Визит «Джалиты» - Азов Марк (лучшие бесплатные книги TXT) 📗

— Не мы, а вы.

— Выполняйте, поручик!

Ружицкий, пригибаясь, побежал через парк. Ему вовсе не улыбалось напороться на засаду Нет уж! Скорей к лошадям — и подальше от этого гиблого места!..

В беседке, увитой граммофончиками, Тихомирова спешила закончить свой разговор с Дубцовым.

— У нас мало времени, господин Дубцов. Пока врач копается в историях болезни, я должна передать вам инструкции. Людям, которые будут приходить из лесу, передадите оружие и взрывчатку. Продовольствие тоже должно рассосаться по воровским притонам и спекулянтским тайникам. Голод и террор вызовут панику и спекулянтский бум, приучат население к мысли, что большевики не способны управлять страной. Вот тогда-то мы и выступим открыто.

— А пароли для людей, которые придут из леса? — спросил Дубцов.

— Те же, что и для нас: «Крымский воздух целителей, не правда ли?» — «Да. Но в груди теснит».

Больше говорить было не о чём, Тихомирова встала.

«Где же Гарбузенко? — встревожился Дубцов. — Я же оставил полотенце!»

Надо было потянуть время.

— Пароли, несомненно, вашего сочинений, — улыбнулся он. — Только дама могла додуматься.

— А я и есть дама. Хотя держала призы за выездку и стрельбу.

— Да-да! Я о вас в «Ниве» читал. «Дама-амазонка». Ходили слухи, что вы переодетый мужчина. Теперь бы я этого не сказал.

Послышался шелест опавших листков, шум раздвигаемых кустов, быстрые шаги.

«Наконец-то!» — обрадовался Дубцов.

Но это был не Гарбузенко. За клумбами среди засохших табаков мелькнули фигуры Гурова и однорукого… Как-то вдруг опустело в груди — это всегда бывало с Дубцовым в минуты смертельной опасности. Что делать, если они при Тихомировой начнут выяснять с ним отношения?

— Уходите, — быстро сказал Дубцов, — мне не нравятся эти люди. Я их возьму на себя.

Он встал и вышел из беседки на дорожку, навстречу Гурову и однорукому. А Тихомирова — она оказалась не из трусливых — решила прикрыть Дубцова и, скрываясь за граммофончиками, стала заходить в спину приближающимся людям, на ходу вынимая наган из кобуры. Однорукий и Гуров одновременно выхватили оружие, бросились к Дубцову:

— Попался, сволочь!..

За их спинами Вильям Владимирович увидел Тихомирову с наганом.

— Чекисты! — крикнул он ей.

Тихомирова чётко, как в тире, дважды выстрелила с руки: однорукий упал ничком к ногам Дубцова, Гуров опрокинулся на спину, его шляпа откатилась к Тихомировой. Тихомирова отшвырнула шляпу ногой и побежала через парк к своей пролётке. Пролётка уже была видна в конце аллеи, но Тихомирова резко замедлила бег. Она увидела, что Ружицкий стоит с поднятыми руками и вооружённые люди вынимают из карманов его шинели гранаты. Тихомирова пристроила наган в сгибе руки и постаралась успокоить дыхание, чтобы стрелять наверняка: по патрону на человека… Вдруг что-то огненное и живое метнулось ей под ноги.

— Ой! — Тихомирова взвизгнула, как и полагается женщине. — Собака!

Это была Веста…

Выстрелить в собаку Тихомирова не успела. Дубцов догнал и стал выворачивать наган из её рук. Тихомирова впилась зубами в руку Дубцова. Подбежавший Гарбузенко с трудом оттащил её от Вильяма Владимировича.

— Ну что вы цапаетесь? — укорял он её при этом. — Вы же культурная женщина. Берите пример с собаки. Она вас цапала? Нет. И между прочим, не стреляла в санатории.

— Ей простительно, — вступился за Тихомирову Дубцов, — она убила двух злейших врагов Советской власти.

Тихомирова забилась в истерике, пытаясь плюнуть в лицо Дубцову.

— Плюёте вы не так метко, как стреляете, — сказал Дубцов и, пожав руку Гарбузенко, направился к крыльцу санатория.

Он не успел остыть, но уже понимал, что каждый шаг отдаляет его от прошлого, где было два Дубцова: Дубцов — царский офицер и Дубцов — большевик-подпольщик, Дубцов — офицер белой контрразведки и Дубцов — разведчик Красной Армии, — а теперь остаётся один Дубцов, которого ждёт мирное море, географические исследования и вот эта испуганная Маша на крыльце санатория…

Мария придерживала спиной дверь, чтобы дети не высыпали на крыльцо. Ведь в парке санатория шла война, два раза даже стреляли. Папки с историями болезни она по-прежнему держала в руках, не зная, кто же теперь представитель новой власти, — Тихомирову арестовали при ней.

