Бермудский Треугольник (СИ) - Казанцев Геннадий Николаевич (книги бесплатно без регистрации .txt) 📗
— Ваш сосед не типичный представитель, товарищ Поскотин! Отдельные деграданты не могут бросить тень на рабочий класс!
— С типичными, товарищ полковник, ещё хуже. Работают из рук вон плохо, а зарабатывают больше учёных с инженерами. Да и с каждым разом пролетариев всё меньше становится. На пороге сплошная автоматизация. Без высшего образования никуда, разве только снова по деревьям разбежаться. А получил высшее образование, — изволь покинуть ряды передового класса и записаться в гнилую интеллигенцию. Но, как ни раз говорил товарищ Ленин, интеллигенция — это, я извиняюсь, говно нации! И как нам с подобным дерьмом светлое будущее строить? Главное — как это противоречие разрешить?
— Хм… — в замешательстве произнёс преподаватель. — Всё, что вы сказали, конечно, бред, но некоторые нюансы всё же имеют место быть.
— А вот ещё, Сайруддин Сайфутдинович, — не давая опомниться полковнику, затараторил слушатель, — человек, который сидел в тюрьме, работал на «Шарикоподшипнике», знает три языка, по выходным играет в самодеятельном театре, а в будни работает сторожем на стройке. Он пролетарий или интеллигент?
— Он деклассированный элемент, товарищ майор!
— Никак нет, товарищ полковник! Согласно определению, пролетариат, это…
— Давайте всё же отталкиваться от классического определения, а не от ваших домыслов! — недовольно прервал дотошного слушателя полковник.
— Извольте! Вот, смотрим, страница… страница… — Герман судорожно листал словарь латинских терминов и выражений, услужливо подсунутый ему Вениамином, — А! Вот, нашёл! Читаем, пролетарий, с латинского — «пролетариус»… та-а-ак… «производящий потомство», не то!.. Дальше… отпрыск, дитя, опять не то!.. А, вот: мужской половой орган… яички… — съезжая на шёпот, закончил цитирование обескураженный Поскотин.
— Вы издеваетесь?!!
— Да нет же, смотрите сами!
Слушатели уже давились от смеха. Веничка дёргался в конвульсиях, перемежая судорожные гримасы детскими всхлипываниями. Наконец, не выдержал полковник Бекмамбетов. Он широко улыбнулся, откашлялся в кулак и, стараясь быть серьёзным, промолвил: «Если бы нечто подобное, товарищ майор, вы произнесли в Пекине или, на худой случай, в Урумчи, вас бы давно повесили за „пролетариус“ на Великой Китайской стене». Полковник Бекмамбетов в прошлой жизни был нелегалом и служил управляющим скотобазой в Кульдже Синьцзян-Уйгурского автономного района, в котором недавние братья по вере развёртывали свои первые баллистические ракеты «Дун-1» и «Дун-2». Дождавшись, когда новая волна веселья, вызванная его ремаркой, успокоится, полковник предложил Поскотину оформить свои мысли отдельным рефератом и защитить его в установленном порядке.
Самоподготовка
После обеда началась самоподготовка. В ожидании секретчиков в классной комнате дремали полтора десятка разморённых обедом офицеров. Старшина группы Олег Калошин в третий раз зычным голосом запрашивал желающих сходить в Большой театр на «Пиковую даму». Слушатели стыдливо прятали глаза, не желая обременять себя встречей с прекрасным. Калошин с надеждой посмотрел на Поскотина. Перехватив его умоляющий взгляд, Герман возмутился:
— Почему опять я?
— Ладно, не хочешь — не надо! Но ты подумай!.. — не теряя надежду, посоветовал старшина.
Капитан Калошин был образцовым советским офицером. Высокого роста, крепко сложенный атлет с открытым и приветливым русским лицом, он всем своим видом излучал уверенность, спокойствие и доброжелательность. Олег был капитаном курса по волейболу, полузащитником в футболе, а на борцовском ковре ему не было равных. Однако всякое соприкосновение с искусством вызывало в нём чувство растерянности. Он не понимал, зачем в балете сучат ногами и прыгают на манер африканских страусов, почему в опере надо смотреть на заплывших жиром тёток, вопящих громче его соседки-алкоголички. В не меньшее уныние его приводила живопись и симфоническая музыка. А однажды, листая журнал «Огонёк», он узрел в одной из женщин на репродукции Рубенса «Три грации» несомненное сходство со свой женой, которую тут же пригласил на опознание, после чего неделю спал на раскладушке в коридоре.
