Ночной Орел (сб. ил. Л.Фалина) - Ломм Александр Иозефович (читать книги онлайн регистрации .txt) 📗
— Вы преувеличиваете, доктор. В таком случае, я никогда бы не полетел!
— Бросьте скромничать, пан Кожин! Вы уже совершили полет, и это достаточно ясно свидетельствует о ваших личных качествах…
33
После удачного эксперимента по “взвешиванию сна” для Коринты началась главная работа.
Все обязанности по обслуживанию Кожина пришлось взвалить на Влаха. Лесник безропотно выполнял эти нелегкие обязанности: готовил, стирал, ездил в отдаленные деревни за покупками. Но, по-видимому, он не считал все это слишком тяжелым и поэтому вызвался еще дежурить вместо Коринты по ночам у кровати-весов.
Опыт по “взвешиванию сна” пришлось повторить несколько раз, чтобы получить абсолютно точные данные. Это сильно приблизило Коринту к разгадке причин необыкновенного явления.
Свой метод работы Коринта называл “военно-полевым”. Ведь у него не было ни самой простенькой лаборатории, ни измерительных приборов, ни подопытных животных. Он лишен был даже такой элементарной возможности, как химический анализ крови. Поэтому приходилось довольствоваться лишь теми данными, которые удавалось выжать из кровати-весов. Все остальное заменили уже имевшиеся знания и опыт плюс интуиция и логика, ну, и плюс еще математические вычисления. Коринта ежедневно исписывал вороха бумаги, подолгу мерил шагами тесную комнатенку сторожки, совсем забывал о необходимости есть и спать.
Влах смотрел на его бледное, осунувшееся лицо с большими обвисшими усами и сокрушенно качал головой:
— Надо же так изводить себя!..
Впрочем, лесник понимал, что надо, и поэтому добровольно превратился в няньку и для врача, и для его пациента. Без его постоянных забот они вряд ли сумели бы добиться в своей работе толку.
Здоровье Кожина быстро шло на поправку. Он уже пробовал ходить по чердаку и каждое утро занимался зарядкой.
Коринта относился к этому с двойственным чувством. С одной стороны, он радовался быстрому выздоровлению Кожина, так как хотел проделать над ним еще один важный опыт, для которого Кожин должен был быть абсолютно здоровым. Но, с другой стороны, он страшно боялся, что советский майор, узнав, что Кожин выздоровел, немедленно его потребует к себе.
Скрыть от начальства истинное положение вещей было трудно, так как Влах по поручению майора каждую неделю отправлял со связным коротенькую сводку о ходе лечения. Коринта пытался воздействовать на Влаха, но тот не поддавался.
— Ну зачем ты пишешь “уже может ходить”? Разве он ходит? Он едва ковыляет, держась за стропила, — возмущенно говорил Коринта, наблюдая, как Влах составляет очередную сводку.
— Да ведь ежели ковыляет, то это и значит “уже может ходить”! Не могу же я написать, что он все еще пластом лежит! — оправдывался Влах и от растерянности ляпал на записку чернильные кляксы.
— А ты напиши “пытается ходить”. Так и правдивее и лучше!
— Пожалуй, верно…
Немало беспокоило Коринту и то обстоятельство, что “отпуск” его тоже близился к концу. Больше одного месяца ему никак нельзя было отсутствовать. Что, если Майер в чем-нибудь запутается и примется разыскивать Коринту в Праге?.. А еще хуже, если обер-лейтенанту Крафту взбредет в голову навестить главврача в больнице. На днях обер-лейтенант проходил с тремя солдатами мимо сторожки (видно, все еще надеется найти в лесу таинственный бесшумный снаряд!) и увидел во дворе Коринту. Доктор не заметил, как подошли немцы, и не успел поэтому спрятаться. Правда, Крафт лишь приветливо козырнул ему и прошел мимо. Но ведь он может зайти в больницу и узнать, что Коринте полагается быть в Праге, а не в лесной сторожке!..
Коринта поделился своими опасениями с Кожиным.
