Английский пациент - Ондатже Майкл (серии книг читать бесплатно TXT) 📗

IV

Южный Каир,1930-1938

В течение сотен лет после Геродота западный мир почти не проявлял интереса к пустыне. Это длится до начала двадцатого века. С 425 года до Рождества Христова все европейцы отводят от нее взгляд. Полное молчание. Девятнадцатое столетие стало веком искателей рек. А затем, в 1920-х годах, пришел запоздалый, но, казалось бы, радостный и приятный постскриптум истории этого потаенного уголка земной суши. Исследователи-энтузиасты организовывали экспедиции на свои личные средства, а затем представляли результаты в Королевское географическое общество в Лондоне, в Кенсингтон-Гор [52] . Это были усталые люди, опаленные солнцем пустыни, которые, словно моряки Конрада [53] , чувствовали себя не в своей тарелке в городских такси и не понимали плоского юмора водителей автобусов.

Направляясь на очередное заседание членов Географического общества из пригородов в Найтсбридж [54] , они часто теряются в поездах, не могут найти билет, мысленно путешествуя но старым картам, ни при каких обстоятельствах не расстаются со своими рюкзаками, где хранятся их записи, собиравшиеся долго и мучительно. Эти романтики неизведанных земель, принадлежащие к разным странам и национальностям, едут в Лондон в шесть часов вечера, когда «все нормальные люди» разъезжаются из Лондона по домам. Но это как раз то время, когда можно уединиться. Прибыв в Кенсингтон-Гор и пообедав в «Лайонз Корнер Хаус», они входят в здание Географического общества и садятся где-нибудь на галерке в лекционном зале, рядом с огромным каноэ племени маори, еще раз просматривая свои записи. А в восемь часов начинается обсуждение.

Здесь читают лекции раз в две недели. Кто-то выступает, кто-то благодарит. Обычно последний оратор подтверждает или определяет практическую значимость полученных результатов, иногда делает мягкие критические замечания, но без развязности, без дерзких слов и представляющегося неуместным пыла. Все признают, что основные докладчики весьма близки к фактам, и даже о самых рискованных предприятиях говорят спокойно.

«Мое путешествие по Ливийской пустыне от Сокума на Средиземном море до Элъ-Обейда в Судане проходило по одному из сухопутных путей, который представляется интересным с географической точки зрения…»

Людей, которые собрались в этом зале с дубовыми стенами, никогда не интересует, сколько лет и средств ушло на подготовку, финансирование и осуществление той или иной экспедиции. На прошлой неделе лектор привел факт исчезновения тридцати человек во льдах Антарктики. И о подобных же потерях от чрезмерной жары и песчаных бурь сообщалось без особой помпы, довольно сдержанно. Все человеческие факторы и денежные затруднения остаются «за кадром», лежат по другую сторону принятых рамок и не подвергаются здесь обсуждениям, в основном касающимся поверхности Земли, которая «представляется интересной с географической точки зрения».

«Возможно ли использовать в этом районе другие впадины, кроме широко обсуждавшейся Вади-Райан, в связи с ирригацией или мелиоративным дренажом дельты Нила?»

«Правда ли, что артезианские скважины в оазисах постепенно исчезают?»

«Где можно искать таинственную Зерзуру?»

«Остались ли еще нетронутые исследованиями „потерянные“ оазисы?»

«Где находятся черепаховые болота, о которых сообщается у Птолемея?»

Джон Белл, директор Института исследований пустыни в Египте, задавал эти вопросы еще в 1927 году. К 1930 году сообщения в газетах стали еще сдержаннее:

«Мне бы хотелось добавить несколько слов по некоторым вопросам, поднятым в интересном обсуждении доисторической географии оазиса Харга… »

К середине тридцатых годов Зерзура была найдена экспедицией графа Ладислава Алмаши [55].

В 1939 году великое десятилетие экспедиций в Ливийской пустыне завершилось, а этот огромный и безмолвный кусок земли стал театром военных действий.

