Адам Борут. Начало (СИ) - Перунов Антон (читать книги без сокращений .TXT) 📗
Последний раз Войко видел ее три месяца назад. Они с князем прибыли тогда ненадолго после годового отсутствия, и Войко был потрясен переменами, произошедшими в Василине. Шустрая девчонка, с угловатыми манерами, веселая и неистощимая на придумывание каверзных проделок, превратилась в настоящую красавицу. Княжич помнил, как оробел, увидев ее. Как смотрел во все глаза, привыкая к ее новому облику, не смея, как раньше назвать ее Василинкой. А она, насмешливо глядя на него сквозь полуопущенные ресницы, подошла сама, протягивая руку для поцелуя.
Эти три дня он провел как в тумане, постоянно находя повод, чтобы увидеть ее. Василинка не была против, но ни разу не подала ни одного знака, что ей это приятно, и что он может рассчитывать на что то большее. Она была мила со всеми, расточала улыбки направо, налево, словно не замечая, какие страдания испытывает ее верный рыцарь.
То, что он уже тогда считался самым лучшим воином, из всего ее окружения, несомненно, льстило ее самолюбию. И она благосклонно поглядывала на его неумело-робкие попытки сделать ей что-то приятное. Войко гордился тем, как легко давалось ему ораторское искусство, самообладанию и выдержке его могли позавидовать и старшие. Тактика ведения партизанского боя — даже у князя вызывала одобрение, а уж сколько турки от него натерпелись, сколько их полегло под его не знающей жалости шашкой — и рассказать сложно. А перед ней не мог произнести ни одного внятного слова.
Так и уехал тогда, а она даже не вышла проводить. Заслушалась рассказами какого-то проезжего барончика, глупыми и напыщенными до невозможности — по мнению Войко. И когда он зашел попрощаться, лишь помахала ему рукой, рассеянно улыбнувшись.
Сколько бессонных ночей он провел, представляя, что должен был ей сказать, как вести себя, как ответить на тот или иной вопрос. Только мало было толку в этих мечтах.
Страшные сожаления раздирали грудь — ведь мог же он все сказать ей уже тогда. А теперь уже поздно. Или еще нет? И почему он узнал о женихе только сейчас?
И вот сейчас, когда она снова близко, он теряет ее, не успев увидеть. Его Василинка! А может он успеет, он представит перед ней — вот так, прямо с военного лагеря — в броне и с оружием. Она увидит, как он возмужал, закалился в постоянных боях, узнает, чего он уже достиг, и может быть, отнесется к нему по-другому. Посмотрит не как на мальчишку, готового сломя голову, бежать по любому ее приказу. А как на славного воина, достойного уважения и любви. Да, да, на этот раз, он ей все скажет! Заставит выслушать, даст понять, что он чувствует! Только бы успеть!
Княжич застонал, и в который раз подстегнул коня, пытаясь бешеной скачкой заглушить страшные опасения. А что, если он опоздал! Нет, думать об этом было нельзя, иначе он точно сойдет сума. И Войко старался представить ее дивные глаза, ее беспечную улыбку, заставляющую переворачиваться его сердце, ее потрясающе прекрасные волосы, заплетенные в длинную косу.
Лишь увидев вдали неясные в свете луны очертания замка, вконец измученный мыслями Войко немного придержал коня. Замок высился молчаливой темной громадой, но одно оконце прямо над стеной, в крохотной караульной — светилось тусклым огоньком.
Войко подлетел к воротам, застучал по ним рукояткой кинжала, закричал, чтоб открывали. Стук далеко разнесся в ночной тишине. Где-то наверху заскрипела дверь, и сонный голос стражника, неприветливо спросил:
— Кто такой, что надо?
Войко сходу отличил надтреснутый голос старого вояки — Трохима Кыянца. Прозвище его пошло оттого, что без костыля — кыя, он нигде не появлялся, с тех пор, как получил тяжелое ранение в ногу.
— Княжич Воислав, — выкрикнул Войко. — Трохим, открывай!
Но стражнику, который узнал его сразу, понадобилось не меньше десяти минут, чтобы открыть ворота — видно спускался долго по крутой лестнице, стуча своим костылем..
