Приключения 1990 - Молчанов Андрей Алексеевич (читаем книги онлайн без регистрации .txt) 📗
— С кем живу, а?! О чем с тобой говорить! Ты ведь... не знаешь, что такое интегральное и дифференциальное исчисление даже.
— От профессора научился, — холодно резюмировал Мишка.
Я встал. Надо было уходить.
Дома, на кухне, папан и маман садились за ужин. Играл приемник, было уютно, тепло... Неожиданно накатило рассказать папане кое-что из своих криминалов, но как бы во втором лице, что и сделал. Дескать, был друг, но так вот опустился, представляешь?
Папаню честнейшего буквально затрясло. Возмущению не было конца, края и предела. Сурово блестели стекла очков, звучало: «Сажать! Бандит! Ты обязан сообщить!..» Мать даже успокаивать его начала и на меня зыркать: к чему, мол, такие страсти рассказываешь?
И я испугался. Как маленький, как в детстве, когда набедокуришь и ждешь, что накажут. И так хотелось быть маленьким! Но с этим кончено, все. А когда кончено — и не заметил.
Владимир Крохин
За ночь написал пять стихотворений. Подряд. Накатило. Утром перечел и восторженно осознал: получилось! Значит, могу!
Светлые чувства омрачила теща: сижу, видите ли, над своими писаниями, грызу ручку всю ночь, потом дрыхну до полудня, а ей вставать, отводить ребенка в сад — было бы из-за чего! Тесть тоже вмешался, сказал, что не уважаю их старость. Я ответил аналогичное про свою молодость. Ну, скандал. Поехал, вернее, сбежал от него в редакцию, хотя сегодня мог там и не появляться. Но не доехал: что-то случилось с машиной. Катастрофический распад топлива. Пришлось завернуть в гараж в надежде застать кого-нибудь из специалистов. Застал Игоря.
— Что-то с зажиганием, — пожаловался я, опуская стекло. — Бензин тачка жрет, как волчица.
Ни слова не говоря, однако с видимой неохотой и неприязнью даже, он показал коротким взмахом руки — открывай капот. У нас с ним в последнее время, по-моему, подпортились отношения — думается, я измучил его всякими «достань-устрой-почини» при нулевой практически отдаче со своей стороны.
Подошла и остальная публика: кто с советами, кто полюбопытствовать. Постепенно вокруг машины сгрудились человек шесть в попытке поставить диагноз.
— Течь, — изрек Игорь, осмотрев движок. — Она! — И оказался прав, хотя поначалу такая гипотеза подверглась резкой, нецензурной критике.
Треснул бензопровод. Новую трубку Игорь мне подарил, но так как сам он куда-то торопился, а никто из праздношатающихся советчиков сменить ее не пожелал (копеечная работа), я, человек в технике несведущий, впал в стремительную меланхолию.
— Трагедия? — поинтересовался Игорь, и опять в голосе его я ощутил странную недоброжелательность.
Поведал: редакция далеко, дом близко, но там филиал ада, и куда деться — не представляю.
— Могу прихватить с собой, — предложил он. — В гости к приятелю моему. Художник, реставратор, йог, очень похож на тебя — то есть как устроен телевизор или машина — ни бе ни ме, каменный век, но знает, в чем смысл жизни и вообще то, до чего наука пока не добралась. Подруга моя туда подъедет, кстати, посидим...
Это был расчудесный вариант.
Поехали на его «Волге». Когда он успел отремонтировать ее — загадка. Мне бы жизни на такое не хватило. Все же как ни кичись духовностью, а специалист — это... Стоп. А есть ли во мне духовность? Если нет, тогда я вообще банкрот. Вводящий того же рукастого Игоря в заблуждение. Тогда я — аферист... Вот так...
Дверь нам долго не открывали. Наконец послышались шаги... всхлипы... и на пороге возник плачущий, с сумасшедшими глазами парень. Мелко икая, он вытирал скрюченной, как у прокаженного, кистью руки распухший нос. И било его всего, будто испуганную лошадь.
— Про-одал! — прогнусавил он с горькой торжественностью. — Себя!
Тут я заметил, что одет он в купальный халат, и только в купальный халат. Борода у него была неестественно клочковатая, словно вначале ее решительно начали стричь, а затем раздумали да так и оставили.
— Про-одал! — мотая головой, канючил парень, готовый брякнуться нам в ноги. — Все-о!
