Искатель. 1965. Выпуск №5 - Пушкарь А. (читать бесплатно полные книги .TXT) 📗

Там что-то сказал командир.

Катер шел вперед, не меняя курса.

Кравченко достал из кармана шинели платок, старательно высморкался и сказал, что коммодор делает правильно — уводит караван из опасного района.

Я держал в руках обойму. Металл потеплел у меня в ладонях.

Третьего взрыва не было.

Сильно качнуло. Катер вдруг рыскнул влево, наткнулся на волну, подмял ее.

— Разворачиваемся? — негромко спросил я.

— Да… Обратно.

Подошел боцман.

— Тут порядок?

— Порядок, — сказал Кравченко, пряча платок. — Идем охотиться, боцман?

— Не… Другое приказано. Там эсминец английский с «Либерти» команду снимает. Может, помощь нужна.

— С того, что последним шел?

— Впереди тоже одного накрыли. И команду-то снять не успели… — Пустошный помолчал. — Красиво загремели бы…

Значит, два из пяти транспортов торпедированы фашистскими подлодками. Если бы на них были погружены наши катера…

— Да нет! — сказал я. — Не могло этого быть!

— Ты положи обойму, — разрешил Кравченко.

Наплывал и снова редел туман. Плеск за бортом, жужжание локатора на мачте — все звуки глохли в нем.

Я положил обойму.

Не могло этого быть! Никогда! Не могли мы погрузить катера, как багаж, а сами возвращаться домой пассажирами!

Прошло несколько минут.

Английский эсминец возвращался, мы увидели с правого борта его силуэт. С корабля коротко помигали нам прожектором. Напряженно, на высокой ноте пели дизели эсминца.

Их было слышно и после того, как он исчез в тумане.

Некоторое время наш катер еще шел вперед, потом опять стал разворачиваться. Значит, сняли они команду с транспорта. Можем и мы возвращаться.

Было как-то не по себе… Словно еще тянулись те полминуты, что простоял на палубе один. Я вслушивался в каждый звук на мостике, следил за каждым движением Кравченко, но слушал и смотрел будто со стороны. Замер у ящика с обоймами и одновременно метался. Думал сразу о тысяче вещей и ни о чем толком, и горевал, и готов был обрадоваться чему-то, и торопился додумать самое главное. Это было как последние две-три затяжки… Две-три, а потом — окурок в сторону и вместе с ним все, что не дожито, не додумано, а там будь что будет!

В общем боялся — если можно этим словом объяснить все. Но если даже боялся, я мог спокойно самому себе в этом признаться.

В стороне мостика раздался голос:

— На локаторе! Вижу цель. Курс…

Моторы взревели.

Катер рванулся в туман. Шли самым полным. Не знаю, долго ли… Вдруг прояснилось, и стало видно все: слева открытое пространство, свободное от тумана, справа от него густая, четкая пелена, как дымовая завеса, а впереди, почти прямо по курсу, — подлодка.

Она шла в позиционном положении: над водой торчала рубка — перед ней медленно оседала ноздреватая от пены волна — и впереди темнела, окупаясь в бурун, часть носа.

Подлодка кралась за караваном, в туман… Ей недалеко было до той пелены, первые белесые клочья уже срывались с косо натянутой антенны!

Волна перед рубкой еще не осела — ахнули выстрелы нашего орудия. Затакали пулеметы.

Шли прямо на подлодку. Нет, она не успевала скрыться!

И не было больше ничего на свете — только мы и они, наш катер и подлодка. Враг. Застигнутый убийца. Передавая обойму, я на секунду увидел: рубка не накренилась вперед, погружалась. Там мелькнули какие-то красные пятна.

Мы сближались.

— Дробь! — с досадой крикнул Кравченко.

А!.. Больше нельзя было стрелять. Исчезал уже край рубки. Косо, в пене. Нельзя было опустить ствол орудия так низко. Вскинулся на волне, все заслонил нос катера. Последнее, что я увидел. — антенные стойки над рубкой подлодки. Рубка уже скрылась, а они культяпками торчали из воды прямо перед нами, мы почти доставали их.