Лежа в беседке из зелени над головой, обгоревший пациент видит сцены из дальнего прошлого. Словно рыцарь в Равенне, мраморное надгробие которого кажется живым, почти прозрачным, а он смотрит вдаль, приподнявшись на своем ложе из камня. Он видит долгожданный дождь в Африке, жизнь в Каире, тогдашние дни и ночи. Хана сидит у его постели и путешествует вместе с ним, словно преданный оруженосец.

В 1930 году мы начали картографировать большую часть плато Гильф-эль-Кебир, не оставляя поиски затерянного оазиса, который назывался Зерзура. Город Акаций.

В нашей группе, состоявшей из европейцев-«пустынников», было несколько человек. Джон Белл, который видел Гильф еще в 1917 году. Кемаль эль Дин. Багнольд, который нашел южный путь к Песчаному Морю. Мэдокс, одержимый исследованиями пустыни. Его Высочество Васфи Бей. Фотограф Каспариус, геолог доктор Кадар и Берманн. Гильф-эль-Кебир – огромное плато, расстилающееся в Ливийской пустыне, «размером со Швейцарию», как любил говорить Мэдокс, – было нашим сердцем. Плато медленно и плавно снижалось к северу, а его откосы обрывались к востоку и западу. Оно выступало из пустыни в шестистах километрах к западу от Нила.

Древние египтяне, вероятно, считали, что к западу от городов-оазисов уже нет ничего. Там мир для них кончался, потому что в пустыне не было воды. Но на огромных просторах пустынь вас всегда окружает забытая история. Племена тебу и сенуси бродили когда-то здесь, и у них были колодцы, местонахождение которых хранилось в тайне. Ходили слухи о плодородных землях, раскинувшихся где-то в недрах этой пустыни. Арабские писатели тринадцатого века упоминали о Зерзуре: «Оазис Маленьких Птичек», «Город Акаций». В «Книге о затерянных сокровищах» («Китаб аль Кануш») Зерзуру называют белым городом, «белым, как голубь».

Посмотрите на карту Ливийской пустыни, и вы увидите имена этих исследователей. Кемаль эль Дин в 1925 году практически один организовал первую современную большую экспедицию. Багнольд в 1930—1932 годах. Алмаши – Мэдокс в 1931 – 1937 годах. Как раз севернее тропика Рака [56] .

На протяжении межвоенного периода мы были маленькой кучкой неутомимых исследователей, которые составляли карты и совершали все новые и новые вылазки в пустыню. Мы собирались в Дахле или Куфре [57] , как будто это были бары или кафе.

Багнольд называл нас «оазисным клубом». Мы не сердились на него, потому что очень хорошо и давно знали друг друга, знали наши сильные стороны и слабости. И мы прощали Багнольду некоторые вольности за то, что он так здорово описал дюны:

«Складки гофрированного песка напоминают волнистую поверхность верхнего неба у собаки».

В этом был весь Багнольд, любознательность которого заставила его даже засунуть руку в пасть собаки.

1930 год. Наша первая экспедиция, когда мы двигались из Джагбуба на юг в пустыню, где еще оставались племена зувайя и маджабра. Семь дней до Эль-Таджа. Мэдокс, Берманн и еще четверо. Несколько верблюдов, лошадь и собака. Мы стартовали, напутствуемые старой шуткой: «Песчаная буря в начале путешествия приносит удачу».

За первый день мы прошли на юг около тридцати километров, прежде чем разбили лагерь. Утром уже в пять мы были на ногах, выбрались из палаток. Было слишком холодно. Мы сели вокруг костра, а за спинами стояла темнота. Над нами висели последние звезды. До восхода солнца было еще часа два. Мы передавали друг другу стаканы с горячим чаем, спасаясь от холода. Рядом полусонные верблюды вяло жевали финики, прямо с косточками. Мы позавтракали и выпили еще по три стакана горячего чая.