Морская школа - Коковин Евгений Степанович (читать книги онлайн без txt) 📗
Я еще сильнее ощутил головокружение.
Поспешно набив коробки маслом, я выбежал из тоннеля. Вероятно, вид у меня был жалкий, потому что старший машинист спросил:
– Ты чего побледнел? Море бьет?.. Ну, беги скорее на палубу!
На палубе от свежего воздуха мне стало легче. Минут десять спустя подошел кочегар Матвеев, тоже сменившийся с вахты:
– Какова первая ходовая вахта? Пойдем умываться, да перекусить надо. Проголодался я здорово.
Качка так подействовала, что я не мог даже думать о еде. И тем удивительнее было смотреть, с каким аппетитом уничтожал обед кочегар Матвеев.
– Во время качки мне поесть только подавай, – намазывая хлеб маслом и ухмыляясь, сказал он. – Во время качки у меня аппетит двойной. И тебе советую есть побольше. Кто не ест, тот к морю никогда не привыкнет. Заставить себя нужно.
Он взял ломоть хлеба и густо посолил его:
– Вот для начала такой бутерброд съешь, а потом постепенно привыкнешь – все будешь употреблять.
На Илько качка совсем не действовала. Он отстоял свою вахту как ни в чем не бывало. Но к этому времени и я уже освоился с качкой.
Так началась наша морская жизнь.
Команда на «Октябре» была дружная. С такими моряками жилось весело, и вскоре я забыл о тех приключениях, о которых мы раньше так часто мечтали с Костей. Еще два дня назад мне казалось, что самые невероятные приключения начнутся сразу же, как только мы выйдем в море. Однако жизнь на «Октябре» шла обычно и даже однообразно. И пока мы шли в Мурманск, ничего выдающегося не случилось. Правда, утром на третьи сутки море накрыл туман. «Октябрь» шел замедленным ходом, и вахтенный матрос почти непрестанно бил в рынду. Звоном рынды он предупреждал суда, которые могли встретиться «Октябрю».
Вначале я, признаться, побаивался: а вдруг произойдет столкновение! Но ни одно судно нам не встретилось, и вообще все обошлось вполне благополучно.
«Октябрь» вошел в Кольский залив. Нас окружали высокие скалистые берега.
Пароход отдал якоря на рейде. После обеда мы на шлюпке отправились на берег, чтобы посмотреть портовый город Мурманск.
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
В МУРМАНСКЕ
Жизнь свою, пока еще небольшую, я прожил в Архангельске и никогда не видел других городов. Я читал названия далеких портов на кормах пароходов, и мальчишеское воображение рисовало мне просторные рейды, высокие причалы, десятки судов, стоящих под погрузкой, прямые пыльные улицы, уходящие от набережной к центру города.
Шагая по улицам Мурманска, я переживал какое-то совсем новое, еще не знакомое мне чувство. Раньше в своих играх мы «заходили» на кораблях в портовые города всех частей света. А тут был настоящий город, находящийся за много сотен миль от Архангельска, от речки Соломбалки, от нашей улицы, от старого погреба, где мы так любили играть. Это был первый настоящий порт на пути наших морских странствований.
Я чувствовал, что заканчивается детство, заканчиваются мальчишеские игры. Впереди была уже «взрослая» жизнь. Она манила в свои широкие просторы, открывая множество самых разнообразных дорог.
«Октябрь» увлек нас из Архангельска, но мы были на пароходе не пассажирами. Мы сами заставляли пароход двигаться – смазывали машину, запускали донки, питали водой котлы, шуровали в топки уголь.
Где, в какой стороне Архангельск? Где-то там далеко, на юго-востоке. Там осталось наше детство. Там мама, дед Максимыч, Костя Чижов, которого направили учеником на пароход «Канин».
Архангельск стоит на шестьдесят четвертой параллели. В конце октября морозы уже сковывают Северную Двину и навигация до мая там прекращается. А Мурманск значительно севернее Архангельска, он находится за Полярным кругом. И все-таки порт не замерзает, навигация продолжается круглый год.
– Это потому, что сюда подходит теплое течение, – поясняет Матвеев.
Он уже много раз бывал в Мурманске и теперь рассказывал нам все, что знал об этом молодом городе.
