Приключения парижанина в стране львов, в стране тигров и в стране бизонов - Буссенар Луи Анри (мир книг .txt) 📗
— Хорошо. А как быть с телом Сунгойи?
— Я сам вытащу его из змеи, потом мы его похороним.
— В этом я вам не помощник. Мне противно. Я не выдержу.
— Все зависит от нервов. Для меня это ничего не значит.
Фрике подошел к мертвой змее, выломал ей тесаком челюсти, раздвинул с помощью деревяшки и вытащил тело Сунгойи. Черты его лица еще можно было узнать.
На шее несчастной жертвы висел медальон в кожаном мешочке. Юноша оборвал цепочку и спрятал медальон в карман.
Больше ему, в сущности, ничего не было нужно.
…Тело своего короля негры без дальнейших церемоний закопали в ил, а змею лианами вытащили из болота. Они помогли содрать с нее кожу, мясо разрубили на куски, прокоптили и унесли к себе в поселок.
На несколько дней они были обеспечены продовольствием.
Фрике собрался домой. Мандинги упрашивали его и «генерала» остаться у них, но, разумеется, безуспешно.
Отъезжающие выбрали крепкую просторную пирогу, устроили на ней навес из листьев, велели перенести на нее весь свой багаж и решили ехать в тот же день.
Три негра и сенегалец, из сухопутных капитанов разжалованный в простые гребцы, заняли свои места, и лодка быстро помчались вниз по течению реки Рокель.
Через четыре дня они увидели фритаунский рейд.
Барбантон по известным причинам не желал появляться на яхте, поэтому причалили к верфи, несмотря на то что всюду еще развевался зловещий желтый флаг — на сигнальной мачте, казармах, больнице.
Вдруг Фрике вздрогнул и тревожно вскрикнул.
— Что с вами, дитя мое? — спросил Барбантон.
— Посмотрите! — отвечал юноша, указывая рукой на изящный кораблик, стоявший на якоре в двух кабельтовых.
— Вижу: яхта «Голубая антилопа»… А как же мне грустно, что мне туда нельзя… Что-то я не вижу месье Андре…
— А что на мачте? Видите?
— Боже!.. Проклятый желтый вымпел!.. Болезнь проникла на яхту!
— Не только это. Неужели вы не замечаете траура на реях и приспущенного французского флага? На яхте покойник.
Тоска овладела в равной мере обоими. Барбантон уже не хотел высаживаться на пристани, он указал гребцам на яхту и крикнул сдавленным голосом:
— К яхте, ребята! Живей!..
Через несколько минут они были на борту — запыхавшиеся, расстроенные… И увидели торжественную, но мрачную и тяжелую сцену.
ГЛАВА XVII
На яхте гроб. — Тоска и тревога. — Жертва эпидемии. — «Прощай, матрос!» — Во время отсутствия двух друзей. — Что делала мадам Барбантон, пока «генеральствовал» ее муж. — Самоотверженность. — Самообвинение. — Фрике отдает медальон владелице. — Он пустой! — Жандарм сознается в краже с добрыми намерениями. — Два выигрыша. — Отъезд домой.
Палуба яхты являла собой драматическую картину.
В кормовой части на палубе выстроился в два ряда весь экипаж в угрюмом безмолвии. Впереди строя, ближе к рулю, стоял узкий длинный ящик, покрытый флагом. То был гроб.
Возле гроба стоял капитан.
Фрике и Барбантон обмерли, не видя месье Андре. Невыносимая тоска и тревога овладели ими. Но через минуту оба облегченно вздохнули.
Кошмар рассеялся.
О, эгоизм дружбы! Они увидели голову месье Андре, поднимавшегося на палубу. Он едва мог ходить, но все-таки счел долгом отдать покойному последний долг.
Жив!
Они готовы оплакать того, кого забрала безжалостная смерть, но слава богу, это не Бреванн. Это было бы ужасно!
— Неужели это она умерла, а я и не помирился с ней перед смертью, — проговорил тихонько жандарм.
