Флаг Родины - Верн Жюль Габриэль (книги полностью TXT) 📗
Его упорство объяснялось тем, — и мы должны это отметить, — что при распространении прежних изобретений, давших плодотворные результаты, его уже не раз бессовестно обманывали. Ему никогда не удавалось получить вознаграждение, на которое он по справедливости мог рассчитывать, и характер его мало-помалу ожесточился. Тома Рок сделался подозрительным, никому не доверял, ставил невыполнимые условия, настаивал, чтобы ему поверили на слово, и заранее, до всяких испытаний, запрашивал такую огромную сумму, что его требования казались всем неприемлемыми.
В первую очередь француз предложил «фульгуратор Рок» Франции. Комиссии, которой было поручено ознакомиться с его предложением, он объяснил в общих чертах, в чем оно состояло. Дело шло об особом самодвижущемся снаряде, снабженном новым взрывчатым веществом, который приводился в действие с помощью воспламенителя также совершенно новой системы.
Когда этот снаряд, пущенный из некоего неведомого орудия, разорвется хотя бы на расстоянии нескольких сот метров от намеченной цели, то получится такое сильное сотрясение воздушных слоев, что любое сооружение в зоне десяти тысяч квадратных метров — крепостной форт или военный корабль — будет совершенно уничтожено. Изобретение Рока было основано на том же принципе, что и ядро пневматической пушки Залинского, уже испытанной в ту пору, но результаты, полученные Роком, превосходили ее по крайней мере во сто раз.
Если орудие Тома Рока действительно обладало такой мощью, оно могло бы обеспечить его родине полное военное превосходство как в наступлении, так и в обороне. Однако не преувеличивал ли он эту мощь, хотя и прекрасно зарекомендовал себя прежними изобретениями? Этот вопрос могли разрешить только пробные испытания. Но Рок наотрез отказывался проводить испытания, пока не получит миллионов, которые требовал за свой фульгуратор.
Очевидно, еще в ту пору умственные способности Тома Рока пришли в расстройство. Он уже не обладал ясным сознанием и здравым рассудком. Чувствовалось, что он ступил на путь, который постепенно приведет его к настоящему безумию. Согласиться на предложенные им условия было немыслимо, на это не пошло бы ни одно правительство.
Французская министерская комиссия прервала переговоры, и все газеты, даже самые оппозиционные, должны были признать, что это решение правильно. Правительство окончательно отвергло предложения Рока, не опасаясь, что какое-либо другое государство согласится их принять.
Нечего удивляться, что в глубоко потрясенной душе изобретателя, при его все возраставшей болезненной замкнутости, чувство патриотизма мало-помалу ослабело и, наконец, «совсем заглохло. К чести человеческой природы следует еще раз повторить, что в то время Рок был уже душевнобольным. Он сохранил ясность мысли во всем, что непосредственно касалось его изобретения. Тут он нисколько не утратил своего гениального дарования. Зато в самых обыденных жизненных мелочах его психическое расстройство усиливалось с каждым днем, и он становился почти невменяемым.
Итак, Тома Рок получил отказ. Может быть, следовало принять меры, чтобы он не предложил своего изобретения другим… Об этом вовремя не подумали, и напрасно.
Случилось то, что должно было случиться. Под влиянием болезненной раздражительности патриотическое чувство, присущее каждому гражданину, который ставит интересы своей родины выше своих собственных, угасло бесследно в душе оскорбленного изобретателя, Он вспомнил о других государствах, пересек границу, забыл незабвенное прошлое и предложил свой фульгуратор Германии.
Германское правительство, ознакомившись с неслыханными требованиями Тома Рока, тоже отказалось принять его предложение. В довершение всего военное министерство только что провело испытания нового баллистического снаряда и решило пренебречь изобретением французского ученого.
Тогда гнев изобретателя обратился в ненависть, лютую ненависть против всего человеческого рода, — в особенности после новой неудачной попытки договориться с советом адмиралтейства Великобритании. Англичане, как люди практические, не сразу оттолкнули Рока, они пытались прощупать его и сторговаться с ним. Но Рок и слышать ничего не хотел. Его секрет стоит миллионы, он должен получить эти миллионы, или же секрет останется при нем. В конце концов адмиралтейство прервало с ним всякие переговоры.
