Золотая петля - Кервуд Джеймс Оливер (читаем бесплатно книги полностью TXT) 📗
И он все пристальнее и пристальнее присматривался к каждому движению Блэка по мере того, как они все глубже и глубже зарывались в безграничный северный хаос. Ему казалось, что и сам Блэк стал уже давать себе отчет в этой его все увеличивавшейся бдительности, потому что то и дело стал стегать собак и увеличил скорость движения до последней возможности. Филипп видел, что чем дальше они продвигались вперед по открытым местам, тем увереннее становился Блэк, но не задавал ему вопросов, так как знал, что он все равно ему не ответит. В этом отношении все преимущества были на стороне Блэка. Он мог по своему капризу им лгать или говорить правду и, вероятно, догадывался, что так думал о нем и Филипп. Они шли бок о бок, когда Блэк вдруг неожиданно засмеялся. В его голосе так и звучала ирония, когда он вдруг заговорил:
— А знаешь, братец, ведь ты мне очень нравишься! Право! И это несмотря на то, что ты меня скрутил и пригрозил убить. Должно быть, это оттого, что мне тебя стало очень жаль. Ведь ты лезешь прямо черту в зубы, что называется в самое пекло, и сам того не сознаешь.
— А ты?
На этот раз смех Блэка зазвучал еще грубее.
— Я в счет не иду, — ответил он. — С тех пор как ты решил ни за что на свете не уступать мне эту девушку, я вроде как бы совсем вышел из игры. Чего уж тебе ждать от эскимосов, если ты так глубоко забираешься в их страну! Вот если бы ты отдал ее мне, — ну, тогда другое дело. Все бы мои эскимосы были на твоей стороне. А ведь как ты разрушил все мои мечты!..
— Мечты?! — удивился Филипп.
Блэк крикнул на собак.
— Да, только всего! — угрюмо ответил он. — Ведь у меня там, на берегу, есть своя собственная юрта, вся выстроенная из корабельного леса и китовых костей. Ты только подумай! Ведь я мог жить там с ней вдвоем. Я и она. Какие мои мечты ты развеял в прах! Ведь я ее полюбил с той самой минуты, как увидал!
— А ее отец? А другие?
На этот раз Блэк усмехнулся уже как-то злобно, точно Филипп напомнил ему о чем-то таком, что в одно и то же время и огорчало его и забавляло.
— Да что отец? — огрызнулся он. — Ходит себе на двух ногах! А остальных мы прикончили. Разве эскимосы позволили бы себе тронуть ее отца, если знают, что я собираюсь на ней жениться? Вот почему он как жил в своей избушке, так и живет поныне. Но какую ты затеял колоссальную ерунду! Ты только подумай, умная голова: ведь если ты убьешь меня, а они убьют тебя, в чем я нисколько не сомневаюсь, то на кого тогда останется эта девушка? Там у нас есть один только метис и, вероятно, он возьмет ее себе. Разве эти язычники понимают что-нибудь в женщинах? Я уверен, что она достанется именно этому метису.
Он все погонял вперед, пощелкивал кнутом и покрикивал на собак. Филипп был убежден, что многое из того, что Блэк ему сейчас говорил, было горькой правдой. Иначе зачем ему было бы так разумно объяснять, почему именно остался в живых отец Селии, и сознаваться в том, что погибли его спутники? И все-таки это значительно усилило тревогу Филиппа. Он думал: если бы Блэк не был уверен в окончательном результате, то не стал бы так открыто сознаваться во всем. По крайней мере, Филиппу так казалось.
После этого краткого припадка разговорчивости Блэк уже в продолжение целых часов не проронил ни слова. Он даже не отвечал на вопросы Филиппа. Он так гнал собак, что Филиппу стало казаться, что он нарочно это делал, чтобы вконец замучить и животных и людей. Одним словом, к трем часам дня они уже отъехали на целых тридцать пять миль от той избушки, в которой был врасплох захвачен Блэк. Все это время они двигались по пустынной безлесной тундре, где нельзя было уловить ни малейшего признака жизни. К четырем часам они снова стали подъезжать к лесным пространствам, и Филипп задумался над тем, не входило ли в планы Блэка достигнуть леса до наступления темноты. В некоторых местах сосновые и еловые поросли сгущались до того, что образовывали собою сплошные стены по бокам реки, и всякий раз, как они проезжали по таким местам, Филипп приказывал Блэку держаться середины реки — и только это его и успокаивало.
