Маисовый колос - Эмар Густав (книги читать бесплатно без регистрации txt) 📗

— Не понимаю, чем я подал вашему превосходительству повод смеяться надо мной, — сказал сэр Вальтер, сильно раздосадованный, что его лесть, быть может, служившая выражением его искреннего мнения о Розасе, так дурно принята.

— Всем, сеньор европейский дипломат, всем, — с язвительной иронией ответил Розас.

— Но, сеньор...

— Выслушайте меня, сеньор Спринг. Все, что вы мне сейчас сообщили, было бы как нельзя более уместно в нашей печати и в беседе с народом,но никак не в донесении к лорду Пальмерстону, который по справедливости считается умнейшим человеком во всей Европе.

— Почему же, осмелюсь спросить ваше превосходительство?

— Сейчас я разъясню вам... Я указал вам все опасности, угрожающие в настоящее время моему правительству, т. е. миру и порядку в аргентинской конфедерации. Да?

— Да, ваше превосходительство.

— А знаете ли вы причину, побудившую меня войти перед вами в эти подробности?.. О, конечно, нет. Моя откровенность только поставила вас в тупик и так смутила, что вы даже не были в состоянии понять ее. Ну, я объясню вам и эту загадку. Я пустился в такие откровенности, потому что знаю, что наше свидание окончится новым отчетом, который вы сейчас же отправите своему правительству, а это-то именно мне и нужно.

— Это вам нужно?! — с крайним изумлением повторил сэр Вальтер Спринг, даже подскочив на месте, не будучи более в силах скрыть полной несостоятельности перед насмешливо улыбавшимся Розасом.

— Да, именно это, — подтвердил последний. — Я желаю, чтоб английское правительство знало о моем шатком положении от меня самого раньше, чем ему могут сообщить об этом мои враги, или по крайней мере, одновременно... Поняли теперь мою мысль? Какая мне польза скрывать от вашего правительства то, что не может быть скрыто и что оно все равно узнает через других? Вообще скрывают что-нибудь только из боязни, а я ничего не боюсь.

— Потому-то я и говорил вашему превосходительству, что с вашей властью...

— Оставьте, пожалуйста, мою власть в стороне, сеньор Спринг.

— Но если ваше превосходительство не имеете власти...

— Я имею ее, сеньор, — снова резко оборвал диктатор.

Тут уж сэр Вальтер, совершенно отчаявшись и на этот раз понять маневры своего собеседника, только и мог пробормотать:

— В таком случае, в чем же дело?

— В чем дело? Значит, опять нужны разъяснения? Согласитесь хоть с тем, что иметь власть и рассчитывать на эту власть, чтобы выйти из затруднительного положения — две вещи, ничего общего между собой не имеющие. Как вы полагаете, знает лорд Пальмерстон правила сложения и вычитания? Так неужели же вы воображаете, что он будет верить в возможность моего торжества над унитариями, если подсчитает число врагов аргентинской федерации и суммы, которыми они располагают, благодаря поддержке Франции? Разумеется, не поверит, если вы далее станете доказывать ему, что и у меня еще есть сила и власть. Дальше. Не можете же вы серьезно думать, чтобы у него осталась хоть малейшая охота поддерживать правительство, которое, по всей вероятности, просуществует не более нескольких месяцев, а то и недель? Предположим даже, что он и захотел бы оказать мне помощь против моих врагов, опирающихся на Францию, то не сделает это уже по одному тому, что тогда ему пришлось бы ссориться с Францией... Да, сеньор Спринг, я и раньше никогда не возлагал особенных надежд на помощь британского правительства в своей борьбе с Францией, а теперь, когда узнал, что это правительство получает от вас донесения, в которых вы фантазируете о моей власти, и совсем ни на что хорошее со стороны лорда Пальмерстона не рассчитываю.

— Но, сеньор генерал, чем же вы думаете победить унитариев, если не своей властью, не своими армиями и федералами? — спросил Спринг, тщетно стараясь добраться до настоящих мыслей Розаса, скрытых в напускаемом им тумане темных, загадочных и противоречивых фраз.

— Нет, сеньор посланник, я рассчитываю победить своих врагов или, верней, врагов федерации, при помощи их же самих, — спокойно выговорил Розас, устремляя инквизиторский взгляд на лицо посланника, чтобы узнать, какое впечатление произвело на последнего поднятие уголка таинственной завесы его загадочной диалектики.

— А!— воскликнул сэр Вальтер, вытаращив изумленные глаза, между тем как ум его, озаренный последней фразой Розаса, вдруг проник в ту глубину недомолвок, намеков и парадоксов, которые за минуту еще были для него совершенно темны, несмотря на всю его обычную проницательность, на знание дипломатических уловок и, наконец, даже на то, что он порядочно изучил характер и манеры диктатора.

— Да, унитарии должны быть побеждены при помощи их самих, — продолжал Розас. — Именно они и составляют мою главную армию, мою власть, мое неодолимое, наиболее опасное для моих противников могущество.

— Действительно, ваше превосходительство, вы открываете передо мной совершенно новый горизонт, существования которого я, признаюсь, даже и не подозревал! — откровенно сознался Спринг.

— Я это знал, — холодно сказал Розас, никогда не упускавший случая дать заметить другим их ошибки или неведение. — Унитариям недостает, — продолжал он, — да и всегда будет недоставать именно того, без чего у них никогда не может быть настоящей силы и могущества, несмотря на то, что их много и что у них хорошая поддержка. Между ними есть очень способные люди, они имеют на своей стороне лучших солдат республики, но у них нет общего центра; у них все приказывают, но никто не желает исполнять приказаний; они все стремятся к одной цели, но идут разными путями, поэтому никогда и не достигнут ее. Феррэ не повинуется Лавалю, потому что он губернатор провинции; Лаваль не повинуется Феррэ, потому что он генерал унитариев, или генерал-освободитель, как его называют. Лаваль нуждается в помощи Риверы, так как Ривера превосходно знает наш способ ведения войны, но Лаваль из самолюбия воображает, что обойдется и без него, а поэтому презирает Риверу. Последнему тоже нужно бы сообразовать свои действия с действиями Лаваля, потому что Лаваль начальник края, но он презирает его за то, что он не испанец. Люди пера, кабинетные ученые, как они себя называют, дают Лавалю советы; Лаваль и желал бы следовать их советам, но люди оружия, окружающие его, мешают ему в этом, потому что презирают тех, которые не принадлежат к армии. Лаваль, не умеющий заставлять повиноваться себе, слушает, что кричат его подчиненные, и, чтобы не вызывать их неудовольствия, ставит их в оппозицию к самой интеллигентной части своей партии. Все новые унитарии провинций заражены той же болезнью, той же манией величия; каждый из них, лишь только успеет провозгласить себя унитарием, уже мнит, что он министр, губернатор, начальник, но никто не желает быть ни солдатом, ни чиновником, ни простым гражданином... Так вот, видите, сеньор посланник ее величества королевы английской, когда имеешь дело с подобными врагами, нужно дать им время взаимно истребить друг друга. Это-то именно я и хочу сделать.

— Да, это превосходный план! — с неподдельным восхищением воскликнул сэр Вальтер, слушавший эту характеристику с громадным удовольствием.

— Позвольте, я еще не кончил, — флегматично проговорил диктатор. — Когда имеешь врагов, хотел я добавить, то оцениваешь их не по числу, а по достоинству каждой их части, каждой группы, каждого человека. Сравнивая эти части со своей собственной, так сказать, кооперацией, крепко сплоченной, в которой приказывает только один, а все остальные безусловно ему подчиняются, как руки голове, — невольно приходишь к заключению, что при столкновении тех отдельных частей с этим сплошным целым обязательно должно восторжествовать целое, хотя бы оно и казалось по своей массе меньше и слабее всех тех групп, вместе взятых... Теперь, надеюсь, вы поняли, как следует оценивать положение мое и моих противников?

Этот оригинальный план борьбы с врагами, развернутый Розасом, был результатом его глубокого изучения и знания как врагов, так и вообще людей. Именно это знание, приобретенное им в течение долгих лет публичной деятельности, и было в его руках тем страшным оружием, которое придавало ему такую власть и внушало такой страх.