Ржавый капкан на зеленом поле(изд.1980) - Квин Лев Израилевич (читать книги онлайн без регистрации txt) 📗
Дома меня ждал сюрприз. Инга, услышав звяканье ключа, сама открыла дверь.
— А у нас гости! — произнесла она по-немецки.
Фрау Элизабет Фаундлер из Южного Тироля со своей вертлявой собачкой Альмой!
— Извините, господин… Ах, у меня всю жизнь ужасная память на фамилии!
— Ванаг, с вашего позволения.
— Да, господин Ванаг! Я не стала ждать приглашения, как видите. Вы бы меня все равно не пригласили…
Я сделал протестующий жест.
— Ах, пригласили бы? Тогда тем более. Я лишь чуть-чуть опередила события, не так ли? Все дело в том, что после того, как я познакомилась с живым русским господином, мне вдруг до смерти захотелось поглядеть на живую русскую барышню. Жить через стенку и не познакомиться — это же такая мука! И я решила: зачем мне мучиться? Пойду и приглашу их на свой яблочный штрудель.
Темпераментная старушка мало походила на ровных, чуть вяловатых венцев. Те так легко не заводили знакомства, а уж пригласить к себе…
— К сожалению, — сказал я вполне искренне, — к сожалению, через несколько часов мы уезжаем.
— Уже знаю. Ах, старая кочерга, нет чтобы вчера вас пригласить! А то промучилась целый день: удобно, неудобно… Даже ночью плохо спала… А у вас замечательная дочь. Такая образованная барышня. Она мне прямо раскрыла глаза. Этот Евгений Савойский!.. Я всю жизнь чувствовала здесь какой-то подвох. Явиться сюда без штанов и через какой-нибудь десяток лет стать богатейшим на земле человеком!.. Нет, с честными людьми такого никогда не случается!..
Она ушла, пожелав доброго пути и взяв с нас честное слово, что, вернувшись, мы непременно отведаем ее штруделя.
— Что ты там наговорила ей про Евгения Савойского? Насколько мне помнится, не далее как утром у тебя звучала совсем другая песня.
Если Инга смутилась, то на один лишь миг.
— Обыкновенный прокол, отец! Оказывается, одно дело — прочитать и совсем другое — увидеть собственными глазами.
— Ах, ты его увидела? Ну как он там, старина Евгений, в добром ли здравии?
— Спасибо, более чем! — Она метнула в меня синие молнии. — Привет просил передать… А если без шуток-прибауток, то окружение, обстановка, мебель, всякие носильные вещи могут сказать о человеке не меньше, чем личное знакомство.
— Другими словами, тебе не понравилось ложе, на котором он почивал, и отсюда ты сделала вывод, что это несносный тип.
— Знаешь что, отец!.. Давай либо серьезно, либо вовсе не будем говорить.
— Ну, давай серьезно. Чем именно разочаровал тебя Бельведер?
— Сам дворец не разочаровал меня ничуть! Роскошное место. Но о бывшем своем владельце объективно свидетельствует не с лучшей стороны. Авантюрист, нувориш, показушник… И вообще чувствую, хватит с меня всяких дворцов! Надо переключаться на храмы божьи.
Новый вираж!
Ничего подобного, стала с жаром доказывать Инга. Никакой не вираж. Дворцы интересовали ее не сами по себе, а лишь с точки зрения истории культуры. Но, как выяснилось к ее глубокому разочарованию, чаще всего они выражают только личные вкусы своих владельцев. Конечно, и вкусы эти не свободны от модных течений времени. И все-таки… Каприз заказчика — и вдруг среди строгой готики ни с того ни с сего возникает чистейший греческий эпиталий или даже египетский усеченный обелиск. Не говоря уже о внутренних интерьерах. Чего там только не наворочено!
Другое дело церкви. Они строились для народа, так сказать для массового потребления, и в этом отношении на их создателей никакого нажима не оказывалось. В результате свою эпоху церкви выражают куда свободней, точнее и чище, чем дворцы.
Моя увлекающаяся дочь опять ошибалась. Логика ее рассуждений была лишь поверхностной, кажущейся. Уже само назначение церкви как места молений соответствующим образом воздействовало на строителей. Не говоря уже о том, что заказывали и принимали готовое тоже определенные лица со своими вкусами и взглядами. Недаром же из церквей нередко изымались картины одних мастеров, чем-то не понравившиеся духовным пастырям, и заменялись другими, несравненно более худшими.
