В чужом ряду. Первый этап. Чертова дюжина - Март Михаил (читать книги онлайн бесплатно полные версии TXT) 📗
Он косо посмотрел на конверт с пятью сургучными печатями, лежащий на столе, и прикинул, сколько тонн золота весит эта бумага. Не меньше восьми. Кремлевские мечтатели не способны жить без колымской кормушки. Безголовые утописты, жрущие корм с корявой ладони параноика, сытые и самодовольные псы, шуты, отплясывающие под гармошку на радость изувера и садиста. Чтоб вам всем ни дна ни покрышки, поганые недоноски!
В дверь постучали, и на пороге появился Харитон Челданов. Белограй вспомнил, как меньше года назад он точно так же вошел в этот кабинет, застав генерала Петренко в полусознательном состоянии с предсмертным испугом на лице и глазами, молящими о помощи. Не дождетесь! Его таким никто не увидит. Первую пулю пустит в лоб своему медведю, вторую — в свой.
Челданов увидел на столе конверт и все понял. Без длинной шинели, в штатском костюмчике и с рыжей бородкой он походил на глупого щуплого эсера, какими их принято изображать в кино. Пенсне не хватало. Чучело гороховое. А жена — жар-птица. Не жизнь, а страшная сказка с плохим концом.
— Читай приговор, полковник.
Белограй встал и подошел к книжному шкафу. За собранием сочинений Ленина стоял графин с водкой и стаканы. Чего бы он стоил, не зная заначек своих подданных.
Разлив водку, генерал вернулся к столу и поставил второй стакан перед Челдановым.
— Выпьем для храбрости.
Выпили. Полковник распечатал конверт и достал послание.
После сухих поздравлений с Новым годом и успехами в социалистическом строительстве началась деловая часть. Помимо планового задания в пятьдесят тонн золота, новые требования: три тонны к 15 мая, три тонны к 15 августа, три тонны к 15 ноября. И, как насмешка, в конце приписка: «Успехов, товарищи!»
— Тащи графин из шкафа, Харитон, и садись. Думу думать будем.
— А что тут думать, Василь Кузьмич. Стенка, она и в Африке стенка. Больше полтонны к весне не нароем. Полторы в год, если на золотую жилу не нарвемся. Нет тут жил. Самородочек в сто карат, и тот музейная редкость. План в пятьдесят тонн далек от реальности. Наши вожди живут прошлым.
Осушили графин до конца, но водка не брала.
— Голь на выдумки хитра, Харитон. Почему бы нам чукотскую пушнину американцам за золото не продавать? Выставим кордон у мыса Провидения и установим контроль.
— Это сколько же пушнины надо! Песцы стадами не бродят. Да и кордон выставлять не из кого. У меня по одному солдату на две сотни зеков.
— Вход в бухту сторожевиком закрыть можно, вид у него внушительный.
— А что, в самый раз. К середине мая его приведут в божеский вид, плюс недели три ходу до мыса Провидения. А сколько золота дадут американцы за один присест?
— Плату вперед потребуем за два года. Идея бредовая, но где одна там и другая рождается. У нас, Челданов, четыре месяца впереди.
— Сто двадцать дней жить осталось.
— Может, и так. Вот только паникеров я не люблю, полковник.
— Паникуют от страха, товарищ генерал. Я мимо страха в гражданскую проскочил, рубанув по нему шашкой. С тех пор он мне на пути не встречался.
— Верю. Найдешь мне, Харитон, десятерых человек. По количеству одиночек в центральной больнице. Откормишь, вылечишь, на ноги поставишь.
— Зеков? По какому принципу?
— Есть детская загадка, Харитон. Старый охотник собрался переправиться на другой берег широкой реки. Лодочка у него была дряхлая, маленькая и ненадежная, едва одного старика на плаву держала. А в хозяйстве охотника имелся волк, коза да кочан капусты. Как их переправить на другой берег, если взять с собой можно только что-нибудь одно? Возьмешь капусту, волк козу сожрет, возьмешь волка, коза капусту сожрет?
— Козу надо брать. Волк капусту не жрет.
— Где же твоя дальновидность? Ведь ему предстоят три ходки. Кого брать следующим? По этому принципу и людей подбирай. Контрика и вора, еврея и татарина, интеллигента и бывшего чекиста, попа и христопродавца. Принцип простой. Ни один из них не пойдет на сговор с другим.