Вот при каких обстоятельствах, в то время как его умственное расстройство усиливалось с каждым днем, Рок сделал последнюю попытку и обратился к правительству Соединенных Штатов, — это произошло года за полтора до начала нашего повествования.
Американцы, еще более практичные, чем англичане, не стали торговаться, ибо, полагаясь на славную репутацию французского химика, верили в исключительную мощность „фульгуратора Рок“. Справедливо считая Рока гениальным ученым и объясняя его странности болезненным состоянием, они приняли особые меры, рассчитывая расплатиться с ним позднее по умеренной цене.
Так как Тома Рок обнаруживал явные признаки помешательства, власти сочли благоразумным, в интересах самого изобретателя, запереть ученого в больницу.
Как известно, Рока поместили не в сумасшедший дом, а в лечебницу Хелтфул-Хаус, где имелись все необходимые условия для излечения его болезни. И тем не менее, несмотря на самый заботливый и внимательный уход, цель до сих пор не была достигнута.
Повторим еще раз, — здесь важно подчеркнуть эту особенность, — Тома Рок, несмотря на свою невменяемость, приходил в сознание всякий раз, как речь заходила о его изобретениях. Он оживлялся, говорил твердо и авторитетно, как человек, уверенный в себе, и невольно внушал уважение. В порыве красноречия ученый описывал изумительные качества своего фульгуратора, его поистине необычайную разрушительную силу. Что же касается взрывчатого вещества и воспламенителя, входящих в их состав элементов, секрета их изготовления, — об этом он хранил молчание, и ничто не могло заставить его проговориться. Раз или два, во время буйного припадка, тайна, казалось, готова была сорваться у него с языка, и врачи уже приняли меры предосторожности… Но напрасно. Хотя Рок и утратил инстинкт самосохранения, он все также бдительно охранял свое открытие.
Флигель N17 в парке Хелтфул-Хауса находился в саду, окруженном живой изгородью, где Тома Рок мог прогуливаться под наблюдением своего смотрителя. Последний жил в том же флигеле, спал в одной комнате с пациентом и охранял его днем и ночью, не отлучаясь ни на час. Во время галлюцинаций, которыми обычно страдал больной, при переходе от бдения ко сну, смотритель подстерегал его бессвязные слова, прислушиваясь даже к бреду спящего. Этого человека звали Гэйдон. Узнав вскоре после заточения Тома Рока, что в Хелтфул-Хаусе требуется служитель, хорошо знающий французский язык, он предложил свои услуги и был приставлен к новому пациенту в качестве смотрителя.
В действительности же Гэйдон был французским инженером по имени Симон Харт, уже несколько лет состоявшим на службе в одной из химических фирм в Нью-Джерси. Это был человек лет сорока, с широким лбом, с суровым и решительным лицом; во всем его облике чувствовалась энергия и вместе с тем сдержанность. Весьма сведущий в различных вопросах, касающихся современного вооружения, а также изобретений и усовершенствований, способных увеличить его мощь, Симон Харт был знаком со всеми открытиями в области взрывчатых веществ, количество которых достигало в ту пору более тысячи ста, и потому не мог не оценить по достоинству такого человека, как Тома Рок. Веря в силу и значение фульгуратора, он не сомневался в том, что изобретатель владел секретом снаряда, способного совершенно изменить условия как оборонительной, так и наступательной войны на суше и на море. Он знал, что безумие пощадило научные идеи больного, что в частично расстроенном мозгу еще брезжило сознание, еще горело пламя, пламя гения. Тогда Симон Харт подумал: если во время припадка ученый выдаст свой секрет, то изобретением француза может воспользоваться не Франция, а чужая страна. И он тут же принял решение наняться служителем к Тома Року, выдав себя за американца, в совершенстве владеющего французским языком. Под предлогом неотложной поездки в Европу он уволился со службы и переменил имя. Короче говоря, благодаря удачному стечению обстоятельств его предложение было принято, — и вот уже пятнадцать месяцев Симон Харт состоял смотрителем при пациенте Хелтфул-Хауса.
