Метрополис. Индийская гробница (Романы) - Харбоу Теа фон (читаем книги бесплатно .txt) 📗
— Да, конечно.
— Я бы хотел показать вам место, намеченное мною для постройки гробницы. Надеюсь, что верховой костюм, приготовленный Ниссой будет вам впору.
— Через четверть часа я пришлю к вам Измаила. Он проводит вас к лодке. До свидания.
— До свидания, ваше высочество.
Верховой костюм подошел, но Измаил не был точен, а также и раджа.
Напрасно сердился и торопил своего проводника Брингер. Его понукания нисколько на того не влияли.
Глаза Измаила смотрели холодно и несколько презрительно.
— Что для тебя, человек, значат четверть часа в вечности, когда ты сам — листочек мангового дерева. Бессмысленно тратить слова на это. Ты не придешь, ведь, ни на секунду раньше к цели, нежели это обозначено в книге жизни.
Брингер, опираясь на мраморную балюстраду спуска к озеру, закуривал трубку и с чувством своего превосходства размышлял о том, кто кого будет винить в неточности: Измаил раджу или раджа Измаила.
День становился жарким. Зеркало воды рябило, отражая ослепительными искрами солнечные лучи.
На противоположной стороне озера, вокруг башен, воздух дрожал от зноя и яркости света. Белый дворец, казалось, таял в море блеска. Орел парил в вышине.
— Здравствуй, саиб, — приветствовали его гребцы, прикладывая ладони ко лбу. С их гладких лиц струился пот.
Случилось так, что Брингер взглянул на часы как раз в тот момент, когда раджа вышел из дворца. Тот заметил это и рассмеялся.
— Вам следовало бы своевременно уничтожить этого опасного ремесленника, — прибавил он любезно, — раньше, чем у него хватило смелости распределить капли моря бесконечности и сунуть их в карманы людей, которые не знают, что с ними делать. Этот средневековый ловец минут сделал вас рабами времени. Мы же господа времени.
Он продолжал, улыбаясь смотреть на Брингера.
— Прошу — сказал он, входя в лодку. — Если вы думаете, что должны отплатить мне, то пожалуйста, сделайте это. По-моему, нет лучшего удовольствия, как искать и находить ответы на какие-либо противоречия. Это придает вещам остроту и приближает к пониманию их. Как вы полагаете?
— По-моему, — ответил Брингер, усаживаясь, — человек, желающий быть господином времени, должен быть господином вечности.
— И, следовательно, беречь минуты и секунды?
— Человек, принесший мне ваше письмо, сказал: «час часу не подобен…»
— Ах, Рамигани… Он — философ. Его сильная сторона заключается в том, что он умеет преподносить людям с известною торжественностью вещи, с которыми, однако, тем нечего делать в обыденной жизни. Этим он напоминает европейских философов. Да, если вам захочется что-нибудь купить, то снарядите для этой цели Рамигани. Он будет торговаться также, как будто бы покупал для меня.
— Он мне кажется верным и беспредельно преданным вам?
Лицо раджи стало холодным.
— Я хорошо ему плачу. Больше, чем могут другие. Это все. Если бы пришел другой, кто мог платить больше, то он ушел бы к тому, и выплюнул мое имя, как сок бетеля.
— Думаю, что вы, ваше высочество, ошибаетесь.
Раджа пожал плечами.
— Всякого человека можно купить, — сказал он, — все дело лишь в цене. Некоторые продают себя за тридцать серебряников, другие — за сто тысяч рупий. Кто продешевит, — часто потом кается и вешается. Тот же, кто возьмет подороже, отыскивает своему поступку моральную подкладку и остается жить. Ни на одной бирже не так важен верный нюх и верное помещение капитала, как на бирже, торгующей людьми, Кто знает и использует часы, когда цены на души падают, тот скупить их все.
— Надеюсь, что вы признаете исключения, — спросил Брингер с подчеркнутой вежливостью.
— Мне они не знакомы, — ответил раджа.
— Считаете и себя продажным?
Индус рассмеялся.
— Наверно. Только боюсь, что я весьма дорог. Это единственно важное. В этом случае человек выше покупщика и выше того, что я называю моральной подкладкой. Вне известной суммы она теряет свое влияние и значение.