— Горазды вы, товарищ генерал, задачки сочинять.
— Ничего. Елизавета Вторая с ней легко справится. Она и в интригах сильна, и в психологии, да и опыт имеет немалый. Ты ей доверь эту работу.
— Но она же…
— Брось, Харитон! Игры кончились. Пора к обороне готовиться. А ты займись центральной больницей. Обеспечь ее всем, что есть в запасе. Хватит казенным спиртом глотку полоскать. Все склады опустоши, все раздай. Нам нужны здоровые зеки, крепкие руки. О завтрашнем дне другие думать будут. Лес рубить только на обогрев лагерей. Зима нас ждет лютая.
— Тогда нам и до весны не дожить.
— Доживем. Всю имеющуюся технику — в лагеря. Туда, где в ней больше всего нуждаются, в сопки. Теплую одежду раздать. Сам склады проверю. Кладовщиков и снабженцев на легкие работы определить. Чукчей обложить данью, по сорок килограммов оленины с чума. У эвенков конфисковывать треску. Установи нормы.
— Что с вами, Василь Кузьмич?
— Революцию начинаем. Донос строчить не рискнешь, меня не станет, ты за все ответ держать будешь, и за девять тонн золота в первую очередь. В следующем году нам на шею повесят довесок потяжелее. Аппетиты у Политбюро непомерные.
Раскраснелся генерал, то ли от водки, то ли от нахлынувшего энтузиазма.
Уходили усталыми, бал давно завершился, только конфетти да серпантин остались на полированном паркете.
Г Л А В А II
Конкурс смертников
1.
Вьюга, пурга — свист в ушах и непроглядная белая молоканка перед глазами. Две пары саней, запряженные тройками, уперлись в деревянные ворота лагеря. Безликую молоканку разбавлял кумачовый транспарант, рвущийся на ветру: «Превратим Востлаг в единый стахановский коллектив».
Ворота открылись, но лошади не тронулись с места. Из лагеря на санках вывозили трупы, завернутые в тряпье, из-под которого торчали голые синие ноги. Охранник подходил к каждому телу и трижды протыкал его длинной узкой спицей, после чего давал отмашку и солдат выкатывал санки за ворота. Сколько их вывезли, никто не считал. Дорога освободилась. Три легких тройки с бубенчиками въехали на территорию зоны, ворота закрылись.
Территория просматривалась до первых бараков, а дальше утопала в размытой белизне. Из административной избы, что стояла справа от ворот, повыскакивало лагерное начальство. Кто-то бил огрызком трубы в рельс, оповещая зону о пересменке. Кучер спрыгнул в снег и подал руку закутанному в тулуп человеку, сидевшему под брезентовым навесом. Из другой кибитки выпрыгнули люди с автоматами — в полушубках, в ушанках, завязанных тесемками под подбородком, с закутанными лицами. Снег лежал глубокий, рыхлый. Ноги утопали по колено. Один из автоматчиков поднял выбравшегося из-под навеса пассажира на руки и еще глубже утонул в снежном пуховике. С тяжелой ношей он не мог сделать и шага. К крыльцу выстроилась цепочка из автоматчиков, и ценный живой груз передавался из рук в руки, пока нога в нерповых унтах самостоятельно не ступила на деревянный настил скрипучих ступеней. Кокон ожил и двинулся к распахнувшимся перед ним дверям, из которых валил пар.
Выстроенная в шеренгу команда держала руки под козырек. В сенях кокон скинул с плеч тулуп и превратился в нечто необычное и очень изящное: высокую, стройную брюнетку, волосы убраны в пучок, кожаная куртка, ремень с кобурой, кожаные галифе, через плечо небрежно перекинут кашемировый шарф. Команда вернулась в избу, двери захлопнулись. Минуту пробыли на крыльце, а гимнастерки успели задубеть.
Лейтенант встал перед кожаной дамой по стойке смирно и осипшим голосом попытался отчитаться, но переливающаяся на свету, словно сизое крыло ворона, кожаная рука отмахнулась:
— Молчи, Пинчук. Почему норму не выполняешь?
— Вырубаем последний пласт, товарищ Мазарук. Глубже и дальше идти нельзя. Порода осыпается, подпорки уже не спасают, семерых придавило. У меня инструментов вдвое больше, чем людей, а год назад за каждое кайло дрались.