Дети во всём этом разобрались раньше Марии Станиславовны: Гриша растолковал Коле, Коля — Рае, а уж Рая всем остальным.

Выходило, что главным большевистским комиссаром оказался Дубцов!..

Но все эти вопросы мигом выветрились из головы Марии, когда Дубцов взбежал к ней на крыльцо.

— Это не в вас стреляли, Виля? — только и спросила она. — Поклянитесь, что не в вас!

Дубцов засмеялся:

— Как видите, не в меня. Успокойтесь и выпустите детей. Все уже позади. Мне осталось выполнить только одно поручение. Печальное, к сожалению. Но зато последнее. Последнее! — повторил он и побежал в сторону пансиона. — Я сейчас же вернусь!

ПОСЛЕДНЕЕ ПОРУЧЕНИЕ

Во дворе пансиона стоял автомобиль, на котором раньше ездил Дубцов, и зелёный грузовик. В кузов грузовика под прицелом «гочкиса» бодро прыгали все «больные». Рядом рыдала мадам-капитан.

— Я их жалела, думала — больные люди.

— Вылечим, — заверял её Гарбузенко, — раз и навсегда. После нашего лечения их ни одна хвороба не возьмёт.

Грузовик с арестованными выруливал к воротам, и Гарбузенко усаживался в автомобиль, когда в пансионе появился Дубцов.

— Вильям Владимирович! — обрадовался ему Гарбузенко. — Хорошо, что вы пришли. Портфельчик заберите свой… тот, что в машине оставили, — он протянул Дубцову его лакированный портфель. — Кстати, газетку, если не жалко, подарите мне. На память.

— Какую газетку?

— Где пишется про ограбление гохрана в Новороссийске. Вы ещё Гурову давали почитать.

— Но вы же к тому Гарбузу не имеете никакого отношения.

Гарбузенко обиделся:

— Як це не имею? А кто ликвидировал ту банду?!

Дубцов вынул из портфеля газету и молча отдал Гарбузенко. Он не был расположен шутить. Разговор, который ему предстоял, был не из весёлых.

В гостиной пансиона среди вспоротых кресел и выпотрошенных во время обыска диванов сидела мадам-капитан. «Перевоплощение» Дубцова её нисколько не удивило. После предварительного допроса она поняла, что у красных здесь был свой.

— Значит, теперь вы меня будете допрашивать? — спросила она, когда Дубцов вошёл в гостиную.

— Нет. Это дело личное, Настасья Петровна. К сожалению, не могу больше скрывать.

Дубцов достал из кармана пальто медную флягу-манерку, которую Райко Христов вёз из Константинополя на «Джалите», отвинтил крышку и вынул свёрнутое трубочкой предсмертное письмо капитана «Спинозы» к жене:

«Милая Настенька!»

Настасья Петровна читала, и её глаза наполнялись слезами.

«Не вини ты меня, ради бога! Вини их. Ты знаешь, кого…»

— Ва-а-сень-ка-а-а!.. — Она обхватила руками голову. — Я же сама тебя убила, родненький, своей рукой!..

Дубцов налил ей воды из остывшего самовара, но она не заметила протянутой ей чашки — перед глазами то расплывались, то прояснялись строчки письма:

«…Впутали в бесчестное дело: принуждали вывозить из Крыма продовольствие… А в России дети пухнут с голоду… продовольствия… на борту не оказалось… не докажешь, что ты ж украл…»

Она схватила руку Дубцова, державшую чашку с водой:

— Вильям Владимирович! Вы же его знали… Васеньку. То был святой человек. Другой на меня не захотел бы и плюнуть, а он в порту подобрал и всю жизнь на меня молился… Солнышко!.. Он бы меня простил. Я же не знала, что за продукты тут прячет Гуров, Васенька! — Она вновь забилась в рыданиях, будто стараясь докричаться до своего капитана, зарытого на православном кладбище в турецком городе. — Я ж для тебя старалась, меняла продукты на золото. Нам же на чужбине предстояло жи-и-ть!

«…Единственный, кто нас рассудит, — это тот никелированный револьвер, который я тебе, Настенька, не велел трогать… Он нас с тобой, родненькая, разлучит. Теперь уж навсегда…»