— Ваше высочество, — начал Брингер, — если вы намереваетесь и со мною производить такие опыты, то будьте добры сообщить, каким способом я скорее всего смогу покинуть Эшнапур. Этим вы избавите и себя и меня от некоторых весьма неприятных часов.
— Оскорбил я вас? Простите, я вовсе не хотел этого. Простите и поговорим о чем-либо другом. Мы поедем верхом. Любите вы верховую езду?
— Да, если седло и лошадь хороши!
— Ручаюсь за то и другое!
Они прибыли на противоположный берег и вышли. К дереву были привязаны великолепные арабские кони, роскошно, по-индийски, оседланные.
— При игре в поло я считаю лучшим английское седло, но на прогулке в горы несравненно удобнее это чудесное изобретение одного сибарита.
— Брингер почувствовал, что среди пламенного зноя, его вдруг потряс озноб. Он не мог вымолвить ни слова, — спазма перехватила горло.
— Четверо слуг держали лошадей, хвосты которых достегали вызолоченных копыт. Их головы были повернуты к господину, но они не смотрели на него. У них не было глаз; лошади были слепы.
— В впадинах глаз сверкали громадные полудрагоценные камни, величиною с детский кулачек, золотистые топазы, подобные яблокам.
— Это самые красивые экземпляры из моих пятисот лошадей, — произнес раджа. — Выбирайте!
— И ни у одной нет глаз? — спросил Брингер.
— Нет, — ответил индус, изумляясь. — Разве вы находите, что они были бы красивее, чем опалы моего вороного жеребца?
— Без сомнения, — возразил Брингер, Он ненавидел в этот момент индуса всеми силами души.
— Жаль, — заметил любезно раджа. Вам, по-видимому, неизвестны хорошие стороны слепых лошадей. Нет спокойнее животного, нежели слепой конь. Они не знают головокружения. Их послушание изумительно. Они точно сказочные кони. А как красиво отражается солнышко в их искусственных глазах или как сверкает в них свет факелов? Что вы имеете против их красивых глаз?
Брингер гладил рукой по шее одну из лошадей.
— Не говоря о жути, я нахожу, что это придает лошадям какую-то черту женственности.
— А вы не любите женственности? — спросил осторожно раджа и улыбнулся.
— Я люблю женственность там, где она уместна — в женщинах, ваше высочество, — ответил Брингер и тоже улыбнулся.
— В таком случае вам не следовало приезжать в Индию — сказал раджа и вскочил в седло.
— Отчего?
— Вот оно! Никто не задает с такой страстью вопросы, как европеец. Может быть, впрочем, благодаря этому он и сведущ так. Если вам нравится этот буланый, то садитесь. В течении нашего знакомства с сердцем Эшнапура, я буду иметь честь указать вам, на основании поучительных примеров, отчего человек, любящий женственность только в женщинах, не должен бы приезжать в Индию.
Брингер сел на коня.
— Будьте уверены, ваше высочество, что я буду вашим внимательнейшим слушателем. Я люблю эту страну. Она была мечтой юности и целью возмужалости. Мои мечты и планы стремились сюда.
— Потому что вы ее не знали. Верьте мне; только кто знает ее, может ее любить. Вы спросите опять: отчего? Оттого, что Индия — женщина среди других азиатских стран. В самом деле: Китай — дряхлый старец, который, может быть, родится вновь и тогда станет переживать свое новое детство; Япония — тридцатилетний муж, и только Индия — женщина. Когда вы проживете здесь подольше, то вы убедитесь, что для этого заключения не требуется доказательств. Коль скоро Индия предстанет перед вами без фаты, вы найдете, что в ней нет иной красоты, кроме той, что снилась вам.
— Я думаю, что вы несправедливы к вашей родине. Если бы я ничего не видел в Индии, кроме вашего белого дворца, где мы только что были, то и тогда я счел бы свои мечты исполнившимися.
— Что-ж, дворец красив, но он не индийский. Строитель его был европеец. Индия не имеет истории, она лишь глава из истории ислама. Впереди — хаос, позади — разрушение. От нашего детства не осталось ничего, кроме потрясающих сказок в виде наследства нам — слабым и хилым потомкам. И что хуже всего; мы — народ без искусства. Мы питались только тем, что нам осталось от ислама. Там, где мы осмеливались творить сами, получался окаменевший идиотизм, также мало похожий на искусство, как горилла на человека.