— Что продал-то? — равнодушно осведомился Игорь и представил мне человека: — Олег.
— Вот! — Тот протянул ему мятый паспорт. В паспорте стояла устрашающая печать: «Захоронению не подлежит».
— Наглядным пособием для студентов, значит, пойдешь, — сказал Игорь, разоблачаясь. — Перед вами труп закоренелого, значит. Видны явные изменения печени... Ну а чего? Сам же говорил: тело — кокон, оболочка, главное — дух... Дух-то не продан пока?
Олег, зажмурив глаза, треснул себя кулаком по лбу в отчаянии.
— Ну ладно, — сказал Игорь, обнимая его за плечи. — Тебе же не завтра концы отдавать? Выкупим кокон. Пойди умойся; борода... чего такое? Стриг?
— А выкупить? — оживился тот. — Можно разве?
— Устроим, — пообещал Игорек. — Все можно в нашем мире. Как в другом, загробном, это у тебя спрашивать надо, ты в курсе вроде, а тут, в предбаннике, придумаем.
— Уже два дня... ни-ни! Хотя бы каплю! — бормотал Олег, позволяя увести себя в ванную. — Ни грамма! И знаешь, авангард — не то, не мое. Я понял... — Шум воды скрыл, чего он понял.
Я взвесил обстановку. Вывел для себя уныло: остаюсь... Особенное желание продолжить знакомство с художником, правда, отсутствовало. Деградант. Видели.
После ванны тот вернулся в свежей рубашке, без бороды, причесанный, помолодевший и успокоенный, Игорь накрывал на стол, доставая из сумки снедь.
— Прошу прощения... — сказал мне художник подавленно. — Срыв. Очевидно, я показался не в лучшем свете...
— О чем вы? — пришлось возразить мягко. — Я сразу догадался по вашему лицу, что вы эстет и у вас большое личное горе.
— Х-хэ! — отреагировал на такой диалог Игорь.
Затем пришла подруга моего приятеля — Ира. Нежная, добрая, красивая девочка, все в меру — умница, но не заумная, скромная, но не ханжа, — в общем, таких мы ищем, но не находим. И если для него она просто подруга, то имею дело с человеком недалеким. Я бы женился на ней столь же поспешно, сколь солдат поднимается по команде «в ружье!».
Реставратор при появлении дамы преобразился: стал обходителен, слащав даже, ручку ей поцеловал, и по всему чувствовалось — стремился произвести наиблагоприятное впечатление. Собеседником он оказался неожиданно интересным и умным, я себя прямо-таки дикарем ощущал, слушая его суждения, где ничего не было вскользь, упрощенно и категорично, искусство он понимал, опираясь на знания и уж после на самостоятельно выстраданное, в отличие от меня — уяснившего десяток несложных категорий и уповавшего в оценке художественной истины на вкус слепых ощущений. И я, и Игорь были самоуверенными пустышками перед ним — беззащитным, падшим, но куда более цельным и вообще мыслящим.
Разговор, впрочем, развивался по схеме банальной: от искусства к философии, от философии к мистике, от мистики к религии и структурам ее воплощающим. Последняя тема почему-то пробудила красноречие у Игоря, до сей поры подававшего лишь реплики,
— Вот церковь. Любая там. Буддизм, христианство, — разглагольствовал он, отправляя в рот здоровенный кусок ветчины. — Ну для чего в принципе? Первостепенная задача — удерживать людей от низости и подлости, так? Проповеди — не убий — всякие... Но как учреждение она отталкивает! Это же разное... Учреждение — люди. Начальство, шестерки, а вера — души человеческие. И как подумаешь, что этот благочестивый поп — жулик, так сразу и... отпадает все.
— Опять-таки, — сказал Олег. — Ты говоришь о пути раскола, а он приводит к секте — той же организации. Те же квакеры — наглядный пример. Это Темучин говорил о Бухаре: молиться, дескать, можно везде, необязательно во храме... Но вряд ли он, первый фашист, исходил из идеи, что Бог — в каждом из человеков...
— И мы уходим в метель и снег на поиски Бога, который в нас, — ляпнул я неизвестно каким образом пришедшую на ум идею с поэтическим запевом в оформлении, отметив про себя: надо бы запомнить, лихо получилось, может, и пригодится когда... Хотя, кажется, вторично...
