Дочь снегов. Сила сильных - Лондон Джек (библиотека электронных книг .txt) 📗
— Но разве там не было русских? — спросила миссис Шовилль.
— Русских? Среди чо-чуэнов? — Он весело рассмеялся. — Географически они находятся во владениях белого царя, но политически совершенно независимы от него. Сомневаюсь даже, слыхали ли они когда-нибудь о его существовании. Не забывайте, что недра северо-восточной Сибири окутаны полярной мглой. Это terra incognita,куда заходило лишь несколько человек и откуда никто не возвращался.
— Но вы…
— Я случайно оказался счастливым исключением. Сам не знаю, какому чуду я обязан этим. Просто так вышло. Вначале со мной обращались гнуснейшим образом, женщины и дети избивали меня, одеждой мне служили кишащие насекомыми меха, а кормили меня отбросами. Это были бессердечные дикари. До сих пор не постигаю, как я выжил, но помню, что вначале мне не раз приходила в голову мысль о самоубийстве. Спасло меня лишь то, что я очень быстро отупел от всех страданий и унижений, которые сыпались на меня, и превратился в форменное животное. Вечно голодный, иззябший, замученный, я с равнодушием скотины переносил невыразимые муки и лишения. Когда я оглядываюсь назад, мне многое кажется теперь сном. Есть пробелы, которых память не в состоянии заполнить. У меня сохранились смутные воспоминании о том, как чо-чуэны привязывали меня к саням и волокли из стана в стан, от одного племени к другому. Должно быть, я казался им диковиной, которую они выставляли напоказ, как мы слонов, львов и дикарей. Долго ли и много ли я странствовал таким образом по этой холодной, мрачной стране, не знаю, но думаю, что пробежал несколько тысяч миль. Помню, что, когда сознание вернулось ко мне, я находился уже на расстоянии тысячи миль к западу от того места, где меня захватили. Была весна, и я очнулся вдруг, точно после долгого забытья. Мою поясницу обвивал ремень из оленьей кожи, крепко привязанный к саням. За этот ремень я цеплялся обеими руками, словно обезьяна шарманщика; тело мое было обнажено и покрыто ссадинами от врезавшегося в кожу ремня. Я пустился на хитрость, притворился покорным и угодливым. В эту ночь я плясал, пел и лез вон из кожи, чтобы позабавить своих повелителей, ибо решение мое было твердо — во что бы то ни стало избавиться от скверного обращения, едва не доведшего меня до полного безумия. Нужно сказать вам, что оленьи люди вели торговлю с морскими людьми, а морские люди — с белыми, преимущественно с китоловами. Спустя немного времени я обнаружил у женщин колоду карт и принялся дурачить чо-чуэнов некоторыми избитыми трюками. С подобающей торжественностью я продемонстрировал перед ними ряд самых заурядных салонных фокусов. Мои таланты внушили им некоторое уважение, они стали лучше кормить и одевать меня. Продолжая в том же духе, я завоевал постепенно некоторое уважение. Ко мне стали приходить за советом, сначала старики и женщины, а затем и вожди. Поверхностные познания в медицине и хирургии, благодаря моей находчивости и решительности, сослужили мне хорошую службу, и я сделался, наконец, необходимым человеком для всего племени. Из раба я собственными усилиями превратился в почетное лицо и занял место среди старейшин, а ознакомившись с обычаями чо-чуэнов, сделался неоспоримым авторитетом в вопросах войны и мира. Орудием обмена и денежной единицей служил у них олень, и мы почти постоянно устраивали набеги на стада соседних племен или защищали свои собственные стада от нападений соседей. Я усовершенствовал военные методы чо-чуэнов, научил их лучшей стратегии и тактике и придал такую силу и размах операциям этих дикарей, что ни одно из соседских племен не могло уже противостоять им. Однако, заняв столь почетное положение, я ни на йоту не приблизился к освобождению. Дело в том, что я — это, пожалуй, звучит смешно — переборщил и сделался чересчур ценным человеком для чо-чуэнов. Они ухаживали за мной с необычайным вниманием, но ревниво стерегли мою драгоценную особу. Я мог ходить повсюду и отдавать распоряжения, но когда торговые экспедиции отправлялись к берегу моря, мне строго запрещалось сопровождать их. Это было единственное ограничение, которого я не мог преодолеть. Вы знаете, как неспокойно живется тем, кто занимает высокие посты, — не успел я взяться за реформу их политического устройства, как тотчас же попал в беду. Мне пришло в голову объединить двадцать соседних племен с целью устранить постоянные столкновения между ними, но, приведя этот план в исполнение, я сам очутился во главе федерации. Однако старый Пи-Юн, сильнейший из племенных вождей, своего рода король, отказавшись от верховной власти над племенем, не захотел отречься от некоторых привилегий своего сана. Поэтому он потребовал, чтобы я женился на его дочери Ильсвунге. Никакие просьбы и обещания не могли сломить старика. Я предложил уступить ему руководство федерацией, но он и слышать не хотел об этом. И…
— И? — в восхищении пробормотала миссис Шовилль.
