В Курляндском котле - Автомонов Павел Федорович (читать полные книги онлайн бесплатно .TXT) 📗
На пятый день нашего отдыха вместе с подполковником, направившим нас в эту деревню, приехал начальник разведки. Поздравив нас с награждением боевыми орденами за образцовое выполнение задания и спросив, как мы проводим время, как себя чувствуем, он сказал:
— Я говорил с командующим о вашем отпуске; конечно, вы имеете на это право, но пока отпуск придется отложить. Боевая обстановка в Прибалтике сложилась так, что необходимо быстрее ликвидировать вражескую группировку. Для успеха операции решено выбросить в тыл врага небольшую разведывательную группу.
Мы молчали.
— Куда лететь, товарищ полковник? — спросил, наконец, Зубровин. — Пожалуй, мы не успеем выброситься, как Советская Армия нас «освободит».
— Дело будет жаркое, товарищи, и трудностей встретите немало, — сказал полковник. Он достал из планшетки карту и раскинул ее. — Лететь придется сюда, в Курляндию, — добавил он.
Что я знал о Курляндии? Очень мало. В школе о ней говорили, когда шла речь о незамерзающих портах Лиепая и Вентспилс. Теперь, рассматривая карту, я ничего не мог сказать об этой земле.
— Курляндия, или Курземе, как она называется по-латышски, представляет сейчас очень важный плацдарм, — говорил между тем полковник, знакомя нас с заданием. — Там много дорог, почти на каждом километре жилые строения — хутора. Как видите, полуостров острым клином входит в море. Сейчас этот клин отрезан советскими войсками. По далеко не точным данным, в Курляндии находится до тридцати гитлеровских дивизий, а также враждебная Советской власти часть латышской и эстонской буржуазии, сотрудничавшей с гитлеровцами во время оккупации ими Прибалтийских советских республик и бежавшей теперь от гнева своего народа.
Слушая полковника, я мысленно представил себе этот «котел». С суши он плотно закрыт нашими войсками, с моря — открыт. Враг имеет в своем распоряжении порты, через которые он может сообщаться с портами Восточной Пруссии и всей Германией.
— Нам надо знать, что делается в этом «котле» у гитлеровцев, а для этого необходимо забросить туда наших людей, имеющих опыт разведывательной работы в тылу противника. Командование фронта считает, что ваша группа может выполнить это ответственное задание, — добавил полковник, закончив свои объяснения.
Наступила тишина. Предложение полковника было так неожиданно и так не вязалось с нашими недавними планами об отпуске, о свидании с близкими, что в первые мгновения каждый из нас не знал, что сказать.
Зубровин стоял у окна и мельком то и дело поглядывал на Колтунова, будто ждал, что тот должен заговорить первым.
— Я лечу, — нарушив молчание, громко сказал Агеев. Он бросил на пол окурок папиросы, и придавил его ногой.
— Дельно сказал, Алеша! Надо, так надо, — повернулся на каблуках Колтунов и добавил: — Летим!
— Что же, дорога знакомая, — сказал Зубровин. — А ты, Виктор? — он вопросительно посмотрел на меня.
Вот уже в четвертый раз за время войны я попадаю в такое положение, когда решительный шаг зависит от меня самого. Я вспомнил слова отца, сказанные в предсмертный час нам, его сынам, трем хлопчикам: «Не думайте, сыны мои, что вы слабее, неразумнее, чем все люди. Не думайте, что вы и лучше других. Знайте всегда себе цену и молчите о ней. Идите за лучшими, и тогда каждый скажет, что вы — люди…»
— Какая же вы разведывательная группа без радиста? — говорю как можно спокойнее, но чувствую, что голос у меня немного дрожит. Заканчиваю решительно: — Лечу!
— Я был уверен в том, что вы согласитесь, — улыбаясь, сказал полковник. — Остается от всей души пожелать вам успеха. Завтра к вам прибудут двое товарищей латышей, — они полетят с вами. Желаю возвратиться на Большую землю живыми и здоровыми. Вылет ваш в тыл врага назначен на десятое октября, к этому числу будьте готовы.
На следующий день к нам прибыли новички.
