгги удалось получить там место дрессировщицы.

О том, что стало с Ардом Норманом, она узнала из газет. За него вступилась партия «голубых», ратующая за чистоту океана; вопреки всем избирательным законам она выдвинула подсудимого кандидатом в президенты, и эта акция смягчила приговор трибунала: коммандер-лейтенант Норман был разжалован, уволен в отставку без пенсии, кроме того, ему надлежало выплатить штраф в десять тысяч долларов. Впрочем, судьба этого человека перестала волновать Флэгги. Под рождество она вышла замуж за офицера-подводника Барни, который не отличался стройностью и одухотворенностью, но был пылок и нежен.