Андре подошел к гробу, снял шляпу и, обращаясь к матросам, сказал:
— Я счел своим долгом лично проводить в последний путь нашего рулевого Ива Коэтодона, жизнь которого унесла лихорадка. Нашего бравого товарища приходится хоронить на чужбине, но его могила не будет забыта. Я позабочусь, чтобы ее содержали в порядке. Увы! Это все, что я могу сделать. На всю жизнь останется нам памятной несчастная стоянка в Сьерра-Леоне, и в своих сердцах мы воздвигнем жертве долга монумент, который будет прочнее пышных монументов с громкими словами. Прощай, Ив Коэтодон! Прощай, матрос! Покойся с миром!
Капитан подал знак. Прозвучал свисток боцмана. Четыре человека подняли гроб и поставили на лодку, висевшую на блоках вровень с поручнями штирборта.
Грянул пушечный выстрел. Лодка медленно опустилась на воду вместе с гребцами, державшими весла кверху.
Затем спустили баркас, в котором был капитан и члены экипажа, они сопровождали гроб на английское кладбище.
Тут только Андре заметил Фрике и Барбантона.
— Наконец-то вы вернулись!.. И при каких печальных обстоятельствах!
— На яхте желтая лихорадка?
— Увы, да!.. И дай бог, чтобы обошлось без новых жертв.
— Разве есть и еще больные?
— Есть… не больной, больная… Бедняжка!.. Барбантон, вас ждут с нетерпением. Идите скорее.
— Сейчас, месье Андре… Фрике, пойдемте со мной… Я… не знаю, что со мной делается при мысли… Ведь она все же носит мое имя… болезнь тяжелая…
— Она была в отчаянном положении два дня, теперь ей гораздо лучше. По-моему, она на пути к выздоровлению.
— А если так, я опять начинаю бояться. У женщины, которая перенесла желтую лихорадку и осталась жива, наверное, черт внутри сидит.
— Не говорите глупостей, старый ребенок! Предупреждаю, после перенесенного потрясения вашей жены не узнать. Она переменилась не только морально, но и физически.
— Что вы говорите, месье Андре?
— Только правду, мой друг. Желтая лихорадка появилась на яхте дней десять тому назад. Сначала мы перепугались, потому что сразу заболели двое. Я был прикован к постели и мог лишь заочно давать Указания относительно ухода за больными. Зато ваша жена — вот молодец! — стала сиделкой, день и ночь дежурила около больных, отбросив всякую брезгливость. Все изумлялись ее мужеству, самоотверженности и твердости. Я положительно утверждаю, и это может засвидетельствовать навешавший нас доктор-англичанин, что ее энергия больше всяких лекарств помогала больным и поддерживала бодрость духа остальных членов экипажа. Один из заболевших, безусловно, обязан ей своим выздоровлением. К несчастью, четыре дня тому назад, когда выхоженный ею больной был уже вне опасности, она сама заболела. За другим некому стало ухаживать без нее — и вот мы его сегодня хороним… Идемте же к ней скорее. Она о вас поминутно спрашивает, ваш приход может только ускорить ее выздоровление.
— Да так ли это, месье Андре? — спросил жандарм, к которому вернулись прежние опасения.
— Даю вам честное слово. Она только того и боялась, что умрет, не помирившись с вами.
— Что ж, тогда идем. Но я гораздо меньше трусил, когда первый раз шел в огонь.
Бреванн, сломанная нога которого только начала заживать, оперся на руку Фрике и сошел вниз. Там остановился у приотворенной двери в одну из спален. Оттуда высунулась хорошенькая головка юнги, исполнявшего, очевидно, обязанности сиделки.
— Она спит? — спросил Андре.
— Ее разбудил пушечный выстрел.
— Войдемте в таком случае… Сударыня, я к вам с хорошими вестями.
— Что мой муж?
— Вернулся. Фрике отыскал его.
— Пришел бы он сюда.
— Он уже здесь… Ну, мой друг, подходите, не будьте ребенком.
— Месье Андре, у меня ноги подкашиваются, — отвечал глухим голосом жандарм, входя в каюту. Сзади его подталкивал Фрике, Андре тянул за руку.
Больная сидела на постели в подушках. Барбантон увидел бледное, худое лицо с лихорадочно блестевшими глазами. К нему протянулась худая рука… Кто-то зарыдал…
Барбантон бросил на жену растерянный взгляд, машинально взял ее руку, откашлялся, поперхнулся и… не произнес ни слова.
