Падь Золотая - Лавринайтис Виктор Брониславович (читаемые книги читать TXT) 📗
— Взять? Вы его, дедушка, плохо знаете! — Черные глаза Феди гневно блестели. — Да еще верите, что он помочь хотел. Как же, хотел! Украсть «Описание», вот что он хотел!
— Я сказал свое мнение, ты выкладывай свое. — Дедушка прикурил трубку от уголька и поправил костер. — Говори прямо. Послушаем. А что Алик хотел нам помочь, в это я верю. Вчера еще говорил, по следам видел, что с честной мыслью парнишка идет. И сейчас повторю то же. Как разведчик я редко ошибался. Кое в чем вы уже убедились и недаром, должно быть, следопытом прозвали. У меня всё!.. Женя, веди совещание.
— Давай, Федя, свое мнение, — сказал Женя.
— Неправильно! — вскочила Наташа. — Почему Федьке второй раз слово даешь, а мне ни разу?
— Твоя очередь после Пашки. Говори, Федя.
— Не принимать! Я против, — решительно начал Федя. — К нему, дедушка, даже наука следопыта не подходит, потому вы и ошиблись. Какой он честный? Вор он! Сундук сломал. Разве партизаны ему письмо послали? Я был в ссоре с ребятами и с ним нечаянно подружил. А он тут как тут: меня подговаривал дневник и чертеж вытащить. Наташе за голубя выкуп не отдал и тоже подговаривал украсть. Хорошо так? Когда он в поход просился, я ему поверил. Я… может… я чуть не пожалел его. А он что? Никогда, ни в чем я Альке больше верить не буду! Не принимать!
Федя нахлобучил картуз на глаза и сердито повернулся к Алику спиной.
— Правильно!.. Теперь ты, Боря, — сказал Женя.
Борис неторопливо поднялся.
— Я против! — смотря на Алика прямо в упор, твердо сказал он. — Лодырь ты! В колхоз колоски собирать не ходил, больным притворился. Садик в школе садили — не работал. Пять рублей Петьке дал, чтобы за тебя ямки выкопал. Радиоприемник мы с Володей сделали, антенну натянули, а кто-то на нее курицу дохлую повесил. Не уследил за тобой Федька, и ты повесил. Некому больше. Я против!
— Правильно!.. Павел, твоя очередь…
Паша смущенно улыбнулся.
— Вот интересно, ребята, — начал он. — Сам не могу я свое мнение понять. Дрянь человек Алька, против я. А жалко его… Он, дедушка, ни на одного мальчишку не похож. Я даже план придумывал, как обезвредить его, и тот не помог. Помните, ребята, как он Борьку подвел?
— Расскажи-ка, Боря, чем тебя Алик подвел, — попросил Сергей Егорыч.
— Лучше я расскажу, — предложил Паша. — Борька пока расскажет — три часа пройдет. Он тугодум, тихо думает и говорит… У нас, дедушка, в классе все сильные помогают отстающим. Алька же никогда никому не помогал. Да никто у него и не просил. Какой-то он такой… Вот я и придумал план…
— Женя, а ведь Пашка меня оскорбил! — вдруг угрюмо проговорил Боря.
Все посмотрели на него, не понимая, в чем дело.
— Ну и оскорбил! — сообразил Паша и рассмеялся. — Я сказал только, что ты тугодум… Так вот, дедушка, я придумал такой план, чтобы из Алика человек получился. Жене рассказал, он похвалил. По плану Борьке надо было притвориться, будто он не выучил стихотворения, «Родную речь» дома оставить и попросить Альку, чтобы он помог. Хороший план? Конечно, хороший! Борька сначала упирался, а потом так и сделал. Только он перевыполнил план — взаправду стихотворения не выучил. Подошел к Альке и просит: «Помоги». Тот взял бумагу, написал. Мы обрадовались. «Вот, думаем, и Алька будет помогать нашему классу первое место занять». Написал Алька стихотворение. Оно легкое — Борька его до урока, не подумав, не посмотрев в книжку, наспех вызубрил. И как раз Мария Павловна первым вызвала Борьку.
Он и бухнул: «Солнце зеленеет, ласточка блестит, и с весною травка в сени к нам летит». Все засмеялись, а Мария Павловна рассердилась и сказала: «Как тебе, Боря, не стыдно! Садись! Не ожидала от тебя». Альке даром это не прошло. Женя ему за весь класс наподдавал. Да и Федька подбавил.
— А может, Алик сам неправильно выучил? Может, он и не виноват? — тихо спросил дедушка.
— Не виноват?! Когда Борьку посадили, Алька руку поднял и на «отлично» ответил.
