По дикому Курдистану - Май Карл Фридрих (версия книг .TXT) 📗
Один из турок подошел ко мне.
– Ты эмир хаджи Кара бен Немси, которого ожидает мутеселлим?
– Я.
– А я баш киятиб – стряпчий коменданта. Он просит тебя немного подождать.
– Я не привык ждать, он ведь знал, что я приду!
– Он очень занят, но это не займет много времени.
Что это было за важное занятие, я скоро понял. Из комнаты мутеселлима бегом выскочил слуга и вернулся так же торопливо через некоторое время с двумя банками без крышек. В большой был табак, в маленькой – кофейные зерна. Комендант смог послать за всем этим лишь по получении денег. Перед тем как вернулся слуга, ага вышел из комнаты мутеселлима.
– Эфенди, еще одно лишь мгновенье! Сейчас ты сможешь войти!
Тут к нему повернулся стоящий у окна курд.
– А когда я наконец смогу войти?
– Тебя допустят к мутеселлиму уже сегодня.
– Уже сегодня? Я был здесь раньше этого эфенди и раньше всех остальных. Мое дело важное, и уже сегодня мне нужно отправляться в обратный путь.
Селим-ага завращал глазами.
– Эти эфенди – эмир и бей. Ты же только курд. Ты пройдешь лишь после них.
– У меня такие же права, что и у них. Я посланец одного смелого человека, который тоже бей.
Прямодушный и бесстрашный нрав этого курда понравился, хотя его претензия косвенно была направлена против меня. Ага необычайно разгневался, снова начал вращать глазами и ответил:
– Твоя очередь позже или, может, совсем никогда. Тебе неизвестны самые элементарные вещи, необходимые для того, чтобы пройти впереди большого и влиятельного человека!
Видимо, курд забыл «необходимое», то есть бакшиш. Но он не испугался, а лишь сказал:
– А знаешь ли ты, что самое необходимое для курда-бервари? Вот эта сабля! – При этом он ударил по рукоятке оружия. – Не хочешь ли попробовать? Меня послал бей из Гумри. Это прямое оскорбление для него, раз меня снова и снова не пропускают и заставляют ждать. Он найдет, чем на это ответить. Я пошел!
– Стой! – крикнул я.
Он находился уже около двери. Не тот ли это бей из Гумри, про которого мне говорил староста Спандаре?
Вот превосходная возможность зарекомендовать себя в глазах бея, причем с хорошей стороны.
– Чего ты хочешь? – спросил он неприветливо.
Я подошел к нему и протянул руку.
– Я хочу поприветствовать тебя, это все равно что твой бей услышал бы мой привет.
– Ты его знаешь?
– Я его еще не видел, но мне уже о нем рассказывали. Он очень смелый воин и заслуживает моего уважения. Не передашь ли ты ему послание от меня?
– Да, если я смогу.
– Ты сможешь. Но прежде я тебе докажу, что я умею чтить бея. Ты можешь войти к мутеселлиму передо мною.
– Ты это всерьез?
– Какие могут быть шутки со смелым курдом?
– Слышите? – повернулся он к остальным. – Этот незнакомый господин знает, что такое вежливость и уважение. Но бервари также знает законы приличия. – И, повернувшись ко мне, прибавил: – Господин, спасибо тебе, ты порадовал мое сердце! Теперь я охотно подожду, пока ты не поговоришь с мутеселлимом.
Теперь он протягивал мне руку. Я ударил по ней.
– Я принимаю твои условия, тебе не придется долго ждать. Но скажи мне, не найдется ли у тебя после разговора с мутеселлимом время, чтобы навестить меня?
– Я приду, но тогда мне придется немного быстрее скакать. Где ты живешь?
– Я живу здесь. У Селима-аги, полковника арнаутов.
Он отошел, согласно кивнув головой, поскольку слуга уже открывал двери, чтобы пропустить меня и Линдсея.
Комната, куда мы попали, была обклеена старыми, выцветшими бумажными обоями, у задней стены было возвышение, устланное ковром. Там сидел комендант. Это был высокий, худощавый человек с острым, пожалуй, преждевременно постаревшим лицом, с затуманившимся и не вызывающим доверия взором. Он приподнялся и дал нам знак занять место по обе стороны от него. Мне это было нетрудно, мистер Линдсей же, напротив, немного попотел, прежде чем уселся в позу, которую турки называют «покоем тела». Кто не привык к ней, у того очень быстро немеют ноги.
