Невольничий караван - Май Карл Фридрих (книги регистрация онлайн бесплатно .txt) 📗

— Ах, какая жалость! Хомры не стоят под моим началом. Я имею право наказать их только в том случае, если они находятся на подвластной мне территории.

— Они сейчас здесь, во дворе, связанные. Я привел их с собой, чтобы передать в твои руки.

— Они здесь? — изумился мидур. — Они пошли с тобой после того, как собирались тебя убить? Но в это невозможно поверить: ведь они не могли не знать, что их здесь ждет!

— У них не было другого выхода: им пришлось пойти со мной!

— Ну не томи, расскажи мне поскорее все с самого начала!

Мидур весь горел от нетерпения. Он все больше нравился Шварцу. В этой стране необходима была сильная воля и необычайная энергия, чтобы суметь защитить честных людей от разбойников. И тем, и другим этот человек, казалось, обладал в большой степени.

Не заставляя себя долго упрашивать, Шварц поведал собеседнику обо всех вчерашних приключениях, в том числе и о схватке со львами. Мидур с увлечением слушал и, когда рассказ подошел к концу, снова вскочил с места. Отбросив в сторону давно потухшую трубку, он вскричал:

— Убил двух львов и поймал их детеныша! Да ты герой, настоящий герой! И эти псы еще посмели поднять на тебя руку? Они еще будут молить меня и Аллаха о пощаде, но ни от него, ни от меня они ее не получат. Но постой: ты назвал имя Абуль-моута. Ты знал этого человека раньше?

— Нет, но слышал, что он известный работорговец.

— Да, и причем самый ужасный из всех. Ах, попадись он только ко мне в руки! Какая досада, что этот Отец Смеха помешал тебе поймать его! Теперь мне придется надолго распроститься с надеждой заполучить этого мерзавца, потому что он уйдет в далекую Умм-эт-Тимсу и не покажется здесь много месяцев.

— А ты знаешь, где находится эта Умм-эт-Тимса?

— Да, потому что дурная слава о ней прошла по всей стране. Это очень далеко отсюда, на юге, в стране ниам-ниам.

— Что? — насторожился Шварц. — Ты хочешь сказать, что это там же, где находится сейчас мой брат?

— Страна довольно большая, может быть, твой брат находится в другой ее части. Умм-эт-Тимса расположена в краю макрака.

— Такого племени я не знаю.

— Курьер, которого прислал твой брат, принадлежит к нему.

— Значит, мой брат ждет меня в этом опасном месте. Не к нему ли относятся угрозы, которые я слышал из уст Абуль-моута? Он узнал, что там появились два европейца, которые тоже собирают растения и животных, и намеревается их убить!

— У твоего брата есть спутник?

— Нет. Насколько я знаю, он путешествует один.

— В таком случае ты напрасно беспокоишься: речь шла не о нем. Мы еще вернемся к этому разговору, и посланец твоего брата сообщит тебе более точные известия. А сейчас пришло время держать суд над этими хомрами. Сначала я хочу допросить джелаби, а потом мы разберемся с арабами.

Он хлопнул в ладоши и отдал несколько приказов показавшемуся в дверях слуге. Через несколько минут вошли офицеры — члены суда — и молча заняли места по обе стороны мидура. Затем пригласили джелаби и попросили их вкратце рассказать обо всем, что произошло накануне. Их показания, разумеется, в точности совпали с показаниями немца.

В течение всего этого времени хомры под охраной военных оставались во дворе. Теперь с ног пленников сняли веревки, и их провели в импровизированный зал суда. Раненого тоже внесли и положили на пол возле его товарищей. Позади них был выставлен конвой из нескольких хавасов [90].

Хомры не стали приветствовать мидура, и причиной тому было отнюдь не смущение. Дело в том, что свободные арабы считают себя выше и привилегированнее местных арабов, а тем более египтян, которых они называют «рабами паши». Должно быть, шейх думал, что он, по крайней мере, равен по положению мидуру, и хотел произвести на того впечатление своим высокомерием. Он не стал дожидаться, пока к нему обратятся, а раздраженно закричал на судью:

— Мы были обманом схвачены и связаны. Это произошло, потому что нас было слишком мало. Но теперь мы находимся в месте, где можем ожидать справедливости. Мы, свободные хомр-арабы, и никто не вправе распоряжаться нами. Почему же нас до сих пор не развязали и не отпустили на свободу? Я сообщу хедиву, как ваши слуги обращаются с бени-араб!

