Поединок в горах - Смирнов Виктор Васильевич (читать книги без регистрации полные TXT) 📗
— Между прочим, у нас такая работа, что нервные не выдерживают, — говорит Петюк, не глядя на меня.
Пугает. Хочет, чтобы я сразу признал его авторитет.
— Со смертью сутками, как дитя с матерью, — добавляет он. Рубль длинный, а жизнь короткая.
— Я в армии взрывчатку возил, — говорю я тоже как бы невзначай. — Потом два года на «четвертаке».
Петюк крутит настройку транзистора. «Вы рождены для неги томной», — поет приемник. Рев грузовика заглушает голос.
— На квартиру советую пойти к баптистке Фене: угол имеется свободный. Заеду утром. Будь бай, — Петюк соскакивает со ступенек.
Солнце уже поднялось над горами. Куда ни повернись — лесистые сизоватые громады, а на самой вершине изломы хребтов, присыпанные снегом. Поселок лежит на дне каменной чаши.
Собственно, весь Козинск — одна длинная улица, вытянувшаяся километров на пять вдоль шоссе. В ширину поселку расти некуда. Горы, как две ладони, держат в пригоршнях шоссе и дома.
Асфальтовая ленточка тракта разрезает шоферскую «столицу», уходит за горы и обрывается там. Но, оборвавшись, не умирает. Разветвляясь на короткие, как щупальца, ухабистые дороги, она дает жизнь новостройкам.
Для меня Козинск чужд и холоден. Я иду по дощатому тротуару, и машины осыпают меня каплями грязи. Здесь гораздо теплее, чем в Иркутске. Говорят, микроклимат.
Один из мальчишек, отчаянно шныряющих по шоссе на самокатах, показывает мне дом тети Фени. Это солидное бревенчатое строение, украшенное деревянными кружевами.
Все в ломе пронизано чистотой и строгостью. «Баптистка Феня», скрестив руки на груди, в упор изучает меня, У нее сморщенное личико с большим ртом и немигающими глазками.
— Сколько за все?
Хозяйка не страдает глухотой, но делает вид, будто плохо слышит. После того как ей скажешь что-то, она долго глядит в лицо, будто хочет раскусить подвох.
— Двадцать.
От баптистки можно было ожидать более христианского отношения. Но я соглашаюсь не раздумывая.
— Не курить, не пить, компанию не водить, — переходит в наступление тетя Феня. — Я человек тихий, религиозный.
— Ладно, — соглашаюсь я и бросаю чемодан на жесткое дощатое ложе в углу избы. — Сойдемся как-нибудь. Где здесь у вас кладбище?
— Кладбищу-у? — переспрашивает хозяйка, по-чалдонски укая. — За мостом, однако. Это тебе зачем?
— Надо.
Улица упирается в шумливую речушку. На том берегу белеют кресты. Кладбище открывает передо мной ряды фанерных и бетонных обелисков со звездочками. Кое-где у подножья их вставлены автомобильные рули. Березки склоняют над могилами голые ветви.
Девушка в коротком коричневом полушубке — тонкая талия подпоясана ремешком — проходит мимо, опустив голову и чуть было не наткнувшись на меня. Я едва успеваю посторониться. Горе ведет ее меж могил, как поводырь.
Я нахожу песчаный холмик, где нет пожухлой травы. Фанера, из которой сколочен обелиск, успела потрескаться.
— Здравствуй, Жорка, — говорю я.
Фотокарточка под стеклом пожелтела и съежилась. Я знаю эту карточку. Это я снимал Жорку три года назад.
Теплый ветер съедал тогда последний снег на сопках. Жорка воткнул в петлицу клейкую веточку с лиловыми цветами. С нами была Галочка, бетонщица с Иркутской ГЭС.
Мы прошли к Ангаре, чтобы посмотреть, как всплывает донный лед. В воде дрожали белые облака. Шуга уже прошла, но там, в речной глубине, шла таинственная весенняя работа. С плеском и фырканьем выскакивали на поверхность огромные глыбы льда, оторванные течением от донных валунов.
Каждый раз, когда выскакивала льдина, Галочка вздрагивала и прижималась К Жоркиному плечу. И каждый раз я ощущал укол ревности. Мне нравилась Галочка.
— Ну-ка, щелкни, — попросил Жорка и протянул мне «ФЭД».