Таким образом, жалея англичанина, мне нужно было постараться, чтобы беседа не длилась слишком долго.
– Добро пожаловать в наш дом, да продлится безмерно ваша жизнь! – этими словами встретил нас комендант.
– Так же как и твоя, – отвечал ему я. – Мы прибыли издалека, чтобы увидеть тебя. Да пребудет благословение в твоем доме и удастся любое твое начинание…
– И вам я желаю блага и успеха во всех ваших делах! Как называется страна, увидевшая твое рождение, эмир?
– Германистан.
– Там есть великий султан?
– Там очень много падишахов.
– И много воинов?
– Если падишахи Германистана соберут всех своих воинов, они увидят несколько миллионов глаз, направленных на них.
– Я еще не видел этой страны, но она должна быть большой и знаменитой, ведь ты состоишь под защитой падишаха.
Это был, конечно, намек на то, чтобы показать документы. Я тут же это сделал:
– Твое слово верно. Вот бу-джерульди, паспорт падишаха.
Он взял бумагу, прижал ее поочередно ко лбу, рту, груди и начал читать.
– Но здесь звучит твое имя по-другому, чем Кара бен Немси!
Черт, как неприятно! То обстоятельство, что я сохранил данное мне Халефом имя, могло нам навредить, но я быстро нашелся и сказал:
– Прочитай еще раз имя, стоящее на пергаменте!
Он попробовал, но у него ничего не получилось. А уж имя моего родного города прочел он вовсе запинаясь и краснея.
– Вот видишь! – заявил я. – Ни один турок не может правильно прочитать и произнести правильно имя из Германистана; с этим не справится ни муфтий, ни мулла, потому что наш язык очень труден и пишется другим шрифтом в отличие от вашего. Я хаджи Кара бен Немси, это докажет тебе это письмо, данное мне для тебя мутасаррыфом Мосула.
Я протянул ему письмо. Прочитав, он удовлетворился и вернул мне после обычной церемонии бу-джерульди.
– А этот эфенди – хаджи Линдсей-бей? – спросил он затем.
– Таково его имя.
– Из какой он страны?
– Из Лондонистана, – отвечал я, чтобы не называть ему более знакомое название Англии.
– Он дал обет молчания?
– Он не говорит.
– Он может колдовать?
– Послушай, мутеселлим, о магии нельзя говорить просто так, всуе.
– Мы познакомимся поближе, ведь я большой любитель магии. Ты веришь, что можно сотворить золото?
– Да, золото можно сделать.
– И что есть камень мудрости?
– Есть, но он не в земле, а запрятан в людских сердцах и его нельзя изготовить с помощью химии.
– Ты говоришь непонятно, но я вижу, что ты знаток магии. Она бывает черная и белая. Ты знаешь оба ее вида?
Я развеселился.
– О, мне известны и другие ее виды.
– Есть еще другие?
– Голубая, зеленая и желтая, также красная и серая. Этот хаджи Линдсей-бей был сначала поклонником магии в серую клетку, теперь же он перешел к магии в красно-черную.
– Это видно по его одеянию. Селим-ага мне рассказывал, у него есть с собою кирка, которой он разрывает землю, чтобы исследовать язык умерших.
– Так оно и есть. Но давайте сегодня об этом не будем говорить. Я воин, эфенди, а не учитель, преподающий уроки другим.
Бравый комендант промотал уже все денежные источники своей и без того нищей провинции и искал выхода в магии. Мне не хотелось укреплять его в этом суеверии, но и устраивать дискуссии тоже не стоило. Или эта пресловутая мотыга моего мистера Крылатого Быка навела его на мысль поговорить со мной о магии? Тоже возможно. Кстати, мои последние слова, по меньшей мере, возымели свое действие: он хлопнул в ладоши и велел принести кофе и трубки.
– Я слышал, что мутасаррыф воевал с езидами? – затронул он другую тему.
Было довольно опасно втягиваться в этот разговор, но я не знал, как мне от него отделаться. Он начал как бы со слухов: «Я слышал…» И все же он, как ближайший подчиненный губернатора и комендант Амадии, должен был знать все не просто по слухам. Поэтому я предпочел ступать по его собственным стопам в беседе.