Когда Войко въехал во двор, стараясь ничем не показать своего нетерпения, весь небольшой гарнизон, оставленный в замке и в основном состоящий из старых воинов, выстроился перед ним неровным строем. Воислав понял теперь причину задержки — гарнизон спал, небось, а перед княжичем надо вид показать. И это — когда турки могут быть на подходе.
Войко спешился, бросив поводья Трохиму, и дальше, у внутренней арки — сразу заметил карету, с запряженными цугом четверкой чистокровных саксонских жеребцов.
Забыв о разносе, который хотел учинить гарнизону, Войко отрывисто спросил:
— Карета — чья?
Трохим выдвинулся вперед, произнес почтительно:
— Так это, княжич, гость, Годфрид Гольдханд, барон, уезжает. С невестою.
Войко мгновенно вспомнил того барончика, что при его отъезде, Василинку развлекал, нахмурился, чувствуя, как ярость охватывает его.
— Где он? — выслушав по-военному короткий и четкий ответ старого воина, распорядился, — о коне позаботься!
Он махнул рукой и зашагал к входу правого крыла замка. Именно там обитала Василина, когда он был здесь последний раз. У дозорных о ней спрашивать не стал — не пристало. И потому, шел быстро, перешагивал через две ступеньки, поднимаясь на высокое крыльце. Дверь распахнулась, едва он подошел к ней. Из-за нее показался барон, облаченный в латы, а за ним девушка, закутанная в темный плащ. Капюшон скрывал ее лицо, но Войко мгновенно узнал свою Василинку.
Он замер, впиваясь в нее взглядом, о бароне старался не думать, боясь не сдержаться. Удивился, что княжна, ахнув, отступила на шаг. Факелы в коридоре потрескивали и чадили, давая неровный свет, отчего на стенах плясали причудливые тени. Войко подумал, что остался неузнанным в этом полумраке, да еще в броне, по сравнению с которой тяжелые латы барона смотрелись громоздко и напыщенно. Княжич снял с головы шлем и, стараясь говорить спокойно, произнес:
— Здравствуй, пани, не признала меня?!
Девушка вздрогнула от звука его голоса, потом откинула капюшон.
— Войко? — произнесла она удивленно и растерянно.
Он обрадовался. Она редко называла его так, только когда умаслить хотела. Или когда забывалась от сильных переживаний, что случалось нередко, но только давно — когда они были младше. Все это промелькнуло в его сознании, пока он делал к ней шаг.
— Приехал повидать тебя, — произнес он, не зная как приступить к волнующему разговору.
Она молчала и он, наконец, решил обратить внимание на ее дорожный костюм:
— Куда вы уезжаете, княжна? — воскликнул он, — дороги кишат бандитами и турками.
И тут же вспомнил слова Трохима: «…барон, уезжает. С невестою».
Княжичу показалось, что мир вокруг рушится, разбивается на тысячи мелких осколков. Он, не раз с улыбкой встречавший опасность, сжал кулаки, не отрывая глаз от прекрасного лица.
— Княжна Василина — моя невеста, — произнес вдруг молчавший до этой минуты барон и, сделав шаг, заслонил Василину своим телом. Он улыбнулся, глядя на Воислава с едва заметным торжеством.
— Уйди, — одними губами произнес княжич.
Барон улыбаться перестал, но не сдвинулся с места, отрицательно качнув головой:
— Не вмешивайся, княжич, опоздал ты!
Войко вспыхнул, глядя на барона яростным взглядом, рука сама легла на рукоять шашки.
— Уйди, барон, — тяжело дыша, произнес он.
Немец побледнел, но не отступил, понимал, что ничего ему русин не сделает в присутствии женщины. Войко легко догадался о его мыслях, улыбнулся страшной улыбкой, потянув клинок из ножен.
Но тут Василина обогнула барона, буквально вклинившись между ними, положила нежную ладошку на руку Войко.
Княжич вздрогнул, опустил глаза, приходя в себя. Не мог оторвать взгляда от ее маленькой ручки, которая одним своим прикосновением рождала в нем и невообразимую нежность, и жаркий огонь в крови.
— Мы помолвлены, княжич, это правда, — мягко сказала она, — и потому — уезжаем. Охрана барона здесь в замке. Они нас сопровождают. Князь обо всем знает.
Войко продолжал молчать, стоя на ее пути, глядя на нее с такой страстью и отчаяньем, что Василина вспыхнула, отдернула руку.