— Ну, Герочка, ты подумал?.. Может, всё-таки пойдёшь?! — сделал ещё одну попытку Калошин.
— Олег, сколько можно! На передвижников ходил, на концерт органной музыки ходил, даже на вечер поэзии, будь он неладен! Отдай билеты Намёткину, пусть супругу в свет выведет! Он её который день взаперти держит.
К разговору немедленно подключился обиженный староста группы капитан Намёткин. Сначала он минуту испытующе смотрел на Германа. Взгляд у старосты был тяжёлым. Его глаза были обрамлены мрачными тенями, какие раньше наводили артисты, исполняющие роли мерзавцев в дозвуковом кинематографе. Продолжая гипнотизировать, староста начал изливать на однокурсника потоки укоризны.
— Ты с головой дружишь? Моя жена в конце недели уезжает, а ты её в оперу пихаешь?! Да ей ещё кобылой по всей Москве скакать! Сервелат достать надо? Надо! Рыбу красную на Новый Год? А бананы? Ты хоть знаешь, что бананы только в Москве растут… вместе с киви и ананасами. А торт «Птичье молоко» урвать, а найти шампанское брют! За Уралом этого добра уж лет десять не сыскать! Если что и выкинут — вмиг такие очереди выстраиваются! Побольше, чем на митингах в поддержку Анджелы Дэвис. А ты — о-опера, о-опера! Возьми своего Веника, да идите вдвоём, раз вы такие утончённые!
Разгореться нарождающейся перепалке помешали секретчики, принёсшие два огромных облезлых чемодана с учебными пособиями и рабочими тетрадями. Герман встал в очередь. За пять минут секретные пособия под роспись в журнале учёта были выданы. Наконец, всё стихло. Будущие разведчики углубились в дебри «научной» контрразведки, готовясь к семинару по делу изменника Пеньковского.
Внимания к шпионской классике у Поскотина хватило минут на десять. В голову лезли непрошенные мысли. Привыкший к логическим построениям, он тяготился учёбой, в которой всё держалось на запоминании. Герман вышел в коридор покурить. «Как же было просто учиться на „физтехе“, — размышлял он, наслаждаясь болгарской сигаретой. — Вспомнить хотя бы комплексное исчисление или векторный анализ — это же песня! Логикой, словно крючком вяжешь, и одно за другим цепляется! А основы теории цепей?! Берём закон Кирхгофа, проходимся по узлам схемы, рассчитываем потенциалы, и всё! Напряжение, токи — всё на месте! И главное, запоминать ничего не надо. А тут Пеньковский! Где вербовали? Зачем вербовали? Как это можно запомнить?» А ещё, не забыть, — где он учился, любил ли женщин, что пил или не пил совсем? На последней мысли он споткнулся: «Интересно, а чем я лучше его?!» Поскотин снова пробежался по характеристике предателя и с ужасом отметил, что все, присущие ему пороки, в равной мере относятся и к нему! Следующая непрошенная мысль его буквально убила своей очевидностью: «С такими, как я, никакой Коммунизм не построишь!» Он лихорадочно перебирал в памяти имена людей, с кем эту стройку можно было бы завершить, но никого, кроме похожего на Сергея Есенина капитана Терентьева, припомнить не смог.
— Герман! — прозвучал над головой строгий голос.
Поскотин встрепенулся. Путешествуя по дебрям сумеречного сознания, он не заметил полковника Геворкяна, который стоял рядом и, кажется, не первый раз его окликал.
— Я, товарищ полковник!
— Ты о чём думаешь?
— О светлом будущем, Вазген Григорьевич!
— Святые угодники! И когда же ты перестанешь паясничать?! — всплеснул руками старый разведчик.
— Вазген Григорьевич, поверьте, я только о нём проклятом и думаю! — подчинённый изобразил скорбь. — Признаться, я так и не понял, товарищ полковник, как мы с вами сможем ужиться при нём?
— Герман!!!
— Нет, правда, Вазген Григорьевич, вы читали раннего Энгельса? Или, — стихи Маркса?
— Меня эти глупости не интересуют! — резко оборвал подчинённого полковник, не осознавая нелепость сказанного.
— А про Ленина читали, будто на заседании ВЦИК он признался, что, дескать, ему переспать с чужой женой — всё равно, что выпить стакан воды?!
