Свой среди чужих, чужой среди своих - Володарский Эдуард Яковлевич (читать книги онлайн бесплатно полностью без TXT) 📗
Затем один сказал:
— У них мешок черный.
— Не мешок, а сумка, — поправил его другой. — С такой сумкой надысь доктор в деревню приезжал!
— Баул, — прошептал Никодимов и вдруг вскочил. Глаза, которые раньше смотрели на людей с участием и немного придурковато, вдруг сделались холодными и твердыми. И выражение лица мгновенно преобразилось, стало собранным и жестким.
— Где они? — властно спросил он.
— Там, за полем.
— А ну, за мной! Быстро! — приказал Никодимов.
Он бросился из дома, миновал палисадник, и первое, что увидел, выбежав на дорогу, — была машина, в которой ехали Сарычев и представитель из Москвы. И Сарычев увидел Никодимова, даже привстал со своего сиденья.
Никодимов секунду смотрел на приближающийся автомобиль и, поняв все, метнулся к конюшне. Мальчишки побежали за ним.
— Стой! — крикнул Сарычев, хватаясь за кобуру револьвера.
У коновязи стояли две оседланные лошади. Никодимов с маху прыгнул в седло, рванул повод, всадил каблуки в лошадиные бока. Лошадь с места взяла в карьер. В седле Никодимов держался как опытный кавалерист.
Представитель из Москвы выскочил из машины, хотел было загородить всаднику дорогу, но тут же отпрянул в сторону. Лошадь стремительно промчалась мимо.
Медленно, неуклюже разворачивалась машина. Часовой, стоявший у крыльца, не понимая, что происходит, оторопело хлопал глазами.
Сарычев выстрелил из нагана в коня.
Забелин, наконец развернув машину, погнал ее по деревенской улице за околицу.
Ударил еще выстрел. У лошади на полном скаку подломились передние ноги, и она грохнулась на дорогу. Никодимов вылетел из седла, поднялся и, тяжело прихрамывая, побежал через поле к лесу.
На выстрелы со всех сторон бежали красноармейцы. Мелькнула фигура Кунгурова.
Сарычев выпрыгнул из машины и бросился наперерез Никодимову.
Тот, чувствуя, что с больной ногой далеко не уйти, обернулся, выдернул из деревянной кобуры маузер. Оружие он держал в левой руке. Но выстрелить не успел: его опередил Сарычев. Загремели два выстрела. Никодимов согнулся, выронил маузер. Морщась, он сел на землю, прижимая к груди раненую руку.
С трудом передвигая ноги, к нему шел Сарычев. Он тяжело дышал, в груди хрипело и булькало. Никодимов поднял голову, виновато улыбнулся.
— Ты чего, товарищ Сарычев? — спросил Никодимов. — Так ведь и убить можно...
Сарычев не ответил, подобрал маузер и сунул его за пояс.
Подъехала машина, и секретарь губкома тяжело привалился к переднему крылу. Никодимов попытался встать.
— Сидеть! — глухо приказал Сарычев.
Подбежал Кунгуров, спросил испуганно:
— В чем дело?
— Это он! — коротко ответил Сарычев, кивнув на сидящего на земле Никодимова. Секретарь губкома все еще не мог отдышаться.
Их окружили красноармейцы, любопытные бабы с детьми. Слышались отдельные вопросы:
— Что случилось-то? Товарищи...
— Кто стрелял?
— Братцы, Никодимова ранили!
Сарычев поднял руку, закричал изо всех сил:
— Тихо-о-о! — и замолчал, чтобы успокоить сердце. Ропот толпы стих.
— Для тех, кто меня не знает, я секретарь губкома Сарычев! — Он показал наганом на Никодимова: — А это проникший в чека вра-аг! Тут его голос сорвался, и он начал судорожно, взахлеб кашлять.
Красноармейцы недоверчиво загудели. Никодимов быстро оглядел окружавшую их толпу, вдруг поднялся, зажимая раненую руку, закричал:
— Тихо, товарищи! — Потом повернулся к Сарычеву: — Василий Антонович, что ты говоришь-то? Окстись! — Он осуждающе покачал головой. — Ты что, первый день меня знаешь? Разве народ меня не знает? — Никодимов обвел глазами толпу, снова уперся глазами в Сарычева, сказал примирительно: — Ладно, я не в обиде. Разберемся! Рабочий Никодимов на товарищей не обижается.
Сарычев перестал кашлять, перевел дух и жестко сказал:
— Рабочий Никодимов убит полтора года назад по дороге из Омска к нам. — Он достал из кармана листок, помахал им в воздухе. — Вот сообщение из Омского губкома.