Еще за час перед тем, как начали сгущаться серые полярные сумерки, Филипп стал ощущать на себе последствия от их форсированного движения вперед. Стала уставать и Селия. Она была совершенно измучена, хотя и бодрилась. Еще с полудня собаки стали временами сдавать. Теперь они устали уже до полусмерти. Один только Блэк казался неутомимым. В шесть часов вечера они вступили в местность, представлявшую собою почти сплошную тундру. Они двигались уже девять часов и покрыли целых пятьдесят с лишним миль не отдыхая. И здесь в широкой излучине реки Филипп наконец распорядился сделать отдых.
Первой его мерой предосторожности было связать Блэка по рукам и по ногам и усадить его спиной к снежному сугробу в двенадцати шагах от саней. Матрос отнесся к этому с полным равнодушием, которое показалось Филиппу скорее вынужденным, чем философским. А затем, пока Селия ходила взад и вперед, чтобы поразмяться, Филипп развел костер как можно меньше, да и тот заставил санями, чтобы его не было вовсе видно. Минут через десять мясо на ужин уже было готово. Затем он затушил костер, накормил собак и предложил мяса и Блэку.
— Засунь мне его сюда вот, под ремень, — обратился к нему Блэк. — Все равно у меня связаны руки, и мне придется его кусать из-под ремня.
Филипп подсунул ему под стягивавший ему руки ремень кусок мяса, устроил для себя и для Селии уютное местечко из медвежьих шкур и стал отдыхать. Ночь спустилась окончательно, так что теперь он только смутно различал в темноте фигуру Блэка, прислонившегося к сугробу снега. Револьвер находился наготове рядом с ним.
В этой темноте он близко прижал к себе Селию. Она лежала усталая, положив ему голову на грудь и обвив его шею руками. Но и тут он не отрывал глаз от Блэка и старался вслушаться в малейший звук, который мог бы до него долететь вблизи или издалека. Собаки тяжело дышали от усталости. Зажглись на небе первые звезды. Медленно раздвинулась завеса темноты, и из мрака встал в своем холодном, блиставшем великолепии белый полярный мир. Были видны оба берега реки. Если бы к ним приближался человек, то Филипп увидел бы его за двести шагов.
Немного погодя Филипп заметил, что голова Блэка склонилась на грудь и дыхание его стало реже и глубже. И он решил, что его пленник заснул. Прикорнувшая на его груди Селия тоже задремала. Только он один не спал — оставался на страже. Распростершиеся ничком на животах собаки точно умерли. В продолжение целого часа Блэк не шелохнулся ни одного раза и ничего подозрительного не донеслось до Филиппа и извне. А ночь становилась все светлее и светлее от прозрачного сияния мириадов ярких звезд. Филипп взял в руку револьвер и крепко зажал его рукоятку в кулаке. Звездный свет заиграл на его дуле, и в случае, если бы Блэк проснулся, он не мог бы этого не заметить.
А затем Филипп почувствовал, как стали смыкаться его глаза. Он стал бороться с одолевавшей его дремотой и напрягал все свои усилия, чтобы не заснуть. Глаза его слипались, и требовалось много энергии, чтобы не дать им закрыться совсем. Целых два часа он так боролся с собой и… наконец не выдержал и заснул. И все время его подсознание настойчиво кричало ему, чтобы он проснулся и больше уже не спал.
И пока он так боролся с этим таинственным, кричавшим внутри его голосом, Блэк вдруг поднял голову, огляделся по сторонам и тихонько подозвал к себе ближайшую собаку.
— Ешь!.. — шепнул он ей и указал ей глазами на мясо.
Собака стала вытаскивать из-под ремня мясо и вместе с мясом стала грызть и самый ремень.
Наконец глаза Филиппа открылись, и он, еще плохо видя спросонок, уставился на то место, где. должен был находиться Блэк. Первым его ощущением было большое облегчение, что он наконец проснулся. Звезды сияли еще ярче. Ночь была тиха. И там, в двенадцати шагах от Филиппа, по-прежнему возвышался снежный сугроб.
Но где же Блэк?
Сердце у Филиппа забилось.
Блэка не было вовсе. Он скрылся бесследно.
