Коллекция геолога Картье - Рыкачев Яков Семенович (чтение книг TXT) 📗
— Что? Что с вами?
Но тот, видимо, уже опамятовался, только в глазах его как бы застыл страх.
— Нет, нет… это же невозможно…
Он вдруг по-детски глубоко всхлипнул, отвел от себя руки Брокара, резко повернулся и неестественно-твердым шагом вышел из кабины.
Тотчас же кабина наполнилась смутным говором многих голосов, похожих на пчелиное жужжание.
— Что с ним такое?
— Что это было?
— Видели, как он побледнел?
— Слышали, как он вскрикнул?
— Это вон из-за той девушки!
— Какой девушки? Что вы говорите?
— Что за ерунда, при чем тут девушка?
— А я вам говорю при чем!..
Многие пассажиры сошли со своих мест и, не решаясь подойти вплотную к креслу, где сидела Клод, образовали около нее и Стампа неширокий полукруг. Особенно любопытствовали две кинозвезды, они все ближе подбирались к Клод. А девушка, склонив светловолосую голову, вся сотрясалась от рыданий, не слушая бессмысленных слов утешения, которые расточал ей Брокар. И тут Стамп, встав во весь рост, с искаженным от злости лицом громко крикнул на всю кабину:
— Прошу всех отойти прочь, здесь не театр! — Он повернулся к Брокару: — И ты, ты тоже отойди, утешитель!..
Затем он ухватил Клод сильной рукой за запястье и властно сквозь зубы произнес.
— Перестань! Слышишь, тотчас же перестань!
Еще несколько истерических всхлипов, и девушка умолкла, рыдания перешли в тихий плач. Все уселись на свои места, в кабине водворилась тишина, но чувствовалось, что напряжение, не получив разрядки, лишь обрело новую форму. Люди затаились и время от времени бросали косые взгляды в ту сторону, где сидела юная виновница переполоха.
Клод уже не плакала, и Брокар слышал, как она тихо, с болезненным надрывом говорила Стампу:
— Дядя Альбер, ты сердишься на меня, а ведь это уже третий раз, что при взгляде на меня человека охватывает такой ужас… Помнишь, тогда в «Одеоне» и потом, когда я была одна, в музее восковых фигур… Что же такое в моем лице, что люди так пугаются?.. Ну, скажи же, дядя Альбер, почему ты молчишь?..
— Все это глупости, — хмуро отозвался Стамп. — Мало ли сумасшедших на свете!..
— Нет, нет, тут что-то кроется… — только не знаю что… — горестно прошептала Клод.
Через пять часов полета лайнер совершил посадку в Вашингтоне.
20. В СЕКРЕТНОМ УЧРЕЖДЕНИИ
Заняв, по указанию Стампа, двойной номер в «Потомаке» — одном из лучших отелей Вашингтона, — Брокар в течение трех дней оказался полностью предоставлен самому себе. За это время он осмотрел город, который, впрочем, не пришелся ему, старому парижанину, по душе, и значительно пополнил свой гардероб. А наутро четвертого дня к нему в номер постучали.
— Войдите!
На пороге стоял человек лет сорока, приземистый, широкоплечий, с большим плоским лицом, бесцветными глазами и черными, вразлет усами.
— Мистер Брокар? — сказал он вопросительно.
— Да, я мистер Брокар. Что вам угодно?
Человек, не снимая шляпы, подошел к Брокару и бесцеремонно ткнул ему в глаза бумажонку, удостоверяющую его личность.
— Понятно? — спросил он, чуть усмехнувшись.
— Понятно.
На бумажонке было проставлено название одного зловещего учреждения, хорошо известного во всем мире.
— Следуйте за мной, приятель, на некотором расстоянии. Будто вы сами по себе, а я сам по себе. Понятно?
— Понятно…
Брокар потянулся к телефону, чтобы позвонить Стампу, но на трубку легла тяжелая рука усатого посетителя.
— Пошли, приятель!
Конечно, это был совсем не тот прием, на какой рассчитывал Брокар, перелетая океан на великолепном лайнере. Но он решил ничему не удивляться и покорно последовал за усатым, соблюдая дистанцию в несколько шагов. Минут через двадцать они очутились в небольшой улочке, перед невзрачным, трехэтажным кирпичным домом с одной-единственной дверью. Усатый, впервые оглянувшись на Брокара, шедшего позади, подмигнул ему и вошел в эту дверь. Брокар последовал за ним.