— Скверное дело, — сказал сержант. — Надо быть начеку. А еще лучше поскорее уходить отсюда. Засиделись! Боюсь, как бы мы не подвели Влаха за его доброту. Я уже немного хожу. А по поводу моего приземления в вашем лесу придется положиться на эксперимент с кроватью-весами. Больше мы все равно ничего уже не успеем сделать. Поверит майор этому факту — хорошо, не поверит — пусть отправляет на Большую землю. Там обязательно проверят наш эксперимент и во всем разберутся…
— Не беспокойтесь, пан Кожин, мы успеем проделать еще один эксперимент — с прыжком. Вы должны хоть частично восстановить свои летные способности. Это будет более веским доказательством вашей невиновности, чем эксперимент по “взвешиванию сна”.
— Вы думаете, мне снова удастся полететь?.. Хотелось бы, доктор, но боюсь, что это уже… фантастика.
Эти слова полоснули Коринту по сердцу, словно острый нож. Всегда сдержанный и мягкий, он вдруг яростно закричал на Кожина:
— Что фантастика? Какая фантастика?! Может быть, ваше приземление с нераскрывшимся парашютом не факт? Может, ваш полет за сорок километров не факт? Может, и весы наши наврали?! Боже мой, какая косность! И это говорит человек, которого природа сверх всякой меры одарила такой изумительной способностью!.. Стыдитесь, пан сержант! Вы можете летать. Понятно вам это или нет? И вы будете летать. Вам не придется с позором покидать поле боя и где-то в тылу доказывать свою невиновность. Вы вернетесь в свой отряд и будете с воздуха бить фашистов! Один прыжок с крыши — и вы сами убедитесь в этом. Но помните, в этом деле психика решает все. Малейшая неуверенность в себе, малейшее сомнение, — и вы снова будете прикованы к земле.
Но на Кожина эта вспышка гнева не подействовала. Он нахмурился и, глядя в сторону, сказал:
— Не сердитесь, доктор. Я ведь почему так говорю? У нас считанные дни остались. Обидно будет, если провалимся. Вот ведь в чем тут дело. А про психику вы зря. Скажу вам честно: я даже слишком уверен, что могу летать…
— Слишком? Что это значит?
— А вот что. У меня тут назрел один щекотливый вопрос. Я не заговаривал об этом, потому что не хотел вам мешать. Но теперь об этом нужно поговорить. Мы с вами зашли слишком далеко. А ведь может получиться, что мы зрящее дело затеяли.
— Что за вопрос? Говорите!
Кожин в упор глянул доктору в глаза и медленно произнес:
— Я видел во сне, как люди с презрением отворачиваются от меня за то, что я умею летать. Я казался им чудовищем! Боюсь, что и в действительности я буду вызывать у людей только отвращение…
Коринта рассмеялся.
— Ох и напугали же вы меня, пан Кожин! Я ожидал черт знает каких ужасов. А эти ваши сомнения — чистейшая чепуха! Поверьте мне и выбросьте все это из головы. Я уже говорил вам, что свободный полет — это новый шаг к совершенству, это дальнейшее развитие естественных свойств организма.
— Естественных? Но чем вы можете доказать, что они естественные, а не… уродливые?
— Доказать, что в этом нет ни малейшей патологии, я, конечно, еще не могу. У меня есть только факты предварительных наблюдений и некая рабочая гипотеза. Впрочем, я уверен, что в своей основе эта рабочая гипотеза правильна… Сядьте, пан Кожин, я изложу вам все свои догадки и предположения…
34
Два часа подряд доктор Коринта излагал свою рабочую гипотезу о сущности процессов, позволяющих человеку преодолевать силу земного притяжения, а Кожин слушал его с напряженным вниманием и интересом.
Многое из того, что говорил Коринта, шло вразрез с установившимися научными представлениями, многое звучало почти абсурдно. Перед ученой аудиторией доктор не рискнул бы выступить с такими сомнительными утверждениями. Но его единственный слушатель был настолько не искушен в науке, что перед ним можно было дать полную свободу не только научной мысли, но и воображению. Впрочем, цель этого доклада была не в том, чтобы передать Кожину новые научные истины, а в том, чтобы уничтожить в душе Кожина остатки сомнений и колебаний.
Биологические антигравитационные процессы доктор Коринта приписывал особым ферментам, которые условно назвал антигравами. От этого он и оттолкнулся.
Ферменты еще недостаточно изучены. Наука допускает существование многих до сих пор не обнаруженных ферментов с самыми удивительными свойствами. Ферменты даже в ничтожных количествах способны ускорять в организме сложные химические процессы и несут по группам свою специфическую нагрузку.