«Охотник» рванулся вправо.

Моторы взвыли на предельных оборотах, но ход почему-то резко замедлился. С кормы донеслись крики.

«Уйдет!» — подумал я.

Ускользнула бы. Но тут из тумана выскочил другой наш катер. И почти сразу исчез, оставив на том месте, где развернулся, гладкую воду. Под ней — в глубине — еще клубилась, просвечивала пена, взбитая его винтами, а в тумане уже грохнул тугой утробный взрыв. Потом еще один, третий, четвертый… Глубинные бомбы!

Наш катер описывал широкий круг.

— Положи обойму.

Она была у меня в руках с той минуты, когда прекратили огонь. Еще холодила руки.

Я положил, опять начинал чувствовать качание палубы под ногами, опять возвращаясь к тому, что не успел додумать, — только ощутил как острую, щемящую радость: ведь если бой, значит мы почти дома…

— Человек за бортом!

Кравченко толкнул меня:

— Где? Не видишь?

— Нет…

— Два человека за бортом! — крикнул сигнальщик.

— Вон они!..

С левого борта в темной воде болтались два ярко-красных капковых бушлата. По воде летучими клочьями скользил туман. Как поземка… Бушлаты яркими поплавками ныряли метрах в десяти один от другого.

Мы медленно приближались к ним.

Уже можно было различить головы: одну светловолосую, не покрытую, другую — серую.

— Да это же с подлодки, — заорал я, вдруг сообразив. — Фашисты! Сам видел, точно!

— Что ты кричишь? — сказал Кравченко. — Иди туда, может, понадобишься.

Светловолосый был ближе — ему первому бросили круг.

Боцман бросал.

Линь мелькнул в воздухе и пропал в волнах, а следом — совсем недалеко от светловолосого — плюхнулся круг. Немец забарахтался, мелькнуло и исчезло его потерянное лицо — поднырнул под круг, продел руки.

— Знает! — буркнул Пустошный. — Надраивай…

Стали подтаскивать. Линь натянулся — надраился.

С него сыпались капли.

Руки немца, продетые в круг, повисли, волосы мочалила вода.

— Гошин, бросай второму! — крикнул боцман.

Первого подтащили к борту. К тому месту, где я когда-то стоял вахтенным у трапа. Тут между двумя леерными стойками вместо натянутых лееров — цепочка. Ее снимают, когда нужно перекинуть на берег сходню. Сейчас тоже сняли.

— Вытаскивай. Хватайся живей…

Мы нагнулись, потащили — кто за ворот, кто за рукава капкового бушлата. Голова светловолосого болталась. Мертвые губы задели мне по руке, я вздрогнул.

Второй плавал метрах в двадцати — держался за круг. Лицо было повернуто в нашу сторону.

Первого вытащили на палубу.

— Вот это акула! — процедил я.

— Нахлебался. Волоки сюда… Кранец! Под спину ему.

— Как, боцман? — окликнул с мостика командир.

— Откачаем…

Пустошный нагнулся над немцем.

Командир вышел из рубки.

Я оглянулся — второго вытаскивали на палубу. Там помощь не требовалась. Сам встал, шагнул от борта и медленно поднял руки вверх. Фашист… Он был высок, похож на лыжника в красном бушлате и серой шерстяной шапке, натянутой на голову. Мокрое лицо сморщилось — вот-вот чихнет или заплачет.

Я посмотрел на его поднятые руки — и вдруг увидел, как в правой блеснул широкий нож.

Боцман закончил возиться с первым пленным и поднимался с колен. Гошин только что был рядом, а теперь шагнул, опуская на палубу спасательный круг, а я стоял между немцем и Пустошным чуть в стороне. И когда увидел нож, сразу понял, что его еще никто, кроме меня не заметил, что боцман не успеет обернуться, а нож нацелен ему в спину.