И вот он сидит в мягком, приятно пружинящем кресле в небольшой, уютно обставленной комнате без окон, ярко освещенной скрытыми лампами дневного света. Перед ним человек лет тридцати, с умным холеным лицом, изысканно одетый. Он глядит на Брокара с милой, благожелательной улыбкой.
— Потрудитесь назвать ваше имя, — говорит он любезно, как если бы его свела с Брокаром случайная встреча в вагонном купе или пароходной каюте.
— Почему я должен отвечать на ваши вопросы? — Брокар решил держаться твердо и независимо. — Кто вы такой?
— Называйте меня мистер Хеллс. А задавать вопросы и любым способом получать на них ответы — это, простите, специальность нашего учреждения.
— Вам мое имя известно.
— Я имею в виду ваше н а с т о я щ е е имя.
— У меня есть только одно имя, доставшееся мне от моих предков, — с достоинством сказал Брокар, — и оно не составляет для вас секрета. Если же этого требует форма, извольте: Эмиль Проспер Брокар, уроженец города Руана.
— Понимаю. Значит, это и есть ваша н а с т о я щ а я фамилия. Ну, а другие ваши фамилии? Ведь люди из преступного мира имеют обычно две-три фамилии, а то и больше. Разве не так?..
— Должен признаться, — сказал Брокар, чувствуя себя под защитой ораторского дара депутата оппозиции Кулона, — должен признаться, мистер Хеллс, что ваша благоприличная внешность ввела меня в заблуждение. Вы, оказывается, наглый клеветник!
— Ну, зачем же так резко? — невозмутимо улыбнулся мистер Хеллс. — Разве я не прав? Не станете же вы отрицать, что принадлежите к подонкам Парижа и всю жизнь занимались темными делами? Мы имеем о вас сведения от французской полиции…
Мистер Хеллс извлек из кармана вчетверо сложенный документ и развернул его.
— Вот послушайте: «Эмиль Проспер Брокар, рождения 1915 года, прослушал в Сорбонне четыре семестра по геологии, окончил с отличием фармацевтический факультет Парижского университета…» Как прекрасно начинали вы вашу жизнь, Брокар! Говорят, вы были очень способным молодым ученым!.. Но пойдем дальше: «Некогда совладелец фармацевтической фирмы; ныне промышляет изготовлением сомнительных косметических средств и лекарственных снадобий, в том числе небезвредных для здоровья; сбывает их у себя на дому, налогов не платит, за что неоднократно привлекался к суду. Берется и за всякие иные подозрительные дела, неразборчив в средствах. Доходы его невелики и непостоянны. Склонен к распутству. Характер замкнутый, мрачно-мечтательный, азартный. Неглуп, образован, свободно владеет английским языком, но человек во всех отношениях запущенный. Являет собой странный контраст между личными возможностями и жизненной судьбой…» Все, Брокар! Метко сказано, а?
— Если вы считаете, что живого человека можно уложить в слова?, то верно — не без меткости. Но я подозреваю, что последние несколько фраз принадлежат не французской полиции.
— А кому же?
— Некоему сомнительному джентльмену, по фамилии Стамп.
— Как вы сказали?..
— Возможно, у него несколько фамилий, — хладнокровно заметил Брокар, — и вам он известен под другой.
— Очко в вашу пользу! — рассмеялся мистер Хеллс. — Что же, если вам это неприятно, Брокар, не будем больше возвращаться к вашему безотрадному прошлому. Начнем теперь с того счастливого дня, когда вам неведомым образом удалось выкрасть драгоценную для нас рукопись, написанную неведомым геологом.
— Я не выкрал эту рукопись, — просто сказал Брокар, — я ее р а з д о б ы л. Во всяком случае, ее автор мертв, и на земле нет человека, который мог бы предъявить на нее права. Это моя собственность.
— А чем вы докажете, что автора рукописи действительно нет в живых?
— Я не стану доказывать. Достаточно того, что мне это твердо известно. Но будь он даже жив, вам все равно удобнее иметь дело со мной.
— Мы тоже так полагаем, Брокар, — с явным расположением сказал мистер Хеллс. — Судя по предисловию, которое мы изъяли из рукописи, он не то коммунист, не то крайне левый…