Константин Озолс назначен к нам в качестве заместителя командира группы. С первой же встречи мы полюбили этого толстяка-латыша. Был он так неуклюж и так грузен, что в хате, где мы жили, дрожал пол от его тяжелых шагов. Озолс любил петь. Пел он и латышские и русские песни, размахивая, точно дирижируя, при этом своими огромными руками. Особенно он любил песню «Сидели мы на крыше». Она имела близкое отношение к его профессии. Озолс — кровельщик, его руками сделаны сотни крыш в разных концах Латвии.
В начале войны Озолс пешком добрался из Риги в Москву, оттуда уехал в Ташкент; там он устроился на работу по своей специальности и получил броню. Но он не мог жить вдали от непосредственной борьбы с врагами, захватившими его родину. В 1943 году Костя оказался в Латвии. Он стал партизаном.
Вторым товарищем, прибывшим к нам вместе с Озолсом, была девушка. Знакомясь с нами, она назвала свое имя — Аустра.
Не знаю почему, но Аустра сказала, что она моя землячка. Внешне она действительно походила на украинку — смуглая, кареглазая. Я попросил Аустру спеть украинскую песню. Она высоким, грудным голосом запела мотив «Реве та стогне Днипр широкий», но слова песни произносить избегала. Тогда я спросил, с чем едят вареники. Аустра засмеялась и покраснела, опустив глаза, как на экзамене.
Аустра явилась к нам не только как боец-разведчик, но и как медсестра. С нею был запас различных медикаментов и даже хирургические инструменты.
Озолс очень хорошо отзывался о ней, но девушка терпеть не могла похвал, даже обижалась на них.
— Как вам, Костя, не совестно смеяться надо мной, — говорила она, услышав похвалу себе.
— Да я вовсе не смеюсь, — досадуя на то, что она не понимает искренности его слов, сердился Озолс. — Ты одна с автоматом полицейскую засаду разогнала.
— Так они же сами после первого «диска» разбежались.
Оказалось, что Аустра метко стреляет, знает ручной пулемет. Костя Озолс и Аустра быстро освоились с положением, и в тот же день, когда они прибыли, мы уже смотрели на них, как на своих.
Десятое октября — мы собираемся в путь… Проверены новые автоматы типа ППШ, получили снаряжение, дожидаемся самолета и — прощай, родная земля!
— Кажется, все, — закончив приготовления, сказал Зубровин, помогая мне застегнуть чехол переданной нам новой радиостанции. — Осталось только родным написать, предупредить, что, мол, если писем не будет, то так это и: надо.
В тот же день Зубровин и Агеев дали мне свои рекомендации для вступления кандидатом в члены Коммунистической партии.
«На третье задание хочу идти коммунистом», — написал я в своем заявлении.
— А когда ты, Ефим, напишешь свое заявление? — спросил Зубровин Колтунова.
О Колтунове не раз говорили мы в нашей группе, когда находились в тылу врага и вовремя отдыха на нашей стороне фронта. Ефим считает, что он мало сделал для разгрома фашистов. Вырос он в Эстонии. До установления Советской власти, при буржуазном правительстве, детям рабочих и крестьян невозможно было учиться. Ефим смог окончить только два класса начальной школы. Он стеснялся своей малограмотности. В боевой обстановке он был находчив, смел, решителен. Мы знали его как отважного разведчика и надежного товарища и всячески старались помочь ему повысить свои знания.
Сейчас на вопрос Зубровина Колтунов прищурил свои веселые синие глаза и улыбнулся:
— Еще разочек слетаем в тыл к фашистам, может, документы дельные добудем или генерала гитлеровского накроем, тогда приду и скажу: «Принимайте, товарищи, учите меня!..»
— Скромничаешь ты, Ефим. Это неплохо. Скромность украшает человека, — сказал Зубровин. — Теперь, братцы, наша задача — боевое задание выполнить на совесть. Все готовы, товарищи? Ничего не забыли? — спросил он.
— Готовы, одно только осталось, — усмехнулся Агеев.
— Что?
— Не спросили у новичков, знают ли они Ленинград? Говорят, кто не знает Ленинграда, тот ничего не знает.
Все рассмеялись.
— Конечно, знаем, — заявила Аустра. — А ну-ну!
— Ленинград… это порт. Красивый город, как наша Рига.
— Не все, — взглянув на девушку, подал голос Колтунов. — Я вроде, как вы, отвечал, когда пришел в группу.
