Медвежонок Железная Голова - Эмар Густав (мир книг .txt) 📗
— Я не настаиваю на этом.
— Зато я настаиваю.
— Очень хорошо. Дальше.
— Это все.
— Как все?
— Да, на первый раз хватит.
— Если я понимаю хоть что-нибудь… клянусь честью, я готов провалиться в тартарары!
— Тебе и понимать не нужно, — перебил дон Торибио. — Когда твое положение будет ясно определено в глазах всех, мы сможем беседовать, когда нам заблагорассудится, а наши торговые дела доставят нам самый естественный предлог.
— Правда, наши торговые дела, черт возьми! — вскричал флибустьер со смехом. — Но при всем том, должен признаться, я очень боюсь.
— Чего?
— Чтоб все эти замысловатые выдумки не привели к заключительной катастрофе.
— Объяснись.
— Я полагаю, что губернатор дон Хосе Ривас — так, кажется, ты назвал его?
— Ну да.
— Дон Хосе Ривас должен знать, что делается в городе.
— Разумеется.
— Портовые смотрители всегда докладывают ему о заходе и отплытии каждого корабля.
— Без сомнения.
— Стало быть, шхуна «Санта-Каталина»…
— Она пришла в порт сегодня утром.
— Из Веракруса?
— Из Веракруса.
— С европейскими товарами…
— На мое имя.
— Так ты действительно богат?
— Всего-навсего миллионер.
Авантюрист посмотрел на своего приятеля невыразимо насмешливо.
— Ага! — пробормотал он почти шепотом. — Убийство мексиканцем богатого торговца алмазами и похищение всего его состояния… эта история, которую рассказывали в Сан-
Франциско-де-Кампече, когда мы находились там, видно, имела основание?
Дон Торибио помертвел.
— Что ты хочешь сказать?
— Ты слыл за мексиканца уже в Кампече.
— Что ж из того? Разве я француз?
— Правда, и даже бретонец, — продолжал авантюрист со странной улыбкой. — Но в Кампече в то время было немало мексиканцев и без тебя; не станем же углубляться в этот вопрос и положим, я ни о чем не говорил.
— О, я ничего не боюсь!
— Мне ли не знать, черт побери! Впрочем, это касается одного тебя, а нам лучше вернуться к общему делу. Решено, что шхуна существует в действительности, что она пришла из Веракруса с грузом, принадлежащим тебе, что утром она стала на рейде и называется «Санта-Каталина»
— С удовольствием вижу, что ты ничего не упустил.
— Прекрасно. Но ведь шхуна же пришла из Веракруса не сама по себе — полагаю, на ней был экипаж и, наконец, капитан?
— Само собой! Шесть человек экипажа и капитан.
— Куда же они девались? Уж не сбежали ли все разом — и матросы, и капитан?
— Увы! Мой бедный друг, — вскричал мнимый дон Торибио Морено с добродушно покровительственным видом, — все мы смертные.
— Поговорка мудрая и справедливая.
— Вот что случилось.
— Я слушаю.
— Вчера с борта шхуны завидели берег в столь поздний час, что нельзя было решиться войти в узкий пролив; итак, она была вынуждена лавировать всю ночь, чтоб приблизиться к берегу на рассвете. Около полуночи, при повороте судна, капитан упал в море.
— Бедный капитан! — сказал Бартелеми чрезвычайно серьезно. — И его не удалось спасти?
— Пробовали.
— А!
— Но вот ведь какое роковое стечение обстоятельств! Спустили лодку; четыре человека сели в нее, и лодка с людьми камнем пошла ко дну. От страшной жары расплавилась смола, которой были залиты швы. Разумеется, вода набежала мгновенно — и все потонули.
— Все четверо?
— Все без исключения. Ночь была темная, море неспокойно. На шхуне оставалось всего два человека, как могли они оказать помощь товарищам?
— Вот что называется несчастьем! И к тому же, совсем у цели!
— В двух лье всего-то. Будь светло, их бы увидели.
— В том-то и дело, что ночь была темная, — заметил авантюрист по-прежнему насмешливо, — ты должен признать, что два человека, оставшиеся одни на шхуне, находились в большом затруднении.