Потом в разгаре душного сибирского лета ко мне пришла заплаканная Галочка и сказала, что Жорка не хочет с ней встречаться, чтобы не ссориться со мной и не нарушать дружбу. Она просила меня поговорить с Жоркой. Я поговорил, а Жорка оборвал меня и назвал слюнтяем. Такой уж он был странный и резкий парень. С Галочкой никто из нас больше не виделся. А снимок остался у Жорки. Эх, Жорка…
Я нагнулся, чтобы подравнять холмик, и заметил, что моей заботы не требуется. Кто-то следил за могилой. У обелиска лежал букетик подснежников.
Случается так в осенние дни, когда первые заморозки сменяются оттепелью, что вновь зацветают подснежники, обманутые возвращением солнца. Я поднял букет. Тонкие мохнатые стебли были перевязаны голубой ниткой. Цветы еще не успели завянуть. Кто-то совсем недавно принес их сюда. Неведомый друг.
Кроме девушки в коричневом полушубке, я никого не видел на кладбище. Может быть, она как раз и есть тот человек, которому я могу довериться и разорвать, наконец, завесу одиночества, встретившую меня в чуждом, неуютном Козинске?
Она, наверно, знала Жорку, многое может рассказать…
Одним прыжком перемахиваю через изгородь и скатываюсь с откоса к мостику. Шоссе лежит впереди ровное, как линейка, поблескивая под солнцем, и далеко, у ворот автобазы, я вижу тоненькую фигурку девушки. Теперь уж я не потеряю ее.
С грохотом, высекая искры цепью заземления, меня обгоняет бензовоз. Девушка поднимает руку. Машина тормозит, раскрывается дверца, и через минуту на шоссе нет ни девушки, ни бензовоза.
Кто она? Где ее искать? Я останавливаюсь, чтобы перевести дыхание. Занавес неожиданно опустился, поставив точку в этой короткой немой сцене. Я снова один…
Букет подснежников
— Интеллигенция! — ревет зычный голос. — Вставай материальные ценности производить!
Кулаками растираю глаза и, наконец, вижу перед собой долговязого парня в кожанке. Ага, Петюк.
Одеваюсь с виноватой поспешностью. Мой наставник насвистывает и крутит транзистор.
На улице льет дождь. Еще совсем темно. Ни гор, ни неба, ни дороги — ничего не видно.
Рядом с избой, светя подфарниками, дружелюбно рычит новенький ЗИЛ. В кабине пахнет краской. Диктор из пластмассового ящичка, висящего на боку у Петюка, рассказывает об урожае мандаринов.
В лучах фар несутся косые струйки дождя. Петюк ведет машину на большой скорости, уверенно и дерзко.
У диспетчерской мы останавливаемся, и я иду вместе с Петюком посмотреть, как здесь оформляют документы.
У окошка толпятся шоферы в замасленных спецовках, воздух насыщен запахом бензина и табака. Петюк со своей курточкой и транзистором здесь прямо-таки «стиляга». Кого-то он хлопает по плечу, кому-то сдвигает на нос кепку, но многие не здороваются с ним. Завистники, наверно.
Петюк протискивается через толпу и через несколько минут возвращается с путевым листом.
— Поехали!
— Петюк везде без мыла пролезет, — бросают из очереди.
Мой наставник оборачивается: кто подал реплику? Это молодой парень, румяный, широкоплечий, со спокойным и умным лицом. Петюк выходит из диспетчерской, не ответив.
На погрузочной площадке мы цепляем к нашему тягачу полуприцеп, на котором, привязанный тросами, стоит трактор. Уже светает, когда выезжаем на шоссе. Темные горы проступают из сетки дождя. Дорога, вся в свинцовых лужах, ведет машину все выше к перевалу. Щетки смахивают морось со стекла.
Здорово это — снова вернуться к баранке. Забываются все вчерашние неурядицы. Я люблю автомобили, и езду, и дорогу, бегущую под колеса. Кажется в такие минуты, что нет ничего, чего бы не мог совершить. Ты хозяин всего окружающего — рек, полей, гор, деревень, встречающихся на пути.
Не зря Жорка так ценил свою профессию и остался ей верен до конца…
— Эй, Василий! — толкает локтем Петюк. — Гляди, примечай, ведь сам ездить будешь.
ЗИЛ лезет в гору. Петюк утопил педаль акселератора, но двигатель задыхается, пора переходить на низшую передачу. Петюк бесшумно, с короткой прогазовочкой, переключает рычаг. Ни рывка, ни скрежета. В кошачьих ловких движениях чувствуется большой мастер.