Эта речь произвела совершенно противоположный эффект, чем ожидал шейх. Брови мидура сдвинулись, и он отвечал спокойным, ледяным тоном, который бывает подчас опаснее гневного крика:

— Что ты сказал, пес? Ты, кажется, назвал себя свободным? И ты собираешься жаловаться на меня паше? Если ты не понимаешь, что ты грязный червь по сравнению со мной, то я докажу тебе это. Вы все вошли сюда, ни на дюйм не склонив передо мной своих голов. До сих пор ни один офицер или эфенди не забывал поприветствовать меня, а вы, вонючие гиены, доставленные ко мне в качестве преступников, осмеливаетесь на такую дерзость? Придется мне немного обучить вас хорошим манерам и показать, как низко следует кланяться мидуру. Бросьте их ниц и дайте каждому по двадцать ударов, а шейх, как самый почетный мой гость, получит сорок.

Один из солдат тут же втащил деревянное приспособление, похожее на скамью, у которой с одной стороны отсутствовали ножки. Его положили на пол таким образом, чтобы две оставшиеся ножки торчали вверх. Потом хавасы схватили одного из хомров, сняли с него башмаки, положили его спиной на скамью и крепко привязали к ней ремнями. Ноги его задрали кверху и привязали к обеим ножкам, после чего один хавас взял толстую палку и отвесил несчастному по десять сильных ударов на каждую пятку. Сначала хомр пытался вырваться, потом стиснул зубы, чтобы не закричать, но после того, как кожа на ногах лопнула, он запричитал. Когда его отвязали, он не смог встать и остался сидеть на полу, издавая жалобные стоны.

Той же участи подвергались все его товарищи, исключая раненого, которого мидур пощадил, сказав:

— Этот лежал передо мной на земле, потому что его рана не позволяет подняться на ноги. Но я освещу его своей милостью и буду считать, что он распростерся передо мной из смирения. Все остальные негодяи, надеюсь, поняли, что я не позволю безнаказанно оскорблять себя и угрожать донести на меня паше. Теперь пусть шейх скажет, знает ли он эфенди, который сидит здесь, рядом со мной.

Шейх, который во время наказания вел себя еще более постыдно, чем его подчиненные, крича и плача громче всех, сейчас снова состроил высокомерную гримасу и не ответил на вопрос. Тогда мидур пригрозил:

— Лучше не упрямься, потому что я сумею открыть тебе рот. За каждый вопрос, на который кто-нибудь из вас откажется мне ответить, я буду добавлять тебе еще по двадцать ударов. Теперь говори, знаешь ли ты этого эфенди?

— Да, я его знаю, — поспешно выкрикнул шейх, узнавший на своей шкуре, что мидур не расположен шутить.

— Признаешь ли ты, что вы хотели напасть на него и убить?

— Никогда. Тот, кто утверждает это, лжец.

— Я сам утверждаю это, и за то, что ты назвал меня лжецом, твое наказание будет увеличено. Продолжим: знаешь ли ты разбойника по имени Абуль-моут?

— Нет.

— А у меня имеются сведения, что прошлой ночью ты с ним говорил.

— Это неправда!

— Пока ты сидел у костра, этот эфенди подкрался к гуму и подслушал разговор разбойников. Позже он видел, как ты пошел к Абуль-моуту и как привел гум. Это подтвердили и все джелаби. Ты собираешься упорствовать в своей лжи?

— Это был не я, они обознались!

— Я вижу, что ты закоренелый лгун. Ты, наверное, слышал, что меня называют Абу Хамса Мийа, Отец Пятисот? Тех, кто осмеливается преступить закон, я обычно приговариваю к пятистам палочным ударам. Но ты своей ложью оскорбляешь меня, так как тем самым ты пытаешься выставить меня легковерным человеком, которого Аллах обделил умом; поэтому для тебя я стану Абу Ситта Мийа, Отцом Шестисот. Выбросьте его во двор и дайте ему шестьсот ударов по спине! — приказал он солдатам.

— Не делай этого! — воскликнул шейх. — Шестьсот ударов не сможет выдержать ни один человек, ты убьешь меня! Вспомни о кровной мести! Воины моего племени смоют мой позор твоей кровью!