Но стоило ли с ней спорить? Дворцы ли, церкви ли — какое это имеет значение! Инге интересно, она «при деле» — вот основное. Пройдет «церковный период», настанет какой-нибудь другой: живопись-модерн или прикладная графика.
Главное — ей не скучно, ну и с ней тоже не соскучишься.
Мы начали собираться, и тут вдруг прикатил на своей поджарой, как гончий пес, «шкоде» Вальтер — отвезти нас на вокзал.
Этого мы никак не ожидали. Даже Ингу тронула его внеплановая любезность.
— А что же ваш распорядок дня, дядя Вальтер?
— По распорядку дня сейчас послеобеденный сон на служебном месте!
— рассмеялся Вальтер. — А как раз сегодня ночью я прекрасно выспался.
Мы захватили с собой в поездку немного вещей — сумку и небольшой чемодан. Он не дал нести Инге чемоданчик — взял у нее из рук.
— Не надо, дядя Вальтер, мне не тяжело.
— Давай, давай! У нас еще нет равноправия женщин.
Хвосты торчали на своих постах, только поменялись местами. Чесучовый костюм околачивался теперь у двери подъезда, гитара устроилась у витрины с тканями.
Мы уселись в «шкоду». На заднем сиденье было тесновато — мне пришлось прижать к дверце колени.
Вальтер завел мотор.
«Хвосты» не проявили ни малейшей тревоги по поводу моего отъезда. Я долго следил за ними в заднее стекло. Они спокойно оставались на своих местах, пока не исчезли из моего поля зрения. Черного «мерседеса» с красными сиденьями тоже нигде не было видно.
Идиллия в отношениях Вальтера и Инги продолжалась недолго. Они поцапались еще в машине. Поводом послужил все тот же Евгений Савойский. Вальтер без особого интереса, просто так, из любезности очевидно, снисходительно поинтересовался, где побывала Инга сегодня.
— В Бельведере, — ответила она лаконично.
— Ну и как?
— Интересно.
По ее тону я определил, что она не склонна к разговору. Но Вальтер этого не почувствовал и в своей обычной ровной, с поучающими интонациями манере стал популярно разъяснять, чем примечателен Бельведер. При этом он, естественно, не преминул упомянуть и Евгения Савойского, назвав его великим.
Этого хватило, чтобы Инга тотчас же полезла в бутылку.
— А по-моему, он просто авантюрист, мародер и мерзкий мстительный человечек.
«Шкода» чуть притормозила — только этим Вальтер и проявил свою реакцию.
— В самом деле? — спросил довольно безразлично. — И ты можешь это доказать?
— Пожалуйста! — Инга, не задумываясь, стала перечислять. — Освободил Венгрию от турецкого ига и тут же навязал другое, австрийское — раз! Потопил в крови народное восстание в Нидерландах — два! Из чувства мести французам, которые когда-то не захотели взять его в армию, затеял гнусную войну за «испанское наследство» — три! Половину всего захваченного австрийской армией прикарманил лично себе — четыре! Весь Бельведер выстроен на награбленное!
— Нравы времени, — удалось вставить Вальтеру.
Он только подлил масла в огонь.
— Да? Джонатан Свифт, между прочим, жил в то же время. И Ньютон! И Дидро! Вот какой диапазон у ваших «нравов времени». Так что ссылка на них неосновательна и отвергается.
Я не удержался:
— Браво, Инга! Двадцать копеек!
— Что это значит? — удивленно повернулся ко мне Вальтер; «шкода» как раз стояла возле светофора в ожидании зеленого света. — Какие двадцать копеек?
— Шутливое выражение одобрения.
— Так ты одобряешь?.. Удивительно! А австрийцы, между прочим, считают принца Евгения Савойского величайшим деятелем в своей истории.
— Австрийцы считают! — тут же ухватилась Инга. — Какие австрийцы? Все до единого? Вот вы, прогрессивный австрийский ученый, марксист, тоже так считаете?
— А ты, передовая советская студентка, комсомолка, разве не считаешь царя Ивана Грозного великим деятелем русской истории? — перешел Вальтер из обороны в наступление.
— Ивана Грозного? Шизофреником я его считаю! Шизофреником и сыноубийцей. Великий деятель — это прежде всего великий гуманист!
