Приключения 1968 - Жемайтис Сергей Георгиевич (бесплатные книги полный формат .TXT) 📗
— Я думаю, догадывается, — ответил есаул, — но у него на этот счет свои убеждения. Он давно разочаровался во всяких организациях и действует на свой страх и риск.
— Но помогает же ему кто-нибудь? — удивленно спросила Валерия Павловна.
— Ну, это люди другого плана — черный рынок, контрабандисты, коммерсанты. Отсюда и деньги, которых у нашего корнета больше, кажется, чем у наших общих знакомых.
Последние слова произвели на Валерию Павловну особое впечатление. Она задумалась.
— Во всяком случае, — сказала она наконец, — пока Бахарев ничего не должен знать о существовании нашего штаба. Я посоветуюсь. Постарайтесь узнать получше о его связях с епископом Филиппом.
— Я знаю, что на днях он получил от него письмо, — сказала Анна Семеновна, — но он носит его все время с собой.
В дверь постучали. Явился Бахарев; улыбаясь, он поставил на стол бутылку вина.
— Настоящее «Абрау-Дюрсо», — сказал он с торжеством, — за подлинность ручаюсь. Этот грек, конечно, порядочная шельма, но за деньги представит хоть белого слона.
Визит Валерии Павловны продолжался еще часа два; она собралась уходить только поздно вечером. Корнет счел своим долгом проводить ее. Она милостиво согласилась.
Выходя из ворот, Бахарев снова заметил фигуру, маячившую на противоположной стороне. Улицы были уже почти пусты, поэтому второй провожатый шел на приличном отдалении, ловко меняясь со своим напарником. В их работе чувствовалась профессиональная сноровка.
— Боже мой, — говорила, несколько разомлев от старого вина, Валерия Павловна, — когда же все это кончится, этот мрак, тревога? Это не может продолжаться вечно.
— Правда восторжествует, — сказал Бахарев.
— Вы уверены в этом?
— Я за это борюсь.
Они вышли на Садовую улицу, и Валерия Павловна, поблагодарив своего провожатого, рассталась с ним.
Две тени сопроводили Бориса обратно на Торговую.
10. Наследство бедной матушки
После визита Валерии Павловны на Торговую улицу три дня было относительное затишье. Анна Семеновна по совету Бахарева забежала на свою старую квартиру. Дворничиха, увидев ее, всплеснула руками:
— Барышня! Да где же вы пропадали! А вас тут спрашивали…
Пробормотав что-то невнятное насчет тети, Галкина собрала вещи, не забыла заветный флакон и вскоре вернулась обратно, к своим покровителям, доложив, что ее кто-то разыскивал.
Бахарев устроил «военный совет», на нем было решено, что Филатов с Анной останутся жить здесь, на Торговой.
— А у меня, господа, — сказал Борис, — есть еще одна квартира. Сказать по чести, мне тяжело идти туда. Это квартира моей покойной матушки, здесь недалеко — на Таганрогском проспекте.
— Там кто-нибудь живет сейчас? — осведомился Филатов.
— Воспитанница моей матушки — Вера.
— А это не опасно? Ваше появление после стольких лет…
— Видите ли, — вздохнув, сказал Бахарев, — кроме этой женщины, Веры Никифоровны, меня там никто не знает. Дело в том, — он замялся, — что с моим рождением связаны некоторые обстоятельства… я родился и вырос вне дома. Так было нужно…
— Словом, решено, — добавил он категорически, — я перехожу туда, Вера меня приютит, так будет удобнее.
Когда после этого разговора Бахарев на минуту вышел из комнаты, Анна Семеновна с горящими глазами зашептала Филатову:
— Я же говорила! Мне теперь все ясно! Он — сын епископа Филиппа!
— Какой же может быть сын у монаха?
— Незаконный, конечно.
— Может быть, — согласился Филатов. — Во всяком случае, я уверен, что он порядочный человек и его нужно привлечь к серьезной работе в нашей организации.
Корнет Бахарев нравился Филатову с каждым днем все больше. Во-первых, он за свои деньги приобрел для есаула новые документы на имя Василия Маркова. Документы были куплены у того же грека на базаре, у которого Бахарев доставал вино. Торговать бумаги они ходили вместе. Филатов, выходя из дома, тщательно осмотрел свой кольт и сунул его в карман.