Толпа притихла.
— Товарищ Сарычев, дорогой! — Никодимов сделал два шага к секретарю. — Да вы на меня посмотрите... Это ж наговоры! Товарищи! — повернулся он к окружавшим их бойцам. — Вы меня знаете?
— Знаем! — громко закричали из толпы несколько голосов.
Никодимов вновь посмотрел на Сарычева.
— Ошибка откроется, вам же стыдно будет, что старого рабочего опозорить хотели! — Он говорил так искренне, что толпа вновь угрожающе загудела.
— Тихо-о! — приказал Кунгуров.
— Долго, наверное, мы не смогли бы разобраться, кто вы такой, если бы не коммунист Егор Шилов, которого вы оклеветали в глазах товарищей по партии.
— Да вы не в себе, товарищ Сарычев. — Никодимов изумленно хлопал глазами.
— Шилов бежал из тюрьмы и заставил вашего связного Ванюкина прийти с повинной в чека. За это вы убили в камере Ванюкина! Чтобы замести следы, вы решили подставить под подозрение Кунгурова! — Сарычев с шумом выдохнул воздух, снова закашлялся.
Никодимов по-прежнему глядел на Сарычева изумленно-правдивыми глазами. Притихшая толпа красноармейцев внимательно слушала. Секретарь губкома перевел дух.
— Для этого подкинули в камеру убитого мундштук, который принадлежал Кунгурову. — Секретарь губкома протянул мундштук подошедшему Кунгурову. — Николай, возьми. И мы опять чуть было не клюнули на вашу приманку. Если бы не одно обстоятельство...
Никодимов в упор смотрел на Сарычева, и ни глуповатой улыбки, ни наивных глаз на его лице уже не было.
— Дело в том, что вы левша. Единственный левша из всех, кто знал об отправке золота и о том, что Ванюкин пришел с повинной. Но в камере Ванюкина вы об этом забыли. И когда тот вскочил, увидев вас, вы ударили его левой. Ни разу осторожность вас не подводила, но тут осечка вышла. Вот почему у Ванюкина ссадина на лице справа. — Сарычев снял фуражку, платком вытер лоб, устало закончил: — Ну а дальше я еще раз опросил вдову путевого обходчика, вызывал жену настоящего Никодимова, видел фотографии...
— Врешь, — тихо проговорил Никодимов. — Жены Никодимова нет...
— Вот тут вторая ваша ошибка. Ее хотели убить ваши люди, но, к счастью, только ранили, и она выжила. Об этом вы не знали.
— Товарищи! — опять хрипло и отчаянно закричал Никодимов. — Бойцы революции! Что же вы стоите?! Стреляйте в меня, в убийцу! — Бешеными глазами он оглядывал толпу, от крика его лицо набрякло, покраснело. Красноармейцы молчали. Никодимов воспользовался затянувшейся паузой, показывал рукой на бойцов и женщин: — Вот они — народ! Они произволу не допустят! Я все понимаю! Дурака нашли! Кто все это подтвердит, что вы наплели? А? Кто?! Некому!
— Господин Карпов! — раздался вдруг из толпы скрипучий голос ротмистра Лемке.
Никодимов вздрогнул, медленно повернулся и замер, уставившись изумленным взглядом в ту сторону, откуда послышался голос. Красноармейцы медленно расступились, и все увидели Егора Шилова и ротмистра Лемке.
Шилов едва стоял на ногах, в одной руке он держал баул, другой поддерживал раненого Лемке.
Никодимов побледнел. Он, видимо, понял, что это конец. Лицо его стало спокойным, и даже появилось выражение брезгливости. А Лемке, отодвинув от себя Шилова, превозмогая боль в бедре, сделал несколько шагов к Никодимову и процедил сквозь зубы:
— Кончайте комедию ломать, господин подполковник. На вас смотреть противно. Ей-богу...
— Очень жаль, что вас только ранили, ротмистр, — презрительно ответил Карпов после недолгого молчания.
— Увести! — громко приказал Кунгуров.
Несколько бойцов окружили Карпова и Лемке. Ротмистр пошатнулся и едва не упал. Двое красноармейцев успели поддержать его.
Сарычев обессиленно стоял у машины и смотрел на Шилова, исхудавшего, оборванного, небритого.
— Егор! — позвал он, но Шилов, видно, не расслышал: вокруг галдели красноармейцы.
Забелин протиснулся к Егору, улыбнулся, хотел было обнять, но Шилов сунул ему в руки баул, сказал:
— Держи.
