Малыш - Верн Жюль Габриэль (мир книг .txt) 📗
Стоял октябрь. В полузакрытой хижине с дырявой крышей, пропускавшей дождь, было холодно и сыро. Ветер свободно дул по всей комнате, тощее пламя торфа не могло поднять в ней температуру. Сисси и Малыш, тесно прижавшиеся друг к другу, не могли согреться.
В то время как больная девочка дрожала в лихорадке на грязной соломе, мегера бродила нетвердыми шагами по комнате, хватаясь за стены, старательно избегаемая Малышом, которого бы она не замедлила отбросить, если бы он попался ей под ноги. Сисси, стоя на коленях перед больной девочкой, смачивала ей губы холодной водой. Иногда она оборачивалась, взглядывая на очаг, в котором угасал торф. Кастрюля не стояла на огне, так как в ней нечего было варить.
Хард между тем ворчала про себя:
— Пятьдесят шиллингов!.. Как будто можно прокормить ребенка на пятьдесят шиллингов!.. И если бы я попросила у них прибавки, у этих патриотических мерзавцев, они послали бы меня к черту!
Она была, конечно, права, но если бы ей и дали прибавку, то детям от этого не стало бы лучше.
Накануне съели остаток похлебки из овсяной муки, и с тех пор никто ничего не ел — ни дети, ни сама Хард. Она поддерживала себя водкой и решила не тратить на еду ни одного из оставшихся у нее пенни. Значит, надо идти на улицу искать шелуху от картофеля, которая бы могла пойти на ужин.
В это время на улице послышалось громкое хрюканье. Дверь с шумом распахнулась, и в хижину вошла громадная свинья.
Голодное животное принялось обнюхивать все углы, отыскивая пищу. Хард, заперев дверь, не подумала даже прогнать свинью. Она смотрела на животное безучастным взглядом пьяницы, которого ничто не поражает.
Сисси и Малыш вскочили, испугавшись свиньи. Роясь в мусоре, животное благодаря чутью нашло в сером торфе случайно уроненную, вероятно, большую картофелину. Зарычав, она с жадностью схватила ее зубами.
Малыш заметил это. Бросившись на свинью, вырвал картофелину, рискуя быть затоптанным и укушенным.
Животное сначала не двигалось; но придя вдруг в ярость, бросилось на ребенка. Малыш попробовал было увернуться и убежать, держа кусок картофеля в руке. Пьяная женщина, одуревшая, смотрела на происходившее и наконец поняла. Схватив палку, она принялась колотить свинью, которая ни за что не хотела уступить добычи. Сыпавшиеся на свинью удары могли размозжить Малышу голову, и неизвестно, чем бы все кончилось, если бы не постучали в дверь.
Глава одиннадцатая. СТРАХОВАЯ ПРЕМИЯ
Хард остановилась в недоумении. Никогда никто не стучался к ней. Никому это и в голову не приходило. Да и зачем было стучаться, когда можно было прямо войти?
Дети стояли, прижавшись в углу, доедая с жадностью остатки картофеля.
Раздался снова стук в дверь, на этот раз более сильный. Стук не мог принадлежать властному или нетерпеливому посетителю. Был ли это какой-нибудь несчастный нищий, просивший подаяния?.. Подаяния, в такой-то трущобе!.. А между тем, судя по стуку, было похоже на то.
Хард выпрямилась и, стараясь устоять на ногах, сделала угрожающий жест детям. Возможно, что за дверью был надзиратель, присланный из Донегаля, и не надо было допускать, чтобы Малыш и девочка проговорились о своем голоде.
Дверь открылась, и свинья, воспользовавшись этим, выскочила с громким хрюканьем, едва не сбив с ног человека, остановившегося на пороге. Тот же, вместо того чтобы рассердиться, готов был, кажется, даже извиниться за беспокойство.
— Что вам угодно? Кто вы такой? — спросила грубо Хард, загораживая вход.
— Я агент, — ответил человек.
Агент?.. Это слово заставило ее отступить. Неужели были агенты у приюта? До сих пор никто никогда не приезжал оттуда в Рендок. Во всяком случае, не успел он войти, как Хард сейчас же ошеломила его своим красноречием.
— Извините, сударь, извините!.. Вы попадаете как раз в минуту уборки… А эти дорогие малютки, взгляните, какой у них здоровый вид! Они только что кончили свой сытный обед из супа с кашей… То есть девочка и мальчик, понятно… потому что та малютка больна, у нее лихорадка, которую ничем нельзя остановить. Я собиралась сейчас ехать за доктором в Донегаль… Бедные детки, я их так люблю!
Хард была в эту минуту похожа на тигрицу, ласкавшуюся, как кошка.
— Господин инспектор, — продолжала она, — нельзя ли получить из приюта немного денег для покупки лекарства?.. Мне ведь хватает только на пищу…
— Я вовсе не инспектор, матушка, — ответил человек слащавым голосом.
— Так кто же вы? — спросила она уже грубо.
— Я агент страхового общества.
Это был один из тех маклеров, которых всегда так много бродит по ирландским деревням. Они занимаются страхованием жизни детей, что почти равносильно смертному приговору над бедными малютками. Дело в том, что за несколько пенсов, уплачиваемых ежемесячно отцами или матерями, — об этом даже подумать страшно, родными или воспитателями, существами, такими же отвратительными, как Хард, они имеют право на получение премии в случае смерти застрахованного ребенка. Недаром Дей, председатель уголовного суда в Уильтшайре, назвал эти учреждения бичами, позорными распространителями преступлений.
С тех пор, правда, произошло заметное улучшение в положении детей благодаря закону 1889 года, и нет ничего удивительного, что учреждение «Национального Общества для защиты детей от жестокого обращения» принесло благодетельные результаты.
Но можно ли не удивляться, не устыдиться, что в конце XIX века такой закон понадобился для цивилизованной нации, закон, обязывающий родителей, родственников или опекунов кормить и доставлять все необходимое для существования вверенных им детей? И это под угрозой каторжных работ!
Да! Понадобился закон там, где должно было быть достаточно врожденного инстинкта!
Но в описываемое нами время покровительство это не распространялось на детей, вверенных попечениям деревенских воспитательниц.
Агент, пришедший к Хард, был человек лет сорока пяти, с хитрым выражением лица, уверенными манерами и убедительной речью — тип маклера, думающего лишь о выгоде, для приобретения которой все средства хороши. Обмануть мегеру, сделать вид, что не замечает, в каком ужасном состоянии находились дети, даже похвалить ее за заботу о них — вот средство, которым он надеялся достичь цели.