— По счастью для них и для «Санта-Каталины», шхуну заметили еще до заката, так как я ожидал ее прибытия с нетерпением. Зная, с каким грузом она идет, я хотел удостовериться в причине, почему она не вошла в канал еще с вечера. Я тотчас отправился к ней в лодке с шестью матросами и часам к четырем утра причалил к судну, которое лежало в дрейфе перед входом на рейд, ожидая помощи.
— Это просто внушение свыше.
— Ты совершенно прав. В ту самую минуту, когда я ставил паруса, из Картахены вышел корабль, державший путь в Кадис.
— В самом деле! Вот что значит случай.
— Единственные два матроса, оставшиеся в живых на шхуне, были до того поражены ужасной ночной катастрофой, что стали умолять меня отпустить их на корабль, который выходил из картахенского порта.
— Разумеется, ты сжалился над этими несчастными и согласился.
— Действительно, так и было. Я выплатил причитающееся им жалование, даже прибавил маленькое вознаграждение, чтобы утешить их в несчастной гибели своих товарищей, и отвез на испанское судно, капитан которого был немного знаком со мной и согласился принять их.
— Как все соединяется, Боже мой! — вскричал Бартелеми, воздев очи горе. — И ты…
— Я тотчас нанял шесть человек, которых привез с собой. Они ровно ничего не знали о том, что произошло на шхуне. К тому же, прежде чем сесть в шлюпку, шедшую к «Санта-Каталине», я сказал им, сам не знаю зачем, — такая вдруг мне в голову пришла мысль, — что капитан накануне съехал на берег, чтобы скорее известить меня о приходе шхуны, которую между тем оставил у входа на рейд.
— Это и было причиной того, что они не удивились, увидав накануне всего только двух матросов. Про капитана же думали, что он на берегу.
— Как видишь, все это очень просто.
— Разумеется, любезный друг. И нарочно лучше нельзя было сделать.
— Что ты хочешь сказать? — отчасти надменно спросил дон Торибио.
— Я? Ровно ничего!
— Ты, право, так странно толкуешь вещи… — невольно бледнея, возразил собеседник.
— Толкую, как следует толковать. Я просто удивляюсь, насколько счастье благоприятствует тебе; кажется, естественнее быть ничего не может. Ты волен истолковывать мои слова по-своему. Но помни одно: я нисколько не ответствен в твоих действиях и словах, не ответствен — благодарение Богу! — ив чистоте твоей совести. Следовательно, все это меня не касается и я умываю руки.
— Так-то лучше.
— Я только хотел знать все в подробностях, чтобы не наделать ошибок и промахов, всегда достойных сожаления во время исполнения назначенной тебе трудной роли в комедии, которая очень легко может перейти в трагедию, если будет продолжаться так, как началась. Теперь я знаю все, что мне следовало знать. Можешь быть спокоен, тебе не придется упрекать меня в чем-либо. Я готов. Что мы теперь будем делать?.. Но прежде всего посмотри на меня.
Дон Торибио осмотрел его с величайшим вниманием.
Превращение было полным; от странной личности, появившейся с час назад на пороге шалаша, не осталось ровно ничего.
Авантюрист, как человек, получивший прекрасное воспитание, не был ничуть стеснен своим костюмом, он имел вид очень приличный. Мексиканец пришел в восторг и крепко пожал ему руку.
— Ты, ей-Богу, бесценный человек! — вскричал он с жаром.
— Не бесценный, — возразил Бартелеми со своим привычным насмешливым хладнокровием, — но я стою дорого, ты скоро убедишься в этом, — прибавил он, спокойно опуская в карман кошелек, данный ему прежним братом-матросом. — Повторяю: что мы теперь будем делать?
— Мы поедем.
— Хорошо, дай мне только спрятать свое ружье, любезный друг. Это «желен», которым я, признаться, очень дорожу. Я приду за ним, если не завтра, то очень скоро.
Пока авантюрист тщательно прятал свое ружье под сухими листьями, так долго служившими ему постелью, дон Торибио запер саквояж, вышел на тропу, окинул ее внимательным взглядом и свистнул два раза особым образом.
Ему почти мгновенно ответили таким же свистом.
Он вернулся в шалаш.
— Спрятал? — спросил он у авантюриста.
