Остров Тамбукту - Марчевский Марко (читать книги без txt) 📗

Мы сидели перед либой оровандой. Солнце садилось. Площадка потонула в тени, но на верхушках деревьев еще горели солнечные лучи. Жара начинала спадать.

К нам подошел старый Габон. Он говорил мало, и, может быть, поэтому все его уважали: в племени не любили болтливых людей. Габон вынул из сумочки тонкий зеленый лист и несколько сухих листьев и скрутил толстую папиросу. Зажег ее от костра, горевшего в хижине и сел рядом с нами. Он также подтвердил, что я ходил по огородам племени занго.

— Что плохого, если человек сорвет дыню, чтобы не умереть с голоду? — спросил я его.

— Ничего плохого, — ответил Габон. — Плохо другое...

— Что?

— А то, что пакеги не хочет жить с нами. Андо хочет уйти к биляр занго.

Лахо снова повторил, что «биляр занго уин», биляр занго враг биляр бома, и если я уйду к биляр занго, то стану врагом биляр бома.

Только теперь мне стало ясно, что тревожило Лахо и Габона. Они боялись, чтобы я не перешел на сторону их врагов.

К нам подошел юноша. В руках он держал вырывавшуюся и скулившую, ощетинившуюся вислоухую собаку. Лахо велел юноше приготовить для нас ужин. Молодой человек взял собаку за задние ноги и изо всех сил ударил головой о землю. После этого он отнес убитую собаку в селение.

Солнце зашло. Сразу стало темно. Мы вошли в хижину. Лахо размешал головни, и костер разгорелся. Мы уселись на нары. Габон начал меня уговаривать:

— Не уходи к биляр занго. Биляр занго — уин. Арики — уин... Тана Боамбо — уин...

Я вспомнил тана Боамбо. Это был тот самый верзила туземец с тремя поясами, увешанными раковинами. Этот Боамбо нас запер в той темной хижине, а после велел бросить в океан. Нет, нет, никогда не ушел бы к племени тана Боамбо — племени, осудившему нас на смерть... В ту мрачную ночь ведь именно от него я бежал в горы, спасая свою жизнь... А все-таки кто же из двух жив — капитан или повар? А может быть, оба? Как бы мне встретиться с ними? Где их искать?

Я объявил Лахо и Габону, что знаю белого человека, ходившего на огороды племени занго. Он пакеги нанай — хороший белый человек, и мне надо его найти.

— Ты к нему уйдешь жить? — спросил меня Лахо.

— Нет, приведу его сюда.

Габон сказал:

— Не ходи туда, — и махнул рукой в сторону морского берега.

Несмотря на их противодействие, я твердо решил пойти к заливу. Нужно найти белого человека. Нужно его выручить из беды, в которую он попал. Он, наверно, скрывается в лесах, окружающих залив, питается плодами с огородов туземцев, как я после моего бегства от племени занго. Нужно во что бы то ни стало привести его к этим добрым людям.

Лахо опять мне посоветовал не искать белого человека. Он боялся, чтобы со мной не случилась какая-нибудь беда. Если биляр занго меня поймают, то непременно изжарят и съедят. Так сказал Лахо.

— А биляр занго едят людей? — спросил я.

— Едят! — ответил Лахо.

И Габон подтвердил, что племя занго ест людей.

— А биляр бома? — спросил я скрепя сердце.

— И биляр бома съедают своих врагов, — ответил Габон.

Лахо мне объяснил, что оба племени — занго и бома — враждуют между собой, и иногда дело доходит до военных действий. Оба племени, когда поймают пленных, убивают и съедают их. А Габон добавил, что «дио гена» назад — десять лун, во время одного сражения, стрелки из племени занго взяли в плен двух раненых из племени бома, увели их с собой и съели. Но племя бома готовилось отомстить за это. В близком будущем племя бома нападет на племя занго, чтобы в свою очередь поймать двух человек своих врагов. И мы устроим «бурум-ау» — праздник с музыкой и танцами.

— И что же, вы их съедите? — спросил я сдавленным голосом.

— Хе-хо! Съедим! — подтвердил Лахо.

— Но это... это... очень нехорошо! — задыхаясь пробормотал я. — Убить человека и съесть его — это жестоко!

В ответ на мои слова Лахо расхохотался. Что-то зловещее появилось в выражении его глаз.

— Постой, сейчас я тебе что-то покажу, — сказал он и вышел.