— И я женился на Ильсвунге, что означает на языке племени чо-чуэнов «дикий олень». Бедная Ильсвунга! Мы напоминали с ней героев Свинберна: она — Изольду английскую, а я — Тристана. Я видел ее в последний раз в миссии в Иркутске. Она играла в солитер и упорно отказывалась принимать ванну.
— О, какая жалость! Уже десять часов! — воскликнула вдруг миссис Шовилль, заметив, что муж кивает ей из другой комнаты. — Я очень огорчена, мистер Сэн Винсент, что не могу дослушать, как вы выпутались из этой беды. Но вы обязательно должны прийти ко мне. Я умираю от любопытства.
— А я-то принимала вас за новичка, за чечако, — мягко заметила Фрона, когда Сэн Винсент завязал под подбородком свои наушники и поднял воротник, собираясь уходить.
— Я не люблю рисовки, — ответил он еще более мягко. — Это отдает неискренностью и в сущности всегда влечёт за собою искажение истины. Ведь так легко перейти границу. Посмотрите на старожилов — «кислое тесто», как они с гордостью называют себя. Прожив здесь несколько лет, они считают нужным одичать, обрасти шерстью и кичатся этим. Быть может, они и сами не чувствуют, что это рисовка. Утрируя и подчеркивая эти особенности, они лгут самим себе и вырабатывают в себе ложное отношение к жизни.
— По-моему, вы не совсем правы, — сказала Фрона, становясь на защиту своих любимых героев. — Я согласна с вами в принципе и сама не выношу рисовки, но большинство наших старожилов, несомненно, выделялось бы из общей массы во всякой стране и при всяких обстоятельствах. Эта оригинальность является их природным свойством, в этом проявляется их личность, и я убеждена, что она-то и гонит их в неизведанные страны. Нормальный человек, разумеется, предпочитает оставаться дома.
— О, я вполне согласен с вами, мисс Уэлз, — легко сдался Сэн Винсент. — Я и не думал обвинять всех огулом. Я желал заклеймить лишь тех, которые кажутся мне позерами. В основном они, конечно же, честны, искренни и естественны.
— Значит, нам не о чем спорить. Не зайдете ли вы к нам завтра вечером, мистер Сэн Винсент? Мы ставим спектакль на Рождество, и я уверена, что вы можете во многом помочь нам, да и сами, пожалуй, повеселитесь немного. Участвует вся здешняя молодежь — чиновники, офицеры, горные инженеры, господа бездельники и так далее, не говоря уже о хорошеньких женщинах. Я уверена, что они вам понравятся.
— Не сомневаюсь, — ответил Сэн Винсент, пожимая ей руку. — Завтра, вы сказали?
— Да, завтра вечером. До свидания.
«Славный человек, — подумала Фрона, отходя от двери, — и великолепный образчик расы».
Глава XIII
Грегори Сэн Винсент быстро начал играть видную роль в общественной жизни Даусона. В качестве представителя Союза Объединенной Прессы он привез с собой блестящие рекомендации и письма, как нельзя лучше характеризовавшие его с общественной стороны. Понемногу выяснилось, что он немало постранствовал по белу свету, много испытал и знаком с жизнью чуть ли не всего земного шара. При этом он был так любезен и скромен, что даже в мужчинах не вызывал никакой зависти. Случайно он встретил в Даусоне немало старых знакомых. С Джекобом Уэлзом он, как оказалось, познакомился в конце 1888 года перед переправой по льду через Берингов пролив. Месяц спустя отец Барнум, приехавший с Нижней Реки заведовать больницей, повстречался с ним в двухстах милях к северу от Сан-Майке. Капитан конной стражи Александр столкнулся с корреспондентом в английском посольстве в Пекине, а Биттльс, другой старожил, познакомился с ним девять лет тому назад в форте Юкон.