— Так… Разрешите мне еще слово, — попросил дедушка. — Ты, Женя, староста класса. Все вы пионеры. Алик, прямо сказать, плохо сделал. А ошибается человек — надо помочь. Понять надо — почему человек от людей отбился, озлился. Спросить надо: «Почему так делаешь?» Иногда и поругать полезно, да покрепче, с песочком, чтобы понял человек свои ошибки. А вы помогали Алику? Говорили с ним? Обсуждали на собрании, а?
— Нет. И обсуждать его трудно: на уроках он сидит тихо, ни с кем не дерется, всегда чистый, учится хорошо. Что Мария Павловна попросит, он бегом. Ну его! Поэтому, когда вредил, так мы его сами… чем ябедничать.
— Так… — Дедушка недовольно пожевал губами. — Продолжай, Женя, собрание.
— Какое же твое мнение? — спросил Женя у Паши.
Алик все это время не поднимал головы. Порой гримаса кривила его крепко сжатые губы. Не понять было, отчего она: от боли, от стыда или от злости. Побледневшее лицо точно окаменело. Ребята избегали смотреть на него. Только Наташа изредка поглядывала в его сторону и теребила косички, переброшенные на грудь.
— Я, ребята, воздерживаюсь. Ни против, ни за. Воздерживаюсь, — смущенно улыбнулся Паша.
— Трус! — вскочила Наташа. — Трусы вы все! Испугались, что Алька пойдет с нами в поход! Он просится к нам, а вы? Хорошо это, по-пионерски? Может, ему самому плохо, что он такой. Вот! Я — за Альку. Принять! — крикнула Наташа, сердитым движением головы отбросив косички назад.
— Трусов здесь нет, Наташа! — Женя строго сдвинул брови. — Нет трусов! И смотреть нечего на него. Насмотрелись. Всё про него правильно говорили. А одно забыли. Кто был врагом тимуровцев? Алька! На лужайке с маленькими ребятишками мы возились — кто нас «няньками» дразнил, «бабушки» кричал? Алька! Когда больной тете Мартыновой картошку из склада решили привезти, кто велосипеда не дал, чтобы мешок наложить? Алька! А сейчас просится. Заботливым представился. Помочь хотел… А кто радовался, когда тимуровцев не стало? Тоже он. Рано ты радовался! Опять будут тимуровцы, будут! Принять такого?! Пашка, пиши приказ!
— Подожди-ка, Женя, постой-ка минутку. Тут, мне кажется, надо Алику слово дать.
— Какое ему еще слово?
— А вот какое… — Дедушка заметно оттягивал время. — Что-то у нас сегодня костер плохо горит… Вот какое слово. Алик всю жестокую правду про себя выслушал. И надо его спросить: может, он уже сам не захочет с нами пойти?
— Не буду я его спрашивать!
— Тогда позволь-ка мне… Прошу тебя, Алик, ответь: не передумал ты, с нами пойдешь или домой? Дадим тебе продуктов, проводим немного, путь тебе знаком… Как?
— С вами… — едва слышно прошептал Алик.
— Учти, Женя, последнее слово Алика, — спокойно, однако чаще обычного попыхивая трубкой, сказал Сергей Егорыч.
— Нечего учитывать, дедушка… Пашка, бери тетрадь!
— Двое против, двое за, один воздержался. Стало быть, Женя, твой голос решает судьбу Алика. Подумай… — опять проговорил дедушка.
Пожалуй, ни это, ни какое другое предостережение не подействовали бы на Женю. Перед ним был извечный старый враг, враг тимуровцев.
— Пиши! — твердо повторил Женя.
Но тут взгляд его упал на Алика. Отрешенностью, горьким одиночеством веяло от всей фигурки этого мальчика. Он съежился, как перед ударом.
Женя растерянно оглянулся на дедушку.
— Подумай сам, Женя, — негромко сказал тот.
Женя побледнел, поправил галстук.
— Пиши… «Большинством голосов постановили… — Женя замолчал, все еще колеблясь, и опять посмотрел на Алика. — …постановили Альку взять в поход». Добавь, Пашка: «Нашего врага!» — почти крикнул он.
Женя отбежал от костра. Скверно, очень скверно чувствовал он себя. Он вспомнил покосившийся домик на берегу Тихой, вспомнил, как хорошо бывало там и как ухитрялся этот чистюля и тихоня омрачать их самые веселые, дружные дни. И еще… Никогда не забыть Жене той ехидной улыбки, скользнувшей по тонким губам Алика, когда тот узнал, что тимуровской команды нет, что на штабе повешен замок.
Женя вспомнил всё. Но сейчас он все-таки не мог мстить Алику: такой тот был слабый, побитый…