— Напрасные предосторожности, — спокойно сказал Бахарев, — я вчера говорил с Костей, он всегда знает, когда на базаре предполагается облава. Сегодня ее не будет. Этот Костя связан с контрабандистами, я уже не раз убеждался в его осведомленности.
— Хорошие же у вас друзья, — с некоторой иронией заметил Филатов.
— Что поделаешь! — Бахарев улыбнулся. — По крайней мере они надежны, пока им платишь. А вы вот, Иван Егорович, не очень спешите к своим друзьям?
Борис увидел, что попал в цель. Филатов помрачнел.
— Это серьезная организация, — сказал он, — я всецело доверяю вам, Борис Александрович, но пока мне не хотелось бы касаться этой темы, я просто не имею права.
— Ну не будем! — ликуя в душе, подхватил Бахарев. Это был первый случай, когда есаул прямо сказал слово «организация».
Грек Костя торговался с ними долго и упорно.
— Ты посмотри, какой документ! — говорил он. — Печать! Нет, скажи, ты видел такой печать? С такой документ иди Константинополь, иди обратно — честь будут отдавать!
Наконец сделка была завершена. Есаул с таким видом, как будто он оказывает Борису величайшую милость, принял их и упрятал в карман. На обратном пути они долгое время шли молча. Филатов о чем-то размышляя. Наконец, уже у самого дома, он остановился и, глядя себе под ноги, сказал:
— Вы меня простите, Борис Александрович, но я должен задать вам вопрос. Я, конечно, понимаю и ценю, я обязан вам жизнью, но все же честь офицера заставляет меня спросить вас: каким путем добыты те деньги, которые вы на меня тратите? Мне это не безразлично.
Борис помолчал. «Ах ты сволочь! — подумал он. — Ломаешь благородного. Ну, погоди!..» И тут же с вежливой и немного печальной улыбкой ответил:
— Я понимаю вас, Иван Егорович. Но ради бога не считайте меня низким спекулянтом или того хуже (здесь последовал протестующий жест Филатова). Эти деньги — наследство моей бедной матушки. Я считаю, что она одобрила бы цели, на которые я их расходую.
— Не сомневайтесь, что я возвращу вам эти деньги, — сказал Филатов. — Мне бы только выбраться из города!
На следующий день Бахарев пригласил Галкину и Филатова к себе на другую квартиру, на Таганрогский проспект.
Анна Семеновна была потрясена видом нового жилища их знакомого. В полутемной передней их встретила молодая женщина в платке, повязанном по-монашески. Она, скромно опустив глаза, поклонилась в пояс Борису.
— Это мои друзья, Вера Никифоровна, — сказал он.
— Добро пожаловать, — певучим голосом ответила женщина. — Проходите в зало, Борис Александрович.
В переднем углу большой комнаты светился серебряными бликами иконостас, который мог бы сделать честь дому крупного духовника. Борис подумал: «Пожалуй, все-таки перехватил Миронов. И откуда они такой уникум раздобыли?» Однако посмотрев на очарованное лицо торопливо крестившейся Галкиной и серьезную физиономию есаула, осенявшего себя крестным знамением, решил: «Нет, ничего — в самый раз!», и, спохватившись, перекрестился сам.
— Подарок одного человека моей матушке, — сказал он значительно. — Большая редкость. Матушка очень любила эти иконы.
Борис дал время гостям осмотреться. Комната была обставлена добротной старинной мебелью. На стене, оклеенной темными тиснеными обоями, между двумя фотографиями, одна из которых изображала Бориса в мундире корнета, виднелся большой четырехугольник, где обои не потеряли еще своего первоначального цвета. Заметив, что Филатов обратил внимание на это пятно, Борис сказал:
— Здесь был портрет. Увы, пришлось пока снять его. Разные люди заходят. Но, по счастью, он сохранился.
Он вышел в соседнюю комнату и вынес оттуда большой портрет. Из массивной черной рамы пристально смотрел бородатый старик в пышном облачении. Филатов и Галкина тотчас узнали епископа Филиппа, арестованного за полгода до этого руководителя белогвардейской организации донского и кубанского духовенства.