— Куда он пошел? — спросил я старого Габона.

Старик пожал плечами и ничего не ответил.

Минут через десять Лахо вернулся, улыбаясь, со сверкающими глазами. На груди у него висели пять человеческих нижних челюстей на веревке.

— Смотри, — гордо сказал он, выпячивая грудь, чтобы лучше были видны челюсти. — Это челюсти наших врагов из племени занго. Я их убил. Тогда наше племя выбрало меня вождем.

— И вы их съели? — с трудом выговорил я. В горле у меня пересохло. Язык не поворачивался.

Лахо утвердительно кивнул головой. Его громадные серьги грозно закачались.

Я весь похолодел. Значит, эти дикари были людоедами! Как это может быть? Они выглядели такими кроткими, даже пугливыми! Мне ужасно хотелось их спросить, едят ли они тоже и белых людей, но не решился.

— Уин-уин — очень нехорошо, — промолвил я.

Лахо с удивлением посмотрел на меня. Потом пояснил, что они ели своих врагов только во время войны. Съедали и убитых, и пленных. Вот почему во время войны никто не сдается живым враждебному племени.

II

Юноша, убивший собаку, принес большое деревянное блюдо, полное жареного мяса. Туземцы жарят мясо особенным способом: куски его они заворачивают в листья дынного дерева и зарывают в жар. Мясо хорошо зажаривается, не пачкается пеплом и становится мягким, благодаря дынным листьям.

— Это мясо какого животного? — спросил я.

— Пакеги видел, что я убил на его глазах собаку, — ответил немного обиженный юноша.

Мясо по вкусу не отличалось ничем от любого другого мяса. Если бы я не знал, что оно собачье, и если бы мне сказали, что это молодая говядина, я бы поверил. Лахо и Габон ели с большой охотой. Я предпочел ямс, но ел и мясо. Собачье мясо — велика важность! Ведь не человеческое...

Пока мы ели, молодой человек сидел молча на нарах спиной к нам. Потом он взял пустое блюдо и ушел. Лахо скрутил толстую сигарету, зажег от костра, затянулся несколько раз и передал ее Габону. И тот затянулся раза два и протянул мне цигарку. Но я отказался.

— Что же, пойдешь искать белого человека? — спросил меня Лахо.

— Завтра же, — ответил я.

Лахо встал с нар, сказал «тауо-ала» и ушел.

Габон взял несколько недогоревших головней и положил их под нары. После этого он лег как раз над огнем, а я устроился на другом конце нар. Ночью Габон вставал несколько раз, чтобы подбросить дров. Видимо, ему было холодно.

В горах, высоко над уровнем моря, ночи холоднее, чем на берегу моря. Но для меня, человека севера, они были жаркие. Я привык к нашим холодным, снежным зимам, и ночные «морозы» здесь казались мне легкой прохладой. Притом я был одет, а Габон гол. «Но почему старый туземец не ушел домой. Почему он остался ночевать в моей хижине? Наверно, чтобы сторожить меня, — подумал я. — Боится, чтобы я не сбежал к племени занго...»

На другое утро Лахо рано вызвал меня. Солнце только что взошло. Из лесу доносилось разноголосое пение птиц. Воздух был свеж, дышалось легко. Лахо повел меня по тропинке через лес. Мы пришли в село. Перед хижинами горели небольшие костры. Женщины чистили бататы, пекли лепешки из теста, замешенного из плодов хлебных деревьев, варили в горшках ямс. Лахо подвел меня к одной из хижин и крикнул:

— Сабо, каа ну!

На пороге показалась смуглая девушка с огромными серьгами в ушах.

— Нравится тебе? — спросил меня Лахо. — Если хочешь, она станет твоей сахе (женой). Я говорил с ней, она согласна.

— Моей сахе? — воскликнул я в изумлении.

Я глянул на девушку — она засмеялась и скрылась в хижине.

— Желаешь? — спросил меня Лахо.

Я отрицательно покачал головой:

— Нет, не хочу.

Он подвел меня к другой хижине и крикнул:

— Арена, каа ну!

На пороге показалась другая девушка — Арена. Она улыбнулась, ее белые зубы блеснули на солнце. На шее у нее было два ожерелья, в ушах подрагивали черные серьги из крупных зерен какого-то плода. Она нарядилась, словно на свадьбу. Очевидно, Лахо уже успел ее предупредить.