После бегства англо-американских интервентов город на некоторое время притих. Страшные следы иноземных пришельцев были видны всюду: в пепелищах на месте зданий, в разбитых причалах, в искалеченных корпусах судов.
Теперь порт постепенно начинал оживать. В Кольский залив то и дело входили пароходы и рыболовные боты. Слышались гудки, перестук судовых двигателей. Над причалами ветер гнал запах рыбы, машинного масла и отработанного пара.
На мачтах и флагштоках судов колыхались красные флаги. Встречались и флаги других стран – норвежские, шведские, голландские, английские.
На окраинах Мурманска многие жилища имели странный вид. Крохотные, высотой чуть побольше человеческого роста, эти жилища были собраны из досок, фанерных листов и старого кровельного железа. Населения в городе становилось все больше, а жить было негде. Но тут же неподалеку мы видели и поднимающиеся стены новых домов – в городе начиналось строительство.
Кроме рабочих, моряков, советских служащих, в Мурманске в те времена было немало и таких людей, которые спекулировали, занимались контрабандой – незаконно, тайком перевозили через границу из Норвегии и Финляндии шелка, костюмы, вина, сигареты.
Часто в городе устраивались облавы, в которых коммунисты и комсомольцы – рабочие и моряки – помогали чекистам и милиции вылавливать контрабандистов, спекулянтов и шпионов.
– Когда все наладится, Мурманск будет одним из лучших портов Советского Союза! – сказал Матвеев.
– А куда еще пойдет «Октябрь»? – спросил Илько, стараясь шагать в ногу с Матвеевым и заглядывая ему в глаза. – На Печору не пойдет?
– Говорили, что следующий рейс будет в Мезень, – ответил кочегар. – А потом на Новую Землю или на Печору. Еще неизвестно.
– Хорошо бы на Печору! – сказал Илько мечтательно. – Теперь там у нас хорошо, в тундре… Дима, ты хочешь к нам на Печору?
– Конечно, хочу. Я всюду хочу побывать. Вокруг Европы пойдем, на Черное море – в Одессу, Новороссийск, а может быть, потом еще дальше – на Дальний Восток…
Мечтая, я думал о том, какая большая наша Советская страна. Сколько морей, океанов, портов…
На свой пароход мы вернулись только к ужину. «Октябрь» уже был подведен к причалу. За кормой «Октября», у этого же причала, стоял английский пароход «Снэрк». На корме его под названием был обозначен порт приписки: Глазго.
Вечер был тихий и теплый. В кубрик идти не хотелось, и мы с Илько расположились ужинать на палубе, у трюмного люка. К нам присоединились Матвеев и еще два кочегара.
Залив чуть заметно рябил, отражая в бесчисленных отблесках низкое заполярное солнце. Вдоль берегов тянулись неширокие полосы безупречной глади – казалось, что вода застыла тут на веки вечные.
В вечернем воздухе плыл смешанный запах сырости скал и водорослей, смолы, тюленьего жира. Тишина обняла залив, корабли, причалы. Жизнь в порту словно замерла. Редко-редко на палубе какого-нибудь из пароходов появлялся человек и сразу же исчезал.
Ужинали мы молча. После вахты и прогулки по городу чувствовалась усталость.
Вокруг было очень тихо, и потому внезапный резкий металлический звук заставил всех нас поднять голову. Затем сразу же раздался продолжительный сыпучий шум, послышались всплески воды.
Матвеев вскочил и побежал на корму.
– Смотрите, что делают! – крикнул он возмущенно.
Мы тоже поднялись и направились было на корму, но Матвеев уже возвращался.
– Видите, что придумали! – сказал он, показывая рукой на «Снэрка». – Шлак сбрасывают за борт. Засоряют гавань. Ну за это они ответят! У себя в Лондоне или Глазго они так не делают, а у нас, думают, можно.
Засорять гавань строго-настрого воспрещается. Даже мы, соломбальские мальчишки, хорошо знали об этом и никогда не бросали камней в гавань. А англичане здесь, в Мурманске, высыпали в воду полные кадки шлака. Выбрасывать шлак можно только в указанных местах на берег или в море.
– Ничего, мы их научим нас уважать! – Матвеев решительной походкой направился в кают-